Многогранники любви
– Не вашу ли библиотеку мы укомплектовывали всем миром? Помнится, первая попытка оказалась не совсем удачной.
– В вопросах литературы сотрудники банка разбираться и не обязаны. Главное, чтобы дебит сходился с кредитом, а дивиденды радовали не только вас, но и акционеров.
Говоря, как о чем-то само собой разумеющемся, Ася не сводила глаз с окружения банкира. Собеседник уважительно посмотрел на нее сверху вниз. Похоже, и эрудиции провинциалке было не занимать. На мгновение появилось желание продолжить общение, но секундой позже от него не осталось и следа. Уловив накал страстей, Белла Марковна пошла на решительное столкновение. Едва удержавшись на ногах, Вадим поймал на себе ее призывный взгляд и нехотя продолжил беседу.
– Где же находится ваша библиотека, если это, конечно, не тайна?
– Наша работа абсолютно прозрачна для клиентов, – иронично заметила барышня. – Дом культуры в квартале от вашего филиала и соответственно в нескольких сотнях километров от МКАДа. Для автомобиля вашего класса – сущий пустяк.
– А какой вид транспорта предпочитаете вы?
– Сани, запряженные лошадьми.
– А из автоматических средств передвижения?
– Те, что с водителем.
– Марка производителя, надеюсь, имеет значение?
Настя задумалась всего на долю секунды и без затей призналась:
– Спору нет, навороченный «Мерседес» удобнее подержанного «Волжанина», – она выдержала паузу и иронично шепнула. – Вижу, марки рейсовых автобусов – не ваш конек.
Девушка улыбнулась так обезоруживающе, что у управляющего переклинило мозги.
– С маршрутки прямо на корпоратив? – прокашлявшись, невпопад уточнил он.
Ася посмотрела на собеседника с нескрываемой грустью:
– Ну, почему же – исчерпала весь туристический список: Храм Христа Спасителя, Третьяковка, прогулка по старому Арбату и соседствующим с ним бутикам.
Выставив вверх оба больших пальца, за спиной девушки выразительно подмигнула Белла Марковна. Вадиму не терпелось послать ее по широко известному в просторечье адресу, но от столь опрометчивого шага удержало желание сохранить место управляющего и добропорядочные отношения с патроном. Промолчав, он опустил глаза.
Венчая годовую круговерть, стрелки часов завершали суточный бег. В ожидании кульминации основная масса участников вечеринки сгруппировалась у импровизированной эстрады. Веронику пригласил на танец сослуживец. Молчание подруги ее утомило, и она с радостью согласилась. Захмелевшую Лику раздражал чрезмерный интерес мужчин за соседними столами. Она демонстративно пересела к ним спиной, продолжая оглядываться в поисках Вадима. Приблизившийся к ее столику Пират немедленно получил отставку. Молодой человек в костюме Щелкунчика счел это добрым для себя знаком и вознамерился занять пустующее рядом с красавицей место, но соседка по столу остудила его безрассудство колким комментарием. Прикрыв рот веером, она шепнула потерявшему голову коллеге имя искусительницы. Тот удивленно вскинул брови, моментально потеряв интерес к флирту в целом и заинтриговавшей его особе в частности. Подобная реакция означала, что инкогнито Лики разгадано. Впрочем, этот факт ее волновал меньше всего. В большей степени незадачливую охотницу тревожило затянувшееся отсутствие потенциальной жертвы. Музыка смолкла, за столик вернулась Вероника. Она мило щебетала, делясь впечатлениями, но подруга пропускала мимо ушей ее восторженный лепет, бросая нетерпеливый взгляд на настенные часы.
– «Уж полночь близится, а Германа все нет», – досадливо констатировала кокетка.
Привстав, она разглядела-таки цилиндр и ревниво усмехнулась.
– Кто бы мог подумать – как есть Золушка! Кто такая? Новая секретутка босса?
Вероника кончиками пальцев близоруко оттянула глаза и презрительно отмахнулась:
– Не бери в голову – одна сумасшедшая. Банк презентовал ее библиотеке книги. Так эту провинциальную фифу, видите ли, не устроила их тематика. Вот она и примчалась с демаршем. Между прочим, после встречи с ней шеф расщедрился по полной программе.
– Вот это меня и напрягает. Девица как-то мало похожа на простушку…
– Аутсайдер, – беззаботно отмахнулась Вероника. – Тебе уж точно не чета!
– Как знать, как знать, – потеребила подбородок Лика. – Стал бы Вадька нарезать возле этой цацы круги! Я слишком хорошо знаю гнусную натуру нашего барчука: за просто так он и шага не ступит. Стало быть, кой-какая выгода все же имеется…
– Дамы и господа! – радостно призвал в микрофон ведущий. – До встречи Нового года осталось чуть менее получаса, а призы обладателям лучших костюмов так и не вручены. Компетентная комиссия во главе с нашим дорогим Михаилом Абрамовичем готова подвести итоги. Полагаю, звездная гостья нашего карнавала в представлении не нуждается: давайте дружно поприветствуем народную артистку России, исполнительницу главной роли в самом популярном телесериале сезона, приму и наикрасивейшую женщину национального кинематографа – неподражаемую Наталью Соболевскую. Уважаемые претендентки, приглашаю вас на подиум для финального дефиле! Итак, ваш выход, очаровательная Снежная королева! Друзья, давайте своими аплодисментами поддержим красавиц нашего бала!
Барабанщик мастерски исполнил зажигательную дробь. Публика встретила Веронику весьма сдержанно. Следом за ней пронесла себя Лика, сорвав овации мужской половины зала. Михаил Абрамович внимательно изучил притягательные формы наложницы в импровизированный лорнет. «Не в курсе, кто бы это мог быть?» – тайком оглядываясь на супругу, поинтересовался он. Вадим рассеянно пожал плечами – парад соискательниц его не вдохновил. «Куда, кстати, подевалась твоя милая подопечная?» – с улыбкой уточнил шеф. Управляющий обернулся и спешно покинул толпу. Аси не было ни за столом босса, ни возле эстрады. В недоумении он распахнул дверь, ведущую в фойе.
– Хозяин рядом с Соболевской, – услужливо подсказал охранник, любуясь актрисой. – Классная тетка! Сколько ее помню, не стареет, зараза!
– Где гостья Михаила Абрамовича? – резко оборвал его восторженную браваду Вадим и подсказал: – Барышня без костюма.
– Училка что ли? Только что слилась, – не отрывая глаз от артистки, кивнул в сторону выхода страж порядка. – Летела, будто на пожар.
Вадим бросился к двери – на заснеженном тротуаре не осталось и следа. Сильно мело, протяжно гудел ветер. Часы показывали 23:45. Секьюрити порылся в карманах и протянул управляющему крошечную книжицу в изрядно потрепанном сафьяновом переплете. Это был карманный томик стихов Пастернака более чем полувековой давности, изданный в Париже. Вадим с интересом полистал миниатюрную вещицу. «Фее моего вдохновения», – значилось на титульном листе, по-видимому, рукой автора. Видя его замешательство, служивый охотно пояснил: «Училка обронила, когда выбегала». Бодрый голос ведущего призвал всех собравшихся срочно занять свои места и наполнить бокалы. Управляющий спрятал находку в карман и направился к своему столу. Погас верхний свет. Было слышно, как хлопают пробки. Вадим приземлился на пустой стул и взял протянутую Стасом рюмку. Лика приспустила вуаль и подняла свой бокал. Вадим, наконец, заметил ее присутствие и выразительно посмотрел на чету приятелей. Стас пожал плечами и хмуро покосился на Веронику. Та побледнела и от напряжения отчаянно заморгала. Свободной рукой бывшая пассия элегантно накрыла холодную ладонь Вадима. Тот с вызовом оттолкнул ее кисть и злобно процедил: «Вот только тебя здесь и не хватало». «А я и не сомневалась, что тебе не хватает именно меня», – томно шепнула экс-любовница. Вероника удовлетворенно подмигнула жениху. Зал замер в ожидании боя Курантов. По команде тамады присутствующие дружно покинули свои места и, торопя стрелки выведенного на большой экран древнего циферблата, хором отсчитывали последние мгновения уходящего года. Едва грянули первые ноты гимна, своды помещения дрогнули от громогласного «ура!» Возбужденные гости дружно сдвинули бокалы и стали брататься. «Не дуйся, – словно они и не расставались, нежно улыбнулась Лика, водрузив туфельку поверх ботинка возмущенного приятеля. – С Новым годом, дорогой! Надеюсь…». Вадим с наслаждением наступил ей на ногу и, видя, как прекрасное лицо перекосилось от боли, категорично объявил: «И не надейся! Если ты сейчас же не уберешься, уйду я». Не дожидаясь развязки, Лика поджала губы и, не прощаясь, растворилась среди гостей. Вадим плеснул в стакан виски. Не чокаясь, опрокинул содержимое в себя, послав следом дольку лайма и бутерброд с черной икрой. Застолье утратило всякий смысл.
Добравшись до квартиры, он первым делом отключил связь и несколько дней провалялся на диване, не желая отвечать на чьи бы то ни было звонки. Но поездку в зареченский филиал никто не отменял, потому ранним предрождественским утром машина управляющего плавно влилась в плотный МКАДовский поток.
Глава 4
Как обычно, кольцевая дорога изнывала в многокилометровой пробке – казалось, вся столица и гости извне ринулись в атаку на Подмосковье. Какое-то время Вадим безуспешно пытался читать, но экран смартфона предательски бликовал, глаза слезились, и это занятие ему быстро наскучило. Видя, что шеф откровенно клюет носом, водитель предусмотрительно уменьшил звук радиоприемника и, путая слова, стал тихонько мурлыкать в такт исполнителю. От его музыкальных опусов еще больше клонило в сон. Едва вырулили на загородную трассу, снег повалил сплошной пеленой. «Как нам в дорогу, пакость со всех щелок», – посетовал водитель, включая «дворники». Комментария не последовало. Это означало, что патрон не в настроении или дремлет, но звуки колыбельной из мобильника быстро вернули его к жизни. Судя по мелодии, звонила мать. Вадим зевнул и, не открывая глаз, внимательно слушал ее наставления, но его терпению довольно скоро пришел конец: «Почистил зубы, сменил носки, позавтракал и еду на …хутор, в Диканьку! Какие шутки, мама?! Я в командировке. С ночевкой. И что? Рождество для детей, а я уже вышел из этого возраста. Как это не с кем? Возьми с собой Лялю или папу. Ну, все, у меня вторая линия». Он отбился, сунул трубку в карман и посмотрел на часы. Было начало девятого. «Вадим Палыч, смотрите, как бензин дешевеет. Километров через тридцать надо заправиться, а то в глуши вместо экотоплива впарят обычный дизель». Прислонив голову к стеклу, управляющий промычал что-то невразумительное и прикрыл глаза. Его пояснице мешал какой-то предмет. «Толик, у нас не машина, а склад ненужных вещей!» – возмутился Вадим, швырнув коробку в сторону. «Так это же ваше», – обернувшись, подсказал водитель. Патрон открыл крышку. На атласной подушечке мирно покоилась хрустальная туфелька. Он криво усмехнулся и за ненадобностью переложил находку на заднюю панель. «И на кой мне это никчемное приобретение? Мало ли что вчера могло померещиться?» Водитель осторожно предупредил, что видимость – ноль, и максимально снизил скорость. Ответа не последовало. Толик украдкой оглянулся. Хмурый босс упорно делал вид, что спит. Но он лукавил – хрустальный башмачок мысленно окунул его во времена безмятежной юности.
…Звонок домофона настойчиво трубил о прибытии визитера. Вадим в ужасе покосился на часы (и кого только могло принести в этакую рань?!) и по привычке натянул одеяло на голову. Мать, уже хлопотавшая у плиты, торопливо прикрыла дверь в его спальню и помчалась в прихожую. Минутой позже в квартиру с шумом ввалилась ее старинная приятельница с букетом и объемной коробкой от ARMANI. Подруги обнялись.
– Лялька, привет! Выглядишь на все сто! Постройнела, посвежела, помолодела. Раздевайся, буду тебя кормить. Надеюсь, нынче заночуешь?
– Маня, цветы – тебе, штиблеты – сыну, – вручая подарки, щебетала гостья. – Только без обид: я снова проездом – в сотый раз пригласили на пробы. Думаю, как обычно, пролечу, но есть повод в такой день навестить тебя и крестника. Поздравляю!
– Меня не с чем, – чмокнула ее хозяйка. – Сто лет не снимаюсь и не служу в театре.
– Машка, причем тут профессия? У нашего королевича сегодня выпускной! Это лучшая твоя роль! Ты вот родила – и молодец! – взбивая реденькие пряди, призналась подруга. – А я все боялась упустить свою главную роль. Но после блестящего дебюта других предложений – увы! – не последовало. Если честно, зритель меня давным-давно забыл. И что я имею на сегодняшний день? Ни работы, ни семьи, ни жилья. Массовка в театре, копеечная зарплата и аж целых двадцать метров захламленной коммуналки.
Ляля лихорадочно рылась в сумочке, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Так и не найдя носового платка, она укрылась в ванной комнате и спустя несколько минут предстала во всем блеске. С выражением величайшей скорби на лице она изучила предлагаемые разносолы и, забившись в дальний угол, категорично объявила:
– Выпечка только вприглядку! Стараюсь держать форму.
– Ты всегда в форме, – не возражая, Маша убрала в сторону тарелку с пирожными.
– Вот только оценить мой подвиг некому! – с горечью резюмировала Ляля. – Как там Вадюшка? С вузом определился?
– Павлик за него определился. Говорит, нынче время международной экономики и банковских операций. И с рабочим местом, вроде как, есть удачный прицел.
– Да, твой Пашка – надежнее китайской стены! Где, кстати, наш муж теперь?
– На конференции в Берне. В МИДе считают, что на сегодня это стратегически самое важное партнерство, – Маша водрузила перед гостьей вазу с постным печеньем. – Угощайся, все свое, низкокалорийное!
– Не искушай! – проявила завидную стойкость артистка, глотая слюну.
Хозяйка безропотно вернула поднос на прежнее место.
– Господи, как время летит, – посетовала Ляля, наслаждаясь ароматом кофе. – Еще вчера ты репетировала Золушку, а сегодня выпускаешь во взрослую жизнь сына. Помнишь наш дебютный спектакль? Вторым номером у тебя была Наташка Соболевская. Не забыла? Вторым! – со смыслом акцентировала она. – Ты была Золушкой номер один.
– А она стала актрисой номер один, – протянув молочник, констатировала Маша.
– Ничего подобного! – категоричным жестом отказалась собеседница и, задумавшись, призналась: – Представляешь, у этой стервы снова главная роль. И, как всегда, без проб.
– Вероятно, она талантливее нас. И, что немаловажно, – удачливее.
– Протестую! Сама знаешь, кто за ней стоит, – Ляля выразительно кивнула на потолок. – Повезло Наташке. Это же надо: сидеть за одной партой с самим министром культуры.
– Положим, тогда он был заурядным школяром. Молодец Наталья, что сохранила с ним хорошие отношения. В профессии, помнится, ей это редко удавалось.
– Это точно – скандалила напропалую. Но ведь снимали! Ненадолго исчезла только после разрыва с Валеркой. Ей повезло, что в Союзе кинематографистов сменилась власть.
– А выиграл ли от этого отечественный кинематограф?
– А он уже давно валютный! – уныло парировала подруга. – Но Соболевская снова на коне. Я полагала, после такого перерыва не поднимаются, но она какая-то везучая.
– Не дай тебе Бог везения такой ценой! – протянула ей поднос Маша. – Сахар? Сливки? Бальзам? Сигареты?
– И вон то кучерявое пирожное, – заговорщицки подмигнула Ляля. – Как я помню, твое фирменное? – она отправила в рот небольшой треугольник и зажмурилась от удовольствия. – Лепота! Маняша, ты – гений! Только не говори, что единственное твое призвание – кулинария. Спору нет, хозяйка ты хоть куда, но не лукавь – сцена тянет?
– И даже не снится.
– Да ты у нас – просто кремень, – с завистью подытожила артистка. – А для меня лучшее из блюд – театр, а кино – так и вовсе наркотик. Тянет. Батюшки, совершенно вылетело из головы! – Ляля сорвалась с места и вернулась с миниатюрным хрустальным башмачком. – Помнишь, перед премьерой Соболевская стащила твою туфельку? Ты еще рыдала, что вслед за ней исчезнет и удача. А я обещала подарить тебе новую. Держи!
– Спасибо, – трогательно улыбнулась Маша, прижимая к груди подарок. – Но удача от меня все же отвернулась.
– Не гневи бога! В тот же вечер тебе предложили сняться по Чехову. И кто! Но ты втюрилась в своего Пашку и укатила в Буэнос-Айрес. Можно подумать, это я утверждала, что жена дипломата не имеет права сниматься в кино? Глупая, скажу тебе, установка! Румянцева вон блистала и на экране, и на светских раутах. А Неелова? Вчера включаю «ящик», а там – Маришка. И не в каких-нибудь новостях культуры, а в первом сюжете – рядом с главой государства в его европейском турне. Муж секретничает с президентом, а она – воркует с первой леди. А сегодня у нее спектакль в Москве. Все успевает!
– Ты и без меня в курсе, что своих дипломатов они отхватили уже в зрелом возрасте, будучи звездами первой величины. А меня-то и запомнить, как следует, не успели. Да и время было другое: не хотелось ставить под удар карьеру Павлика.
– Здрасьте, – в дверном проеме появилась заспанная физиономия Вадима. – Опять камешек в папин огород? Ой, у нас гости? – стушевался он. – Иду за смокингом.
– Как есть Марчелло Мастроянни, – закатила глаза Ляля и стала серьезной. – Все правильно ты сделала, Маня. Лучшая карьера для женщины – семья и дети. Жаль, доходит это задним умом. Современные звездульки, кстати, рассудительнее нас прежних – ничего не откладывают на потом. Рожают, не выходя из кадра. Тусуются, где и с кем надо, разводят спонсоров на огромные бабки. Таких разве забудешь, если вложился по полной? Вот и отбивают свои денежки, снимая их в чем ни попадя. А тут бьешься, как рыба об лед, а тебя в упор не замечают. Для сегодняшних киномэнов, как, впрочем, и киноманов я такая же древность, как наскальная живопись, – с горечью призналась она и предложила: – Маш, поехали на пробы вместе? Подышишь пылью павильона, вспомнишь запах кулис.
– Не забывай, что у Вадьки сегодня выпускной. На мне – рыбная нарезка и мясное ассорти для педагогов, – решительно отмахнулась хозяйка. – Так что провожу тебя только до троллейбусной остановки – машина в гараже, а супермаркет под боком. А вот после проб милости прошу на званый ужин – пока Вадька будет отрываться на балу, закачу в твою честь утку аля-натюрель под соусом из ананасов, с черносливом и орехами.
– Какая же я дура, что заказала билет на вечерний поезд, – искренне огорчилась гостья. – Маня, не искушай изможденную диетами душу! У меня же утром спектакль в родном ТЮЗе. Ты же в курсе: задней ноге Избушки на курьих ножках замена не полагается, – хохотнула она, оценивая элегантный костюм выросшего на пороге Вадима, и встала. – Ни дать, ни взять – Аполлон! На правах крестной матери вручаю тебе, отрок, атрибут взрослой жизни, – протянула ножны Ляля. – Вадька, будь во всеоружии в борьбе с рутиной жизни! Кстати, это именной кортик моего мятежного деда, который отважно бился под знаменами… – она растерянно замолчала, подыскивая нужное слово.
– Чего уж скромничать – под белогвардейскими знаменами самого барона Врангеля, – иронично завершила ее мысль подруга.
– Не суть важно, кто привел его к победе!
– По-моему, все же к поражению.
– Маня, не нуди, – добродушно упрекнула артистка. – Переписанная заново отечественная история практически реабилитировала опального барона и его армию.
Исчерпав аргументы, Ляля погрозила хозяйке пальцем и обняла Вадима, восхищенно рассматривающего подарок. Маша грустно улыбнулась, задумавшись о чем-то своем.
– Классная вещь! Теть Ляля, ты – супер! Нет – суперстар!
– Рано ты меня в старухи записал! – с хитрецой переиначила артистка.
– Это комплимент! Речь исключительно о выдающемся статусе!
– А мне кажется, речь об исключительно дорогом подарке, – упрекнула мать.
– Мария, и давно ты стала ханжой? У меня нет никого дороже вас с Вадиком, – безапелляционно парировала Ляля. – В конце концов, я – его крестная мать. Стало быть, нашему сыну и продолжать революционные традиции моего древнего рода.
– Я бы предпочла эволюционные. Лучше все же созидать, – миролюбиво возразила подруга. – До чертиков надоело сражаться на баррикадах.
– Переходи на нелегальное положение! Правда, в этом деле я тебе не помощник: какая из меня подпольщица? Вечно свечусь на кинопробах! Впрочем, надо хорошенько все взвесить. Это сегодня наш любимый Питер – кузница главных кадров страны, но в его прошлом, а, надо полагать, и будущем – немало ратных страниц. Возможно, для борьбы за место под артистическим солнцем придется изучить опыт боевых предшественников, – кокетливо улыбнулась женщина, но, взглянув на часы, отчаянно ойкнула. – Перебор! Дискуссионный клуб закрыт! Пробы ждать не будут! Трубы зовут! Оружие к бою!
– Слово должно быть сильнее оружия, – шутливо возразила Маша.
– Одно другому не помеха, – крестная протянула Вадиму ладонь. – Будь здоров, без пяти минут господин коммерсант! Надеюсь, твои молодые последователи построят-таки капитализм с человеческим лицом, ведь его политэкономия понятна как дважды два! А то современные прихватизаторы пекутся лишь о своих скважинах, приисках и яхтах. Дерзай, юноша! И да хранит тебя мой талисман!
– Тетя Оля, ты – прелесть, – протянув ей плащ, шепнул парень. – И почему только не ты преподавала у нас историю? Клево объясняешь!
– Хоть один человек признал тот факт, что я – толковая! – по-детски обрадовалась гостья. – Обещаю на досуге непременно поразмыслить над твоим предложением. А то наш ТЮЗ изрядно мне поднадоел за эти годы, – и на прощание, чуть картавя, шепнула: – Правильной дорогой идешь, товарищ! Как говорил Ильич, пришло время брать банки! Желаю тебе занять в этом секторе достойную нишу! Кстати, вон те сандалии – тебе.
– Не балуй мне мужика, – подтолкнула ее к выходу Маша. – По-моему, ты зарапортовалась. Вадька, чай – горячий, пироги на столе! – чмокнула она сына, выходя.
Вадим запер дверь и вскрыл коробку – в ней были наимоднейшие туфли от ARMANI. Присвистнув от удивления, он примерил обновку и, схватив телефон, позвонил матери с просьбой передать трубку Ляле. Пока сын рассыпался в комплиментах и благодарностях, Маша выговаривала подруге за расточительность. Зная ее горячий нрав, артистка заблаговременно приготовилась к атаке. Вернув трубку, Ляля с ангельской улыбкой на устах сообщила, что оставляет за собой право дарить крестнику то, что считает нужным. Спорить не имело смысла. Маша обняла ее и тормознула маршрутку.
Вадим сбросил костюм и туфли, надкусил пирожок, плеснул в чашку кипятка и потянулся за телевизионным пультом. Заметив хрустальный башмачок, он не сразу поверил, что удача приплыла в руки сама собой. Губы невольно расползлись в мечтательной улыбке. Вспомнились горькие слезы юной Золушки и собственное обещание подарить ей новую туфельку. Выходит, сдержать слово ему все же удастся прямо на выпускном вечере. Вот Вика-то удивится!
Актовый зал школы напоминал штормящее море. Накрыв стол в учительской, Маша решила задержаться лишь на вручении аттестатов, справедливо полагая, что ее отсутствие на дальнейших мероприятиях останется незамеченным. Все эти годы она безотказно трудилась в составе родительского комитета класса и лицея, вела занятия в драматическом кружке, сопровождала детей во всех поездках и походах. Вот только растормошить единственного сына ей так и не удалось. С юных лет он предпочитал одиночество, был немногословен и замкнут. «Самое то для настоящего мужика, мать», – отшучивался супруг. По мнению Павла, продолжатель рода рос «компанейским в разумно-дипломатических пределах» человеком. Лет до двенадцати Вадим не расставался с книгой, но с тех пор, как в очередной день рождения получил от отца самый навороченный по тем временам компьютер, прописался в Сети. Впрочем, в зависимость от нее не впал, находя время для занятий и походов в спортзал. По большому счету, вне учебы его привлекали исключительно те мероприятия, которые посещала Вика. Поскольку ее увлечение сценой, похоже, оказалось не детской забавой, а призванием, сын, не раздумывая, записался в театральный кружок. Участие в спектаклях его интересовало меньше всего, и мать позволяла попросту присутствовать на репетициях. Талант у Вики, несомненно, имелся, но старание и пластика были в большом дефиците. Чтобы ликвидировать эти пробелы, Маша направила будущую артистку в школу бальных танцев. Вадим устремился следом, поскольку наличие партнера было обязательным требованием процесса обучения. Но и на паркете девочка не проявила должного усердия, хотя необходимые для сцены навыки приобрела и вскоре стала посещать настоящую театральную студию. Не глядя на броскую внешность, сын провалился в первом же туре. Это его, похоже, не огорчило, поскольку дама сердца стала бывать у них едва ли не чаще, чем прежде. Когда педагоги по речи ставили ей на вид, девочка по привычке мчалась за помощью к матери одноклассника. Готовясь к премьерам, дамы вместе колдовали над произношением и разбирали по репликам роли, готовили этюды и делали растяжки. Машу не тяготили эти занятия, ей даже не приходилось отрываться от домашних дел: после перевода в МИД муж подолгу находился в разъездах, а сын в быту был крайне неприхотлив. Постоянное присутствие в доме пассии его вполне устраивало: желание находиться рядом с ней с годами лишь крепло. Со временем ежедневное общение с Викой стало болезненной необходимостью. Машу настораживала подобная зависимость, поскольку девочка откровенно использовала сына, не испытывая к нему абсолютно никаких чувств. Мать тактично пыталась открыть глаза окрыленному отроку и указать на уязвимость сложившейся ситуации, но юношеский максимализм игнорировал любой из ее советов. Зато претензий к учебе Вадима быть не могло: ему легко давались все без исключения предметы. Сделав выбор в пользу точных наук, без медали он остался по причине собственной лени. Возвращаясь из заграничных командировок, муж все свободное время посвящал сыну – готовил к поступлению, брал с собой на деловые встречи и дипломатические рауты, знакомил с нужными людьми, а к тревогам жены относился с легкой долей иронии. Павел искренне полагал, что разочарования на личном фронте идут лишь в плюс, закаляя мужской характер.
