Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских

– Можно мне помолиться?

Переглянулись. Не поняли, что делать. Но разрешили, на всякий случай.

Отец Георгий встал на колени и дал знак келейникам, чтобы и они на колени встали. А потом вдруг спрашивает одного из пришедших:

– Как ваше имя?

Тот поразился, едва не напуган:

– А тебе зачем?

– Буду о вас молиться. А для молитвы мне надобно ваше имя знать. Вы не по своей воле такую тяжелую работу выполняете.

Имена назвали.

Приговором определили ссылку в Уральскую область (ныне Казахстан), Джамбейтский район, поселок Кара-Тюб. Кара – значит черный. Скука-мука. Не пустыня, но полупустыня. Заросли полыни, звезда полынь. Вспомнились «стога» из сна. Зимой – снежные, летом – песчаные. Вместе со старцем в ссылку поехали две его келейницы, духовные дочери: Татьяна и Екатерина.

Все так и случилось, как Никифорушка пел. После ссылки разрешили жить в Горьком, бывшем Нижнем Новгороде. С трудом нашли комнатку. А в окне – едва не заплакал старец, несколько лет не видел – березки! И волнуются под летним ветерком.

Старец почил тихо, смотря на березы. В самый день кончины келейница принесла ему потир. Так и умер с потиром в руке, причастившись Святых Таин.

Мощи преподобноисповедника Георгия покоятся в Даниловом монастыре, где угодник Божий подвизался при жизни, – в храме во имя святых отцев Семи Вселенских Соборов, в деревянной раке, укрытой зеленым покровом.

Никифорушка пережил своего друга на много лет.

Черт, Ваня-эконом, владыка и матросы

Навигация в Таганроге почти прекращается в конце января. Зимой здесь снегопады, ветра, сырость, гололед. Портовый город и сам по себе, без снегопада – место бойкое. В нем можно исчезнуть навсегда и так же неожиданно появиться.

В январе 1918 года таганрогские юнкера вступили в стычку с рабочими. И хотя на рейде стояли красные корабли и город патрулировался матросами, в той страшной схватке погибли 105 юнкеров и 95 рабочих.

В то время в городе находился владыка Таганрогский и Приазовский Арсений (Смоленец). Иподиаконом и келейником, а заодно и экономом у него служил будущий владыка Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов). Тогда он еще не был рукоположен и для владыки Арсения был просто Ваней. Ваня-эконом.

Услышав о побоище, владыка Арсений отправился в исполком с просьбой разрешить панихиду. Отпевать предполагалось как юнкеров, так и рабочих. Владыка понимал, что будут провокации, но пути назад уже не было. «Я архиерей для всех, – сказал владыка Арсений, – разрешите похоронить как тех, так и других». Исполком дал разрешение.

– Ваня, сделай мне кофе! – попросил владыка, вернувшись. Он был встревожен.

Ваня скоренько сделал кофе.

– Привезли ли гробы на кладбище?

Устройство похорон юнкеров владыка фактически взял на себя.

Ваня знал, что гробы привезли, но жены рабочих их тут же разобрали. Юнкерам гробов не досталось.

– Привезли.

Сто юнкеров лежали под мокрым снегом в яме. Нашли белье, кресты и одежду для похорон. Хоть похоронить по-человечески. Утром Ваню и иеродиакона Николая командировали приготовить тела юнкеров к погребению. Они провели на кладбище весь день. «И так мы работали с шести утра и до вечера при некоторой помощи кладбищенских сторожей. 105 гробов поставили вдоль траншеи».

– Пора ехать, Ваня. Стемнеет скоро, – сказал владыка Арсений.

На кладбище было неспокойно. Ввиду напряженной обстановки исполком выдал владыке сопровождение – небольшой отряд красногвардейцев. Как в тюрьму. Женщины с горящими глазами бродили между гробов, некоторые рыдали: у многих из них погибший был единственным кормильцем. Женщины южных портовых городов – это характер. Очень крутой характер. Едва увидели владыку, закричали:

– Бабоньки, а давайте обольем архиерея бензином и подожжем. За то, что он белых хоронит.

Однако никаких попыток поджечь не было. Красногвардейцы поджога не допустили.

Отпевание было коротким, «с пятого на десятое», как выразился владыка Иосиф в воспоминаниях, зато отпели всех, и рабочих тоже. В надгробном слове владыка сказал: «Я архиерей для всех, кто в Бога верует. От меня нельзя требовать партийности». Возвращались с кладбища затемно, с опаской. Жены убитых рабочих были очень злы.

Едва приехали, владыка Арсений снова попросил Ваню:

– Черный кофе и валерьянку.

Он ждал продолжения панихиды. Он волновался и пил успокоительное. Ваня был еще молод. Про кофе он немного знал, для чего оно. А вот для чего валерьянка – не знал.

– Ваня, вот же они, капли. Вот так…

И через некоторое время новая просьба: кофе и валерьянку.

Прошло несколько дней. В час ночи – визит представителей новой власти.

– Товарищ Смоленец, вы сказали, что вы архиерей для всех.

– Да, для всех, кто в Бога верует.

– Так почему же вы пятерых матросов, что лежали в портовой церкви, не отпели? Отпели, значит, бунтовщиков, юнкеров, а наших рабочих – нет?

Владыка сидел вроде бы спокойно. Но так посмотрел на Ваню, что тому показалось: снова попросит кофе с валерьянкой. Однако Ваня понял безмолвную просьбу владыки правильно и принес регистрационные книги.

– Вот, пожалуйста, смотрите. Я эконом, веду учет, невозможно, чтобы не отпели.

Представители уехали. Однако это провокация. И знак: охота началась. Решено было владыку Арсения спрятать в амбаре Иерусалимского подворья монастыря св. благоверного князя Александра Невского. Огородили местечко досками и засыпали зерном. И еще поставили досок.

Еще не закончилась всенощная, снова приехали представители. Где владыка? Не знаю где. Знаю, что уехал из города. Ладно. И на следующий день, к ночи, в одиннадцатом часу – снова приехали. Где архиерей? Нет в городе. Не поверили. Найдут владыку – убьют. Тогда Ваня решил сам пойти к владыке и спросить благословения на визит к матросам.

На рейде стояли красные корабли. На кораблях жили матросы. Без них исполком не принимал решений.

Владыка так и закричал, услышав от Вани о визите к матросам:

– Что ты! Мне все равно гибнуть. А тебя они бросят в море. В море бросят, Ваня!

Однако эконом владыку ослушался и прямиком из подворья направился в порт. Подворье охранялось, расставлены были часовые. Однако Ваня город знал отлично. Так что никто не видел, как он вышел из подворья. В порт Ваня пробрался дорожкой контрабандистов и прыгнул на корабль. Легконогий юноша, когда-то важно вышагивавший босыми ногами в цыпках по Могилевской солее, передвигался по судну, как у себя дома. Словно кто подсказывал Ване, где и что на корабле расположено.

Время позднее. Братишки, возможно, уже выпили и поели, теперь добрые. Можно и поговорить. Господи, буди воля Твоя!

В большой кают-компании висел табачный дым, было душно, пахло водкой, а на столе лежала матросская еда: колбаса, курица, солонина. «Лапы», как назвал ее владыка Иосиф. Бутылки, в значительном количестве, были тут же. Братишки выглядели сытыми.

Вдруг перед ними возникла смешная и очень страшная фигура. Скуфеечка, ряса в пыли и угле, перепачканное лицо, а в нем поблескивали хитрющие глазенки. Фигура, подобрав полы, как-то по-птичьи подскакивая, направилась к столу, видимо, намереваясь поговорить за жизнь. Это было уже не смешно.