– Ну, впрямь Анна Каренина в штанах. Ты знаешь, кто был тем парнем?
– Какой-то приезжий.
– Верно, приезжий, ставший жителем Потапово – мой папаша-алкаш. Из-за него разгорелся весь сыр-бор. Как видишь, он женился на моей маме сам. Никто его не принуждал и в постель не укладывал. А уж помер он точно не на рельсах.
– Ты что-то путаешь!
– Нет, Данила, к сожалению не путаю. Я не знаю, почему твоя мама солгала, насчет заметок, кстати, тоже. В тот вечер, у вас дома, она сказала, что не желает видеть меня своей невесткой.
– Но вы вели села спокойно, мама улыбалась…
– Я еле держала себя в руках. Дань, всё это рассказала не для того, чтобы поссорить тебя с матерью. Просто пыталась объяснить, в одном доме нам нельзя находиться. Будет тягостно для обоих. Мы должны найти другой выход.
Данила нахмурился, морщинка прорезала лоб. Он испытывал двойственные чувства: недоверие и растерянность.
– Мне нужно подумать. Я поеду домой. – Голос его звучал тускло и безжизненно.
Ивка кивнула. Попыталась поймать его взгляд.
Скрипнула дверь, потом калитка, послышался звук мотора. Данила уехал.
***
– Мама, ответь, тот парень, из-за которого вы поссорились с матерью Ивы, её отец?
– Сынок, я долго молчала, но твоя невеста, – Мария Савеловна со злостью произнесла это слово, – вся в свою мамашу, ты не будешь с ней счастлив!
– Просто скажи – это отец Ивки? Я ведь выясню правду, будет лучше, если ты расскажешь сама.
– Да. Он был умница и красавец, а Лизка превратила его в алкаша и изгоя. Думаю, доченька не лучше.
– А тем вечером, когда Ива приходила к нам, ты сказала ей, что не хочешь видеть своей невесткой? – Данила впервые увидел такое выражение на лице матери: смесь ненависти, злости и трусости пойманного лгуна.
– Ну, сказала, пусть не думает, что я ей рада.
– А потом весь вечер улыбалась и шутила. Как так можно, мама?
– Она плохая, – как последний аргумент кинула мать. – Видишь, из-за неё мы ссоримся. Нам без этой девки будет лучше. – Мария Савеловна закрыла лицо руками и зарыдала.
Он не переносил её слез и всегда кидался утешать хрупкую, как девочка, мать, но сейчас молча вышел из комнаты.
Утром Мария Савеловна ловила его ускользающий взгляд, а потом, несколько театрально бухнулась на колени.
– Сынок, ну прости меня. Дело давнее, мало ли глупостей наделали в молодости.
Данила поднял мать, усадил на стул.
– Что вы не поделили в прошлом, меня мало волнует. Дело в будущем, что мне делать? Тебе придется смириться с моим выбором, я люблю Ивку. – Он успел поймать промелькнувшую в глазах матери озлобленность и подумал: «А ведь Ива права, не ужиться ей со свекровью».
Он впервые увидел родного человека с другой стороны, и эта сторона оказалась тёмной.
– Ну и жить в одном доме вам нельзя.
– Ты меня бросишь одну? Пойдешь в примаки? – Прозрачные слезы легко покатились из глаз матери.
– Нет, ты одна не привыкла, буду часто навещать, – пообещал сын. – Мне нужно подумать, куда привести будущую жену. – Ему хотелось как можно быстрее увидеть Ивку. Вчера он оставил её в растерянности, даже не поцеловал, уходя домой.
«Волга» остановилась возле фельдшерского пункта. Данила вышел из машины. На ступеньках стоял Арсений Петрович.
– Вот вышел подышать свежим воздухом, сегодня до обеда прямо наплыв больных, прорвало их что ли, – пожаловался врач.
– А Иванна не хочет подышать?
– Я отвез её домой минут двадцать назад, она изволила упасть в обморок. Знаете стресс, устроенный подружками вашей мамы, в положении Иванны очень вреден.
– Что устроили подруги матери?
Арсений Петрович коротко поведал о кляузах главврачу. Данила по мере его рассказа мрачнел всё сильнее.
– Ива больна? – Его голос дрогнул, он невольно подготовился к самому страшному сообщению.
– Вы знаете, кажется, я сказал лишнее. Спросите у неё сами. – Арсений Петрович смутился. – Мне пора. – Он торопливо скрылся в помещении.
Данила за десять минут передумал всё, что угодно. На кухню Самошиных ворвался с перепуганным видом. Ивка лежала на диване, укрывшись пледом, Елизавета Павловна вязала у окна, Саша делала уроки. Они дружно ответили на его приветствие и поспешили в дом. При этом бабушка подталкивала упирающуюся внучку в спину.
– Чем ты больна? – голос Данилы дал петуха.
– Ничем, – удивилась Ивка.
– Но Арсений сказал: ты упала в обморок. – Данилу меньше всего сейчас волновали доносы тёток, хотя позже с этим он тоже разберётся.
– Беременность не болезнь. Я не успела тебе сообщить, сама только узнала. А Арсений раньше меня догадался. Вот гад, опередил, – улыбнулась она.
– То есть, я буду отцом? – зачем-то глупо уточнил Данила.
Ивка увидела слёзы у него на глазах и совершенно дурацкую улыбку во весь рот. В следующую секунду он уже прижимал её к себе.
– Поосторожней, медведь, кости трещат, – полузадушено просипела она.
– Боже, как я испугался! Теперь я буду любить тебя в два раза больше.
– Ты как Матроскин, – засмеялась Ивка. Помнишь, кот обнимал корову с теленком в Простоквашино и говорил, что будет любить её в два раза больше, – пояснила она недоумевающему мужчине. – Кузнецов, ты поглупел от радости?
– Заметь, про корову ты сама сказала, – хмыкнул он и чмокнул её в нос.
– Ну до этого ещё месяцев восемь.
Данила присел на диван, увлекая за собой Иванну.