– Простить за то, что спас мне жизнь?
– За то, что не остановил, не пресек идею в корне, не взял с собой никакого снаряжения.
– Ты еще прощения попроси за то, что аборигены съели Кука.
– Смешно.
– Обхохочешься.
К палаткам мы пришли на закате. По дороге встретили Дрона с Лелькой, которые бежали нас выручать. Стас живой и невредимый сидел у костра.
–
Какой сумасшедший последний вечер, пойду поплаваю, – я поплелась на берег, сидеть рядом со Стасом была не в состоянии. «Море! Вот оно как». Больше слов не было. Вошла в теплую, соленую воду, то, что она соленая напоминала каждая царапина, коих было множество. Тело саднило, потом я просто перестала обращать на это внимание и поплыла. Вода казалась тягучим желе, каждым взмахом я резала ее, продвигаясь вперед. Сзади раздались крики, Дрон звал меня. Лениво оглянулась, увидела, что мне машут руками со скалы от нашего кафе «Лунная дорожка», а по берегу бежит, на ходу скидывая рубашку Никитос. Вот он бросился в воду и поплыл ко мне размашистым кролем. Что не так? «Дельфины», -
донеслось со скалы. Присмотрелась повнимательней, и в бликах закатного моря разглядела стаю дельфинов, которые плыли вдоль берега прямо на меня. Что испытала? Радость.
Но еще до того, как первый дельфин проплыл в метре от меня, рядом оказался Никитос.
– Тебе не надоело меня спасать?
– Нет.
– Спасибо.
– За что?
– За нет.
Мы смотрели друг на друга и улыбались, а вокруг, то справа, то слева, вода вскипала от очередного выпрыгнувшего дельфина. Мои ноги и руки касались их скользких, но совсем не страшных спин. Один дельфин остановился и высунул свою улыбающуюся морду прямо между нами. Не знаю, что на меня нашло, но я потянулась его поцеловать, а он, шалун, ушел под воду. Я же по инерции поцеловала Никиту. И он ответил на поцелуй. Да как! Я забыла, как дышать. Никогда со мной такого не было! Дельфины давно уплыли, а мы все болтались в воде, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, доплыли до берега и появились у костра. Стас, видимо, ушел. Лелька сидела, не поднимая на нас глаз, а Дрон пел:
Вина твоя,
Вина твоя,
Что надвое,
Что надвое
Судьбу твою сломали ротозеи.
Жена твоя,
Жена твоя,
Жена твоя и лучший из друзей.
А все вокруг Как будто за,
И смотрят ласково в глаза, И громко воздают тебе хвалу.
А ты добыча для ворон,
И дом твой пуст и разорен,
Лишь гривенник пылится на полу…
– Как вы могли? – Дрон так ударил по струнам последним аккордом, что струна лопнула, – Что ты наделала, Ягода?
– Она не причем. Моя вина, – Никита загородил меня от брата. Напрасно. С братом мы всегда разберемся.
– С тобой отдельный разговор. Ты ей жизнь сломал, это ты понимаешь?!
– Он мне жизнь спас. Много раз за эти дни. Это ты ничего не понимаешь, Дрон. Не знаешь и не понимаешь. Мы еще вернемся к этому разговору потом. Дома. А сейчас молчи, чтоб потом стыдно не было.
– Мне стыдно?!
– Тебе! Тебе! И, кстати, сплю я сегодня с вами.
– Это еще что за новости?!
А Леля просто встала, обняла меня за израненные плечи и повела в свою палатку. Дрон поплелся следом, что ему оставалось.
На рассвете тихонько выскользнула из палатки, и побежала к своему камню. Еще не дойдя до пляжа, знала, Никитос там. Он действительно был там. Сидел и смотрел немигающим взглядом на море. Сколько он так просидел? Всю ночь? Камень большой, двоим места хватит. Села рядом. Он головы не повернул, только спросил:
– Тебе не холодно?
– Нет. Камень теплый.
Мы сидели и молчали. И могли бы так просидеть вечность.
Просто рядом. И не надо слов. Но все же, слова у него нашлись:
– Я ничего не могу тебе дать, Ягода.
«Разве я у тебя что-то прошу», – могла бы ответить, но промолчала.
– Даже если встану на уши, у меня не будет столько денег, как у Стаса.
«Не надо стоять на ушах. Неудобно».
– У него блестящие перспективы, а у меня сомнительное прошлое и очень напряженное настоящее.
– В каком смысле напряженное?
– Я трех друзей похоронил, – процедил сквозь зубы.
«Я буду молиться за тебя», – подумала, а вслух спросила: