Путеводная звезда
Но Афанасий Иванович уже не слушал, он посмотрел на часы, и уже хотел было прервать сумасшедшую девицу, как его опередили.
– Фелицата Александровна, да уймитесь же вы, наконец, несчастный Афанасий Иванович, человек интеллигентный, оттого и терпеливый, но каждому терпению свой срок! – воскликнул Аркадий Вениаминович, входя в кабинет редактора.
Афанасий Иванович тотчас подскочил как ужаленный и начал кланяться: – Аркадий Вениаминович, право слово, не стоит Вам волноваться, я право слово и рад поработать, мне вот, предложи отдохнуть, а я не хочу, да я и не устал.
Аркадий Вениаминович громко засмеялся и сказал: – Полно, полно Вам голубчик, ступайте лучше домой, рождество скоро. Не гоже, на поводу у дам идти, у них знаете ли энергии, на целую типографию хватит, а мы с Вами голубчик уже не молоды, так что ступайте, я вас отпускаю и освобождаю из плена, Фелицаты Александровны, которой, к слову и самой уже пора, час поздний, – назидательно заключил он, посмотрев на Фелицату почти с отцовским укором.
Не потребовалось и секунды, как ее щеки вспыхнули от раздражения, уж что-что, а замечания в свой адрес Фелицата не любила, ох, как не любила. Но теперь они с Аркадием Вениаминовичем были не равны, начальник он и есть начальник, вот, станет знаменитой, прославится роман, тогда можно будет и возражать, а покамест, следует попридержать свой гнев в узде.
Только она хотела поблагодарить Афанасия Ивановича, как его уже и след простыл, и как это он умудрился преодолеть столько лестничных пролетов за минуту, верно, слишком домой хотел, – рассмеялась про себя Фелицата.
Попрощавшись со сторожем, она вышла из типографии, и уже было намеревалась направиться прямиком домой, как вдруг, вновь столкнулась на крыльце с Аркадием Вениаминовичем. То как он выглядел и как стоял, как никогда соответствовало его фамилии. Ноги широко расставлены, словно стоя на борту корабля он безуспешно боролся с качкой, сшитый на английский манер синий сюртук, напоминал морской, а в его глазах плясали дьявольские огоньки, будто бы в его намерения входило не что иное, как взять на абордаж, ни в чем не повинное и не подозревающее ни о чем, гражданское судно.
– Вы меня напугали, – выдохнула Фелицата от неожиданности.
– Простите Фелицата Александровна, не хотел Вас пугать, – впрочем, едва ли в его темных как морские глубины глазах читалось раскаяние. – Час поздний, – продолжил Капитанов, – не стоит барышне добираться одной, ежели бы я знал об этом раньше, никогда бы не позволил Вам засиживаться допоздна, словом давайте я вас подвезу. Мой экипаж к вашим услугам. Тем более, вам он уже знаком, словом со мной вы в безопасности, – сказав все это Аркадий Вениаминович лукаво улыбнулся и словно в подтверждении сказанных слов, подкрутил вверх свой рыжий пиратский ус.
– Пожалуй, даже ночью, в самых темных закоулках Петербурга мне будет безопаснее, нежели с вами, – фыркнула Фелицата, пытаясь его обойти справа.
– Вы, Фелицата Александровна, барышня с характером, и мне, безусловно, это по нраву, вот только ваш неукротимый дух, будто джин в бутылке, оттого и заточен в нее, что ежели, окажется на свободе, то едва ли кому-то это пойдет на пользу, включая его самого, уж крайне разрушительную силу он имеет. Так, что для вашего же блага, разрешите мне вас довести в целости и сохранности до дома, тем более, пользуясь положением, напоминаю, что я все еще Ваш издатель, стало быть, силы наши не равны. Тем более, что в силу своего положения, какую-то ответственность за Вас все же я несу, – твердо закончил он тоном, не требующим возражений.
– Правильно ли я вас понимаю, что Выбора вы мне не оставляете? – воскликнула Фелицата, впрочем, не слишком рьяно.
– Считайте, как Вам будет угодно, но приказ, а точнее пожелание, выполняйте, – и он указал рукой, на стоящую неподалеку бричку.
Но Фелицата сдаваться, как мы уже знаем, без боя не любила, так что решила, уж если и соглашаться с конвоем, то лишь на своих условиях.
– Так уж и быть, позволяю Вам меня проводить, вот только пешком, посмотрите какой полумесяц, а как тепло, грех не пройтись. Следовательно, в экипаж не сяду, и не просите, вот и извозчик Ваш так сладко дремлет, – задорно засмеялась она, глядя на то, как тот уснув, почти сполз с козел, и вот-вот, готов был свалиться на мостовую. – Не гоже его беспокоить, так что или пешком вместе, или пешком одна. Выбор у Вас не велик.
– Вот что за человек! – воскликнул Капитанов, обернувшись и посмотрев с восхищением на своего извозчика, – может спать в любом месте и в любом положении, бывало, отлучусь на минуту, а он уже спит, и когда успел? А вообще, славный извозчик, молчаливый, и надежный, немного диковат и со своей правдой, но право слово, человек со своей правдой лучше, чем человек совсем без правды, – заключил он. – Но как скажете, Фелицата Александровна, пешком так пешком, сегодня ваш вечер.
– Отчего же мой? – удивилась Фелицата, но не только тому, что сегодня ее вечер, но и тому, как он быстро принял ее условия, обычно она привыкла, к ожесточенной борьбе в отстаивании своих интересов, так случалось с ее родителями, так случалось и с окружающими. А тут услышал и согласился, и попусту не спорил, верно, и впрямь чудесный вечер, волшебный. Уже который раз Фелицата подмечала, как много у него прекрасных черт. В тот самый вечер, когда он выдал себя за другого, вначале ее это разозлило, но потом, все обдумав, она пришла к выводу, что он поступил благородно, оберегая ее чувства, смиренно снося критику, в адрес его издательства, которую она щедро изливала в потоке праведного, но разрушительного гнева. Затем, прочитал ее роман, услышал ее и понял, а в том, что роман пришелся ему по душу, она даже не сомневалась, и хотя аргументов в пользу этого не находила, но чувствовала сердцем, а это ли не веский довод. Он был способен признавать свои ошибки, другие, посчитали бы это за слабость, а она признавала за подлинную силу. И даже теперь, она семенит маленькими шажочками, а он не спешит вперед, не тянет ее, а приноравливается, и ей стало так спокойно на душе, опираясь вот так, о его сильную руку, и этот мужской твердый шаг, размеренный, спокойный, она большее не боялась, что ее унесет ветром, как те листы той самой рукописи, в тот самый день знакомства. К тому же он был не дурен собой, и она украдкой посмотрела в его сторону, боясь быть застигнутый за столь нескромным занятием, пришлось, повернуть голову чуть вправо, а затем вверх, так что она стала похожа на любопытную синичку, заглядывающую в окно, для того, чтобы убедиться, что сытый, но все еще опасный, камышовый кот крепко спит. Он и впрямь походил на камышового кота, чего только стоили его рыжеватые усы, казавшиеся в вечернем свете почти золотыми, и так надежно скрывающими как улыбку, так и недовольство.
– Фелицата Александровна, – начал он разговор, – всегда хотел полюбопытствовать, отчего Фелицата? Имя красивое, но редкое…
– Ответ прост, – засмеялась она, – святцы, вот беда, день моего рождения, 7 февраля, вот и Фелицата, не лучшее имя, но и не худшее, вот родись я в другой месяц, скажем 7 октября и быть мне Феклой… так, что перед тем как роптать на то что имеешь, всегда надобно подумать, не только об упущенном хорошем, но и о не настигшем тебя дурном.
– Верно вы говорите, Фелицата Александровна, верно, – задумавшись заключил Капитанов.
– И потом Фелицата с латинского означает «счастье», родители говорят это имя мне чрезвычайно подходит, и я, знаете ли, склонна им поверить.
– И с этим нельзя не согласиться, – вновь заметил он, улыбнувшись.
– Коль уж вы мне задали вопрос, значит, справедливо будет и мне задать вам, а вам, честно на него ответить, – хитро, словно кошечка промурлыкала Фелицата.
– Ох, не знаю, не знаю, Фелицата Александровна, чувствую я, ваши вопросы будут не так невинны, как мои, зная ваше любопытство и пытливый ум, боюсь, и допрос в царской канцелярии, мне сущей ерундой после этого покажется, – засмеялся Аркадий Вениаминович.
– Полно Вам лукавить, не пристало коту мышки боятся.
Капитанов на это громко засмеялся, затем посмотрел на нее пристально, и махнув рукой, согласился, – Ваша взяла, задавайте. Уж пропадать, так весело.
И если до этого, в голове Фелицаты, крутились сотни незначащих вопросов, кои она хотела задать, исключительно поддержания разговора ради, то теперь она решила спросить его действительно о чем-то важно и существенном.
– Отчего печатное дело? – спросила она.
Он удивленно воззрился на девушку и ответил: – Какой неожиданный вопрос, хочу я вам сказать, я ждал, честно признаюсь, чего-то более личного, но уговор есть уговор. Раз задали – отвечу. Никогда не мечтал заниматься этим делом, никогда о нем даже не думал, но так случилось, и судьба завела меня туда, где я сейчас, и только теперь я понимаю, что я именно там где быть должен, и что порой, нам кажется, что мы созданы для одного, но этом нам лишь кажется, – заключил Капитанов.
– Ваш ответ ей Богу в рамку можно повесить, в качестве примера, как ответить, не отвечая, и наперсточник на улице справился бы хуже, – ехидно заметила Фелицата.
Капитанов снова рассмеялся, затем продолжил, – ну ежели хотите правду, вот вам, правда, я мечтал стать военным, но не получилось, и теперь, с высоты прожитых лет, я понимаю, что самое лучшее, что со мной могло случиться в жизни, это то, что мои мечты и желания не сбылись. Я был молод, и мало что знал о жизни, я был наивен. Так что судьба, вопреки моим желаниям, привела меня в печатное дело, и я благодарен, так как, только теперь понимаю, что я именно там, где должен быть, на своем месте, и на этом самом месте я счастлив. Был бы я счастлив, сложись моя военная карьера, едва ли. Но в издательстве, я счастлив, и пусть, я недостаточно талантлив, чтобы писать, но достаточно талантлив, чтобы разглядеть дарование, искру божью в слове, а, знаете ли, это не так-то просто. Просто увидеть талант, когда все кругом кричат: «Вот, талант! Держи его», а ты, поди, разбери талант, сам, без подсказки, найди алмаз среди миллиона ничего не стоящих камней, – и он многозначительно посмотрел на нее.
Фелицата покраснела и смущенно отвела взор, теперь она получила ответ на свой вопрос с лихвой.
Они шли медленно, то растворяясь в темноте, то выходя на теплый свет фонарей, не замечая ни людей, ни зданий вокруг, не желая скорого конца пути, и оттого, наслаждаясь каждым шагом, и каждым словом, сказанным друг другу.
– Стало быть, теперь моя очередь задавать вопрос? – спросил Аркадий Вениаминович.
– Стало быть, Ваша, – с несвойственной ей покорностью согласилась Фелицата.
– Отчего в Вашем романе Эстефания Суарес, не приняла предложения Карлоса Пардо, несмотря на то, что полюбила его всем своим сердцем? Я перечитал три раза, но так и не нашел, препятствий, отчего два любящих сердца, не могу быть друг с другом?
– Она любила его, а он любил море, союз в котором чувства женщины сильнее чувств мужчины обречен разбиться о скалы.
– Как вы мудро рассуждаете, Фелицата Александровна. Откуда же вы это знаете? – спросил он, пристально посмотрев в ее голубые широко открытые глаза, а все тело его было до странности напряжено.
Она громко засмеялась, но взор не отвела. – Ежели бы мой батюшка, не любил так сильно мою матушку, то непременно бы заметил ее вздорный характер, а так он слеп, и в этом его счастье.
– А матушка, разве она не замечает дурных качеств батюшки?
– Замечает, женщина то, как раз все и замечает.
– Но как же она тогда все еще любит, примечая все дурное?
– А как раз это женщине любить и не мешает, – сказала Фелицата, засмеявшись. – Но мы на месте, – и она отчего то безрадостно посмотрела на отчий дом и на свет в окошке, где ее наверняка уже заждались. – Спасибо, что проводили меня, Аркадий Вениаминович, никогда право слово, я не преодолевала этот путь с такой легкостью как сегодня, и никогда еще он не казался мне так короток. И все же мне пора, – и она уже намеревалась уйти, как вдруг он остановил ее, поймав запястье, и нежно, но настойчиво привлек к себе.
– Постойте, игра есть игра, я задал вам свой вопрос, теперь Ваша очередь, я человек чести, стало быть, не могу отпустить Вас, не удовлетворив Ваше любопытство в полной мере, – голос его слегка охрип, только он сам не знал, отчего, толи от холода, толи еще от чего-то.
Фелицата с любопытством посмотрела в его темные глаза, открывая в них для себя что-то новое, в их странном глянцевом свечении. Их немая мольба, заставила ее остаться, но все же она деликатно высвободила свою руку их жаркого плена его ладони.
– Что привлекло Вас в моей рукописи? Почему именно ее вы заметили, среди сотен других?
– В ней Ваша душа, – без промедления ответил он, сделав шаг навстречу, так что теперь они стояли так близко, что ему казалось, он мог услышать даже стук ее сердце, а может это его сердце, неслось галопом, обгоняя время и ветер, в пугающую, но манящую неизвестность.
– Теперь Ваш вопрос, – чуть дыша, прошептала Фелицата.
– Нет, теперь мой ответ, – и притянув к себе, он нежно ее поцеловал.
Фонари погасли, в кромешной тьме остались лишь небесные странники, озаряющие объятия влюбленных, мерцая в ночи своим холодным вечным блеском.
