Коца: Мож не так! Мож о душе!
Кочуб: Гребешок не нужен вше!
Думают о душеньке?
Ха, скорей о брюшеньке!
Свистуновка отблистала:
Крепостных у них не стало,
Сразу спесь уже не та,
Как в недавние лета.
Коца: Ты не с энтих, невзначай?
Человека отличай
По поступкам, не по роду.
Все мы одного народу!
Но и из разночинного сословия находились такие ловкачи, что продвинулись в карьере, а потому всячески равнялись на тех, кому такое положение доставалось по происхождению. Заносчивость не приветствовалась, и посадцы отзывались о всяком чванливом человеке как с ироничным неодобрением, так и с брезгливым неприятием.
– Тот, который при бумажке,
Заимеет вдруг замашки
Большего значения,
Свыше назначения.
Выбился из писарей,
А как будто из царей!
У Кульбачей и на этот счёт не было единогласия. Дед хоть особо и не критиковал, однако не больно-то одобрял стремления простого человека протиснуться поближе к власти, в то время как бабка, хоть и с известным почтением относилась к носителям должностей и обычно спорившая больше по привычке, дабы всегда и во всём иметь своё мнение, про таких «выскочек» тоже могла позволить поиронизировать достаточно хлёстко. Сказывалась не обычная зависть, но извечное российское недовольство теми, кто при равных возможностях поднялся выше, преуспел.
Кульбач: Дак Посад-то наш возник
Раньше, до разрядных книг.
После всех порасписали,
Обучили, обтесали.
Хоть пошли все от основ,
Мало кто достиг чинов.
И зачем туда стремиться?
Не объедками кормиться,
Но не с праведных трудов:
Гнуть себя на сто рядов
Не в работе, а в поклоне?
Вроде в чине, но в полоне!
Мы живём от ремесла.
Кульбачиха: Плуг тянуть впрягут осла?
Дурака не привлекут.
Кажной твари свой закут!
Кто в дворянстве был рождён,
Тот и чином награждён.
Не тягаться же со знатью!
Те – по роду, не по платью
И достойны, и умны.
Потому – у них чины.
Кульбач: Дак народ-то весь один.
Хоть холоп, хоть господин.
Хоть и разные труды,
Все мы из одной руды:
Из того же чугуна.
Жизнь и смерть у всех одна,
Кульбачиха: Все что ль одинаковы,
Как сапожки лаковы?