Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011

плетомая мною корзина,
в корзине вселенная вся.

Земля моя, как ты красива,
как та, что стоит у залива,
отдавшая прутья свои,
почти что безумная ива
из тысячелетней любви.

Земля моя, свет мой и сила,
судьба моя, как ты красива,
звезда моя, как ты темна,
туманное имя Россия
твое я носить рождена.

…почти что безумная ива / из тысячелетней любви… ? «Ива, зеленая ива» из песни Дездемоны (Шекспир, «Отелло», пер. Б.Пастернака) плюс безумие Офелии: «Есть ива над потоком, что склоняет / Седые листья к зеркалу волны… / Она старалась по ветвям развесить / Свои венки; коварный сук сломался, / И травы, и она сама упали / В рыдающий поток» (Шекспир, «Гамлет», пер. М.Лозинского). Однако сама эта контаминация: «безумная ива» как знак двух шекспировских героинь – идет не прямо от Шекспира, а от Пастернака: «Когда случилось петь Дездемоне, – / А жить так мало оставалось, – / Не по любви, своей звезде она, / По иве, иве разрыдалась. (…) Когда случилось петь Офелии…» («Уроки английского»). Кстати, есть еще более ранний пример и более тесного объединения Офелии, Дездемоны и ивы: «Я болен, Офелия, милый мой друг, / Ни в сердце, ни в мысли нет силы. / О, спой мне, как носится ветер вокруг / Его одинокой могилы. // Душе раздраженной и груди больной / Понятны и слезы, и стоны. / Про иву, про иву зеленую спой, / Про иву сестры Дездемоны» (Фет).

«В аракчеевом Чудове…»

В аракчеевом Чудове
на вокзале сплю,
засыпаю, просыпаюсь,
электричку жду,
чуть ли не сны
во сне смотрю,
чуть ли не пла?чу
у всех на виду.

Вокзал да казарма,
да шпалера деревец,
да шпалера журавлей
на юг, на юг,
проснуться – не проснуться,
зареветь – не зареветь,
журавли во сне
себя не узнают.

Казармы да базары,
фанера да жесть,
подстреленный журавль
взлетает в вышину,
на месте вокзала
пожар зажечь,
чем ярче – тем жарче,
в высоту и в ширину.

Вокзал стоит,
фонарь горит,
у зажигателя
смятенный вид,
не подвигается
дело к весне,
во сне попутал Господь,
во сне.

На вокзале в Чудове я действительно один раз (осенью 1963) спала, оказавшись там по пути в Ленинград автостопом поздно ночью (или скорее рано утром), когда очередную машину поймать уже не удавалось. Решив ждать первой электрички, я уснула на скамейке в зале ожидания, а проснувшись, не обнаружила очков, положенных перед сном возле щеки. Так я и появилась в Ленинграде, ходя почти на ощупь. Кстати, именно к этому разу (не путаю, потому что воспоминание о словах привязано к расплывчатости всех очертаний) относятся слова Ахматовой: «Опять приехала Наташа на встречных машинах».

Три стихотворения, написанные в дороге

1

Утро раннее,
петербургская темь,
еду в Юрьев
на Юрьев день.

Утро синее,
солнце в гробу,
еду по свету
пытать судьбу.

Под фонарями
и то не светло,
по улице Бродского
иду в метро.

2

Но Кюхля Дерпту предпочел
водовороты декабризма,
от Петербурга слишком близко
спасительный тот был причал.

Нет, пол-Европы проскакать,
своею жизнью рисковать
в руках наемного убийцы
и, воротясь к земле родной,
как сладостною пеленой,
кандальной цепию обвиться.

3

Г. Корниловой

Господи, все мы ищем спасенья,
где не ищем – по всем уголкам,
стану, как свечка, на Нарвском шоссе я,
голосую грузовикам.

Знаю ли, знаю ли, где буду завтра —