Пилюльки для души

– Ну, уж «клофелин», он и на грузинском «клофелин». И остальные слова точно помню. Как я могу забыть «люблю, целую».

Он колебался всего минутку. Все понял верно. Хороший мальчик, правильный.

– Анна Петровна, Вы идите домой. Постарайтесь предупредить соседку, чтоб ничего не пила, не ела. А еще лучше, чтоб подыграла ему, вроде она уснула. А я рядом буду, не волнуйтесь.

– Да как же не волноваться?!

– Держитесь. А что у Вас с рукой?

– Сломала сегодня.

– Да, день у Вас не легкий выдался. Ничего, бабушка, все пройдет. И этот день тоже.

– Спасибо тебе, сынок, на добром слове. Зовут-то тебя как?

– Василий. Вася.

Кое-как доковыляла до подъезда. Уже заметно подморози-ло. И надо же, счастье, Дашенька подъезжает. Все-таки есть бог на свете!

– Ты прикинь, баб Ань, он дома оказывается! А ты чего без пальто? Правда, рехнулась на старости лет…

– Дашенька, помолчи, меня послушай…

– Да не собираюсь я тебя голую на морозе выслушивать. Пойдем домой, там поговорим.

– Нельзя дома. В подъезде меня выслушай.

И она выслушала. Всегда вспыльчивая, грубая, не перебила меня ни разу. Первый раз в ее совсем еще короткой жизни. Потом помолчала и спросила:

– А с этим, что делать? – и вынула из кармана пакетик.

– Ничего Дашенька, вырастишь. Я как могу, помогу. А ему гово-рить…

– Ни за что не скажу! Слушай, а мент меня не кинет? Придет?

– Он мне показался приличным человеком. Толковым и порядоч-ным.

– Ой, баб Ань, у тебя все хорошие. Порядочный мент, это ж надо же! Ладно, всем смертям не бывать, а одной не миновать! Иди! А я чуть позже.

Я вошла в тепло родной квартиры и не ощутила его. Холодный ужас занозой сидел в сердце. Здесь под одной крышей с нами притаилась мерзкая, подлая гадюка, и она готова нанести удар. Я старая, мне не страшно умирать, но девочка, ей еще жить и жить… Мы одолели фашистов, выиграли Великую войну, а теперь я буду бояться эту гадину? Не бывать этому! Вошла в комнату, прикрыла дверь и обратилась в слух.

Вот пришла Даша… Перекинулись парой фраз… Дашень-ка, умница, хорошо держится… Пошли в комнату… Этот прошмы-гнул на кухню, сейчас будет клофелин ей сыпать. Сейчас бы взять автомат и… Нет, надо, чтоб все по закону было. Так и будет!

За окном стемнело совсем. Дни-то в декабре коротки. Дверь их комнаты скрипнула, открылась, значит… Звук непонятный, будто что-то тяжелое тянут… Хлопнула входная дверь. Я бросилась к окну. Вот от подъезда отъехала одна машина, спустя полминутки другая. «Господи, иже еси на небеси…» Так и не выучила ни одной молитвы до конца… Боженька, если ты есть, будь на нашей сторо-не. Защити девочку. Она грубая, иногда злая, но ведь не безнадежная. Вот, ребеночка ты ей послал, так сбереги их. Защити. На тебя уповаю.

Даша вернулась где-то около полуночи. Не одна, с Васей-участковым и еще двумя милиционерами.

– Баб Ань, ты мне жизнь спасла, – произнесла буднично, как «добрый вечер», – и вот он тоже, – она ткнула Васю в грудь.

– А где изувер этот?

– Он, Анна Петровна, там, где ему и полагается быть, в следственном изоляторе. Мы сейчас здесь немного поработаем, чашечки на анализ возьмем. А Вы идите, отдыхайте. Я Вам говорил, что сегод-няшний день кончится, вот все и закончилось. Рука болит?

– Не знаю. Я о ней не думала, не вспоминала.

Пошла, легла на кровать. Рука… если бы не рука, как бы все сегодня сложилось? Чудны дела твои, господи!

Несмотря на ноющую руку, долгие волнения вчерашнего дня, спала, как ребенок. Проснулась около восьми. Батюшки! А Василий-то, судя по сапогам в коридоре, у Дашки ночевал. Вот непутевая! Из огня, да в полымя. Парень-то он вроде ничего, и прописка наверняка есть, не бывает участковых без прописки, да только что у него на уме? Зачем ему Дашка? Да еще беременная. О-хо-хо! Ничего старая моя голова не понимает.

Вася, тем не менее, перебрался к нам. С вещами. Вопросов я не задавала. Ни про них, ни про перипетия страшного вечера. Захочет Даша рассказать, сама ко мне придет. А наставлять ее, поучать, это увольте, себе дороже выйдет. И она пришла. Не сразу, месяца два, наверно, прошло, а то и больше. Зашла в комнату, села у кровати, я лежала уже, сканворд разгадывала.

– Баб Ань, Вася мне предложение сделал… – Так ты же замужем!

– Застарелая у тебя информация. Неделю назад развелась. След-ствие еще тянется, но сволочь эту лет на восемь упекут, это точно. Он ведь тогда меня в лес завез, хотел выбросить в канаву придо-рожную. Люди мусор так не выкидывают, до помойки везут. А он жену… Если бы я того чаю хлебнула… Там клофелина столько было, на слона! Все рассчитал, гад, никто бы с окоченевшим тру-пом не возился. Несчастный случай. И все. Он чист. Потом бы, конечно, с тобой как-нибудь разделался. И квартира вся его.

– И ты в твоем положении кубарем в канаву летела?

– Ага, счас тебе! Он меня из машины выволок, думая, что я уже того, а я вцепилась ему в рожу. Всю харю расцарапала, он орет, чуть сам в канаву не улетел. А тут Вася подоспел, скрутил этого. Так на двух машинах и вернулись. Они на одной, я на другой. Ну, что скажешь, баб Ань, замуж за Ваську выходить? Ты ж рентген, всех насквозь видишь. Вон, Папишвили сразу раскусила.

– Выходи, коль любишь. А он знает, что ты ребеночка ждешь?

– Тут такие дела! Он мне как предложение сделал, я ему говорю, беременная я, а он, вот и здорово! Понимаешь, он решил, что это его ребенок будет. Может, пусть так все и останется. Мы когда жить начали, беременности моей где-то пять-шесть недель было. Так можно сказать, что ребенок недоношенный родился. А, баб Ань?

– Нельзя жизнь с обмана начинать. Любит, поймет.

– А если сбежит?

– Вряд ли. Уж коли он тебя такую бестолковую замуж берет, то и ребенок не помеха будет. А ты-то любишь его? Или того больше любила?

– Люблю, баб Ань. Крепко люблю. Сама не ожидала от себя. А тот… Замуж хотела, как все, чтоб платье, фата… Наобещал с три короба… И ни свадьбы, ни платья. Расписались по быстрому. А потом стакан клофелину, пей, любимая. Но в этот раз все по-взросло-му будет. Гости, ресторан, платье и фата.

– Да у тебя ж живот торчать будет.

– Ну и пусть себе торчит. Хочу!

– Непутевая ты. А я тебя все равно люблю. Нет у меня никого ближе тебя, Дашенька. Вот помру, тебе комнату освобожу…

– Я тебе помру! А кто ребенка моего манерам учить будет, книжки ему читать. Знаешь, баб Ань, я ведь все книжки помню, что ты мне прочла. И как в театр ходили на эту…курицу.

– На «Синюю птицу».

– На нее. Если я не спилась, так это только из-за тебя. Всегда дума-ла, глядя на тебя, есть ведь, есть другая жизнь. Может, и у меня по-лучится. Ты поживи, пожалуйста, подольше. Постарайся, ладно?

– Ладно. А ты Васе про ребенка расскажешь?

– Расскажу…

Она рассказала и хорошо сделала. Потому что во время свадебного застолья конфуз случился. Дашка девушка в теле, полненькая. Живот у нее не слишком заметен был, хоть срок семь месяцев миновал. На свадьбе далеко не все догадывались об интересном положении новобрачной. «Горько!» кричали, просили с наследниками не затягивать. Как за детей выпили, так у нее и воды отошли. Так в один день стала и женой и матерью. Непутевая!