Эфес и Троя

Дворец рядом с главной площадью во все эпохи, будь-то греческая, персидская или римская, в Эфесе назывался по-гречески – пританей. Поскольку весь буле (от греч. bule – «совет») из-за своей многочисленности не мог заседать постоянно, текущими делами занимались его дежурные члены – пританы, для которых обычно строилось отдельное здание. Эфесские пританы собирались в том самом дворце. К ним можно было обращаться в любое время, даже ночью. Выслушивая вестников и послов, они осуществляли полицейскую власть, созывали и готовили программу заседаний для буле и народных собраний. Руководил всем этим эпистат пританея, избиравшийся жребием на сутки. Ему вменялось хранить печать, а также ключи от государственной казны и архива.

Сравнимый с современным муниципалитетом, эфесский пританей строился для государственного совета. Чаще всего он был местом, где проводились суды, чередовавшиеся с разного рода заседаниями. Иногда его занимала знать – местные аристократы время от времени нуждались в просторном помещении для пиршеств. Пританей считался символическим центром полиса, в нем находился священный очаг, где горел негасимый огонь.

В пританее эфесцы принимали послов, по праздникам устраивали общественные трапезы, здесь же кормились, согласно специальным декретам, почетные граждане города и некоторые иностранные гости. Это здание строилось долго и, видимо, не зря, ведь именно оно стало самым большим в городе. Возводить его начали ионийцы-греки в III веке до н. э., а закончили ионийцы-римляне в III веке н. э. Выдержав такой срок строительства, пританей смог простоять еще долгие века. Он сильно изменился и снаружи, и внутри, но уцелел, и теперь наши современники могут изучать по нему античную архитектуру. Здесь находятся хорошо сохранившиеся дорические колонны. Довольно четкие очертания имеет алтарь, где горело священное, а потому «вечное» пламя; столь ценное качество огня, как неугасимость, призваны были поддерживать сами пританы. Не так давно в результате раскопок именно в пританее были обнаружены две фигуры Артемиды Полимастрос (Многогрудой) – такой богиня охоты изображалась только в Эфесе. В настоящее время обе статуи выставлены в Сельджукском музее, вблизи которого находится район раскопок.

Эфесские жители в мраморе

Раньше в пританей посторонних не допускали. Сегодня каждый желающий может посидеть на каменных ступенях, как некогда делали правители Эфеса, судьи, высшие государственные чиновники и секретари. По должности пританы обращались к Гестии, богине огня и домашнего очага, ведь изначально пританей являлся ее святилищем. Со временем городская власть переместилась в новое здание по соседству, а старое так и осталось храмом. В нем по-прежнему горел священный огонь, поддерживаемый теперь уже настоящими жрецами, которые освободили чиновников от участия в жертвоприношениях и культовых обрядах. Один из таких ритуалов требовал состояния экстаза: пожевав опий, жрецы Гестии выстраивались в определенном порядке и, танцуя, шли к храму Артемиды. Если в это время на глаза кому-нибудь из священнослужителей попадался преступник, идущий на казнь, его освобождали – великие боги, в отличие от судей, были великодушны.

Особого жреческого сословия в греческих полисах не существовало. Жрецов голосованием избирал народ; те, кто удостаивался этой чести, могли общаться с богами от имени сограждан. Они обретали право не только возносить молитвы, но и совершать жертвоприношения, что, впрочем, не возбранялось и простым горожанам. В отсутствие полноценного духовенства религиозные обряды по мере сил и возможности исполнял каждый житель города. Оправданием тому служила сама эллинская вера, основанная на том, что живым признавалось все видимое и слышимое вокруг. Обращаясь к силам природы, греки надеялись на их помощь, стараясь снискать милость дарами, то есть жертвами.

Со временем стихиям стали соответствовать определенные символы. Так, лошадь в качестве знака бурного моря имела отношение к Посейдону, а лань как олицетворение лесов была спутницей Артемиды, которая, как известно, покровительствовала не только растениям, но и диким животным. После анимизма и зооморфизма пришел черед миксантропии, когда духовный мир эллинов наводнили разные фантастические создания, полуживотные-полулюди – кентавры, сатиры, ехидны – или непонятно из чего сложенные существа, например химеры. На последнем этапе богов начали представлять в человеческом облике. Поместив их на Олимп (верховных богов), в водоемы (наяд) или в лесные чащи (дриад), греки наделили заступников властью над стихиями. Поклоняться природе уже не имело смысла, поскольку над ней властвовали более понятные, привычного вида существа, которые к тому же лучше понимали молитвы, а потому быстрее на них реагировали.

Из такой «очеловеченной» религии родилось понятие о культовой скульптуре. Статуям богов требовались храмы, а те, в свою очередь, не могли обойтись без жрецов – служителей божеств, которые находились бы при них неотлучно. Им надлежало заботиться о здании, содержать в порядке священную утварь, принимать дары, внимать указаниям «хозяина», исполняя его волю.

…Песнями возносить должное почтенье богам…
Богам и героям почести следует воздавать неодинаковые:
Богам – непременно в благом молчании, одевшись
В белое и освятившись, героям же – после полудня.

    Диоген Лаэртский. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»
Первые храмы строились как жилища богов. В них позволяли находиться только жрецам, тогда как верующие для молитв и прочих священных дел собирались на ближайшей площади, где стоял алтарь, на котором совершали жертвоприношения. Когда жертвенные алтари обосновались на агорах, новые храмы начали возводить там, где, по людскому представлению, было удобнее божествам: на холме, на берегу моря или на болоте, как получилось с храмом Артемиды Эфесской.

Чудо света

С начала I тысячелетия до н. э. Эфесом правили аристократы. Обоснование подобной формы правления сводилось к идее о неполноценности большей части населения, которому ничего не оставалось, как подчиниться элите, меньшей по числу, зато более совершенной. К VII веку той же эры знать сошла с вершины власти, уступив место тиранам. Ни к чему хорошему это не привело, поскольку в следующем столетии Эфес был завоеван соседями-лидийцами.

Правители маленькой Лидии уже давно и с опасным вожделением взирали на цветущие ионийские земли. Борьба за место под солнцем разгоралась медленно, пока не перешла в настоящую войну. Ее завершил легендарный царь Крёз, который с успехом осуществил то, что долго не могли сделать его предки. В 550-х годах до н. э. лидийцы двинулись на Эфес, покорили, не разрушив, желанный город, а затем быстро захватили соседние греческие полисы. После этого Крёз стал полновластным господином почти всего полуострова, за исключением государств на юге Малой Азии, за рекой Галис (современный Кызыл-Ирмак), где в неприступных горных твердынях жили ликийцы и киликийцы. Только им удалось сохранить свободу, тогда как побежденные области, добившись внутренней автономии, были вынуждены платить дань.

Развалины Эфеса

Крёз, окрыленный легкой победой, намеревался воевать и дальше. Теперь, дойдя до самого побережья, он хотел подчинить себе населенные греками острова – Самос, Хиос, Лесбос – и уже приступил к строительству флота, но как-то вдруг отказался от этих замыслов, может быть, вняв предупреждению астролога, а может потому, что и так был счастлив.

Владыка Лидии называл себя самым счастливым человеком в мире. По легенде, едва ли основанной на реальных фактах, однажды его навестил Солон, тот самый царь Афин, который отказался от власти ради благополучия своего народа. Он бродил по свету в поисках смерти, поэтому не боялся перечить Крёзу, заявив, что для живого человека счастье недостижимо, поскольку об этом могут судить лишь его потомки. Мысль спорная, ведь богатство кое-что дает, хотя бы чувство превосходства над другими, ощущение радости от приятного бытия или возможность созерцать красоту. В те давние времена, как, впрочем, и сегодня, все это можно было купить, а Крёз, как известно, был очень богат.

Река Тмол в Лидии, по уверениям греческих историков, несла золотой песок, но главное, огромные доходы обеспечивало господство над цветущими странами. Казна пополнялась так быстро, что правителю, еще не отвыкшему от лидийской скудости, пришлось подумать, куда же потратить деньги. Судя по тому, настолько увеличился и похорошел в ту пору Эфес, размышлял он недолго. Крёз купался в золоте сам и не забывал о городе, который именно в то время достиг наивысшего расцвета. Сражаясь с греками, он восхищался их культурой и старался приобщить к ней лидийцев. То ли по настоянию царя, то ли по примеру фригийцев некогда дикий народ освоил и переработал греческое алфавитное письмо, до того успев полюбить греческий язык. В свою очередь, греческий язык активно обогащался за счет языка лидийского. Предпосылки для взаимопроникновения двух культур создавали торговые и политические связи Лидии с ионийскими городами. Крёз щедро одаривал греческие храмы, отдавая предпочтение самому почитаемому, Дельфийскому с его всевидящими оракулами.

Эллинская Артемида-охотница

Жители Ионии видели основу благополучия в земле. Презирая физический труд, они не слишком высоко ценили ремесло, однако сельское хозяйство, как отмечал автор «Домостроя» Ксенофонт Афинский, «доставляло им приятность. К тому же это почтенное занятие умножало дом и упражняло тело, поскольку земля, доставляя всякие блага в изобилии, не позволяет брать их легко». До прихода греков в Малой Азии олицетворением живительных сил природы считалась фригийская богиня Кибела – Великая мать или, Матерь богов, – которую люди представляли сидящей на троне, окруженной львами, с короной в виде замысловатой башни.

Колонисты не стали отменять местный культ, а соединили азиатскую мать-природу со своей Артемидой, получив совершенно иную богиню. Эллинская Артемида-охотница – дочь Зевса, сестра Аполлона – обитала в лесах, где охотилась в сопровождении нимф и своры собак. Она приносила естественную смерть женщинам, слыла кровожадной, поскольку использовала стрелы как орудие наказания неугодных. Богиня, созданная эфесцами, тоже обладала решительным и агрессивным характером и тоже строго следила за исполнением издавна установленных обычаев, вносивших порядок в животный и растительный мир. Однако в отличие от предшественницы Артемида Эфесская не была ни девственной, ни юной, ни даже красивой. Здесь она походила на мумию: ее тяжелое многогрудое тело (символ деторождения) сплошь покрывали бычьи головы (символ земледелия).

Артемида Полимастрос, или Многогрудая Артемида Эфесская

Оставаясь покровительницей всего живого, она давала счастье в браке и оказывала помощь при родах, а заодно наделяла плодородием землю.

Если жрецами греческой Артемиды были монахи-кастраты, то Артемиде Эфесской, наряду с евнухами – в Малой Азии их называли мегабизами, что в переводе с древнетюркского означает «мудрый евнух», – служили девственницы-амазонки. Для того чтобы снискать милость первой, требовалось не терять целомудрия и время от времени приносить в жертву кабана, оленя или козла. Вторая снисходила до людских забот, если ей, как и Артемиде Лимнатис (Болотной), возводили дом в подходящем месте, то есть вблизи источников либо прямо на болоте. Святилище Кибелы в Эфесе стояло на заливном лугу, который в сезон дождей превращался в трясину. Легкие деревянные постройки часто приходили в негодность, зимой гнили, летом сгорали и во всякое время года разрушались от нередких в этом краю землетрясений. Задумав храм Артемиды (по-гречески Артемисион), эфесцы решили заменить им древнее святилище Кибелы, благо к тому моменту от него почти ничего не осталось.

Известно, что он возводился не один раз. Первое здание, как и прежнее, посвященное Кибеле, было полностью деревянным, зато второе (а возможно, третье или четвертое) – то самое, о котором мечтал Крёз, – строилось из камня. Так как Артемида Эфесская, кроме жен, покровительствовала и амазонкам, ее изображали не только многогрудой мумией. Скульпторы классической эпохи одевали ее в короткую тунику, наделяя копьем и стрелой, только что вынутой из колчана. Иногда голову воинственной богини венчал полумесяц – символ Луны, – ведь малоазийская Артемида все еще оставалась сестрой Аполлона, а тот был богом Солнца.

Тогдашний мир, по крайней мере тот, что был знаком эфесцам, не знал сооружений, подобных тому, которое они собирались посвятить любимой богине. Не пожалев собственных сил и средств, жители города воспользовались помощью соседних полисов. Культ Артемиды был распространен повсеместно, и желающих поучаствовать в этом полезном предприятии было достаточно.

Если верить древним авторам, строительство Артемисиона продолжалось 120 лет. Спустя века Плиний Старший уверял, что «его окружали сотни колонн, подаренные таким же количеством царей». Римский историк, скорее всего, преувеличил – вряд ли ионийцы имели столько щедрых друзей. Тем не менее свою лепту в сооружение храма внесли все государства Малой Азии, но больше других постарался тиран Крёз. Надписи на базах колонн, украшенных в нижней части рельефами с изображениями богов, доказывают, что все они являются даром лидийского царя. Помимо прочего, он подарил храму статуи священных коров, выполненные из чистого золота.

В Эфесе было немало хороших мастеров, однако конкурс на лучший проект выиграл приезжий архитектор Херсифрон, ему же поручили и строительство. Возведение огромного здания из мрамора представлялось нелегкой задачей, а воплотить предложенный зодчим принцип диптера (прямоугольное в плане помещение, окруженное по внешнему периметру двумя рядами колонн) и вовсе казалось невозможным.

Неудачный опыт прежнего строительства заставил задуматься над тем, как обеспечить постройке долгую жизнь. Зыбкая болотистая почва не была тому помехой, более того, зодчий решил, что она послужит амортизатором при землетрясениях. Чтобы мраморный колосс не утонул, строители поместили его в котлован, предварительно заполнив яму смесью из древесного угля и шерсти. Благодаря своей толщине это воздушное основание было достаточно крепким. На нем храм спокойно простоял около 100 лет, а после того как он сгорел, та же подушка послужила фундаментом нового здания, простоявшего еще дольше.

Как и предвидел Херсифрон, колоссальная стройка на болоте стала инженерной головоломкой. Основные материалы – известняк и мрамор – добывали в близлежащих горах. Несущими конструкциями послужили 120 мраморных колонн. Достигая в высоту 20 м, они были сложены из огромных глыб, которые приходилось ставить на место с помощью блоков и потом, уже на высоте, скреплять металлическими штырями. Кроме основания, зодчему пришлось подумать и над тем, как переправлять через топь многотонные колонны. Привычные средства – запряженные волами повозки – для этого не годились. Испытав как традиционные, так и оригинальные приемы, Херсифрон пришел к гениально простому решению: в мраморные стволы забили металлические стержни, надели на каждый по деревянной втулке и прикрепили к ним оглобли из того материала. Таким образом телеги не понадобились, поскольку круглые колонны превратились в валики, без особого труда катившиеся за упряжками из 10 пар волов.

И все же возникали ситуации, когда великий Херсифрон был бессилен, и тогда, как уверяют античные авторы, на помощь ему приходила Артемида. Однажды, потратив немало времени, чтобы уложить в пазы тяжелую балку порога, и не сумев этого сделать, зодчий решил расстаться с жизнью. Разумеется, не упрямая балка была тому виной. Просто не выдержали нервы. Он многие годы работал на пределе, неимоверного напряжения сил требовала борьба с завистливыми коллегами, непорядочными подрядчиками и ленивыми рабочими, изматывали непрерывные споры с властями. Не последнюю роль сыграло раздражение от постоянных взглядов – стройку буквально осаждали зеваки.

Вечером Херсифрон закрылся в своем домике, всю ночь готовился к переходу в мир иной, а утром узнал, что балка опустилась в пазы, конечно, не без помощи богини. Самоубийство не состоялось, и храм продолжал расти, но в законченном виде архитектору увидеть его не довелось. Он скончался от быстротечной болезни, едва успев передать дела сыну Метагену.

Предполагается, что таким был храм Артемиды, построенный Херсифроном, Метагеном, Пеонитом и Деметрием…

…а может и таким.

Какую часть работы выполнил Херсифрон, доподлинно не известно. Предполагается, что ему удалось возвести здание в целом и установить все колонны. Крышу начал Метаген, к которому, словно по наследству, перешли все проблемы отца. О трудностях, ожидавших еще молодого человека в процессе работы, слагались легенды. Одна из них поведала, как молодой зодчий сумел доставить на стройплощадку архитрав – конструкцию прямоугольную и поэтому не способную катиться.

Помня о том, как в похожем случае поступил Херсифрон, Метаген сделал почти так же, но использовал балку в качестве оси, прикрепив ее с помощью железных прутьев к огромным деревянным колесам. Еще один сложный вопрос решился на месте: тяжелую мраморную глыбу нужно было поднять, а затем аккуратно, без резких толчков уложить на капители колонн. Здесь были использованы давно известные канатный подъемник и наклонные плоскости, а также собственное изобретение – мешки с песком, уложенные на вершину каждой колонны. Закончив операцию, рабочие пробили в мешках отверстия, песок начал высыпаться, и через некоторое время архитрав занял нужное положение сам, не дожидаясь вмешательства Артемиды.

Возведение храма, превосходившего своими размерами все ранние культовые сооружения, требовало от зодчего не только знаний и терпения. Неординарные ситуации складывались настолько часто, что к ним нужно было относиться как к обычным рабочим моментам. Метагену это, видимо, удавалось, во всяком случае, о нервных срывах у него сведений нет. Он постоянно вводил новые, лично изобретенные приемы и способы работы, а осознавая свое место в авангарде современного строительного дела, стремился к повышению его уровня. По примеру отца Метаген вел дневник, куда заносил все относящиеся к строительству события, которые казались интересными ему самому и нужными для потомков, не исключая собственных изобретений.

Накопленный при создании Артемисиона опыт был поистине уникальным. Таким же стало и само здание, хотя закончить его Метаген так и не смог. Когда он умер, храм перешел в умелые руки архитекторов Пеонита и Деметрия, которые сумели довести до конца это невероятно трудное дело. Примерно в 450 году до н. э дом Артемиды обрел крышу, художники придали законченный вид фасадам, особенно пышно украсив главный, обращенный в сторону города.

На афинской краснофигурной вазе V века до н. э. Артемида изображена вместе с Актеоном

В обилии скульптуры и резных орнаментов трудно было не заметить основную деталь убранства – статую Артемиды, стоявшую в центре зала.

Главный храм Эфеса был крупнейшим не только в свое время и в своей стране, но и во всем античном мире. Говорят, что он намного превосходил размерами Парфенон, построенный чуть позже в Афинах. Легкий, изящный, сиявший белоснежным мрамором и свежими красками, дом Артемиды Эфесской восхищал всех, кому посчастливилось его видеть издалека или изнутри.

По традиции жители античных полисов хранили общественные средства в храмах. Беречь народное добро вменялось жрецам, которые в данном случае выступали в роли банкиров. Им разрешали брать плату за свои услуги, передавать некоторые суммы в другие города (на хранение или в заем), давать ссуды под проценты своим и чужим гражданам, а также финансировать военные походы. В общем, Артемисион являлся одним из крупнейших экономико-финансовых центров Средиземноморья. Об этой ипостаси храма можно судить по старинному выражению «Велик, как Артемида в Эфесе».

Между тем как выглядела мраморная богиня, каким было убранство ее дома, какие статуи стояли в залах, какие фрески и картины украшали стены, если в нем вообще имелась живопись, сегодня не знает никто. Не стоит доверять авторам, подробно описавшим интерьер храма, особенно тем, кто упоминал о резьбе на колоннах, кстати, созданных намного позже Скопасом. Все это к вышеописанной постройке никакого отношения не имеет, поскольку детище Херсифрона уничтожил огонь.

За время возведения храма в Эфесе произошло немало событий, в том числе и неприятных. В 550-х годах до н. э. Крёз вступил в войну с персидским царем Киром II Великим. Лидийцы прекрасно сражались верхом, но такой стойкой пехоты, какую имели враги, у них не было, что послужило причиной их поражения в битве при Птерии в Каппадокии. Наступила зима, Крёз устроил передышку и распустил свое наемное войско, чем невольно подвигнул персов к продолжению похода. Они без препятствий добрались до Лидии, окружили ее столицу Сарды, разбили наспех собранные царем отряды и после 14-дневной осады вошли в город.

Крёз попал в плен. По версии Геродота и большинства древнегреческих историков, его приговорили к сожжению. Те же авторы поведали, что перед казнью он трижды упомянул о Солоне. Услышав имя легендарного афинского мудреца, Кир потребовал объяснений и, узнав подробности его встречи с Крёзом, проявил милость, назначив недавнего врага своим советником. Однако азиатские клинописные источники утверждают, что поверженный богач все же взошел на костер.

Во всяком случае, живым его больше никто не видел. Перестала существовать и Лидия, тогда как остальные страны Малой Азии, сохранив названия и в какой-то степени автономию, вошли в состав Персидского царства.

Несмотря на то что победители почти не вмешивались во внутренние дела полисов, жизнь при Кире, видимо, не была счастливой. Когда ионийцы восстали, граждане Эфеса поддержали собратьев, но быстро одумались и впоследствии участвовали в греко-персидских войнах на стороне персов. К началу Пелопоннесской войны (431–404 годы до н. э.) эфесцы успели обрести свободу, которую им даровали афиняне, и войти в Делосский союз. Сначала они воевали вместе со своими освободителями против Спарты, однако, едва представился случай, изменили им, став союзниками недавних врагов. Через несколько лет Эфес вновь обратил взор в сторону Персии, поддержав Кира Младшего в братоубийственной борьбе с царем Артаксерксом. В ответ на предательство спартанцы, влияние которых в Ионии тогда было очень велико, подписали так называемый Анталкидов мир, уступив персам часть Малой Азии, куда вошел и Эфес. Это произошло в 386 году до н. э., а 30 лет спустя, в тот день, когда на свет появился Александр Македонский, сгорел храм Артемиды. Как писал Плутарх, богиня была настолько занята рождением героя, что не нашла времени защитить свой дом.

Шедевр архитектуры, который строился миром больше века и почти столько же радовал людей своей совершенной красотой, погиб всего за одну ночь. Горожане с горечью наблюдали, как с оглушительным треском лопались балки, видели как рухнула крыша и как, раскалываясь, падали мраморные колонны. Стоявшие рядом жрецы предрекали, что Артемида накажет за гибель храма не только Эфес, но и все малоазийские города.

Высушенные солнцем деревянные части перекрытий, зерно, хранившееся в подвалах, тканое убранство, дары, картины, одежда жрецов – все это стало прекрасной пищей для огня. Виновника поймали быстро, хотя он и не думал прятаться – им оказался ничем не примечательный гражданин Эфеса, совершивший злодейство ради славы.