
Марико
В 1929 году Германию, как и весь мир, потряс экономический кризис. Результатом стали массовая безработица и голод. Цены на продукты взлетели вверх, а зарплаты уменьшились. Но беспокоила Амирана, другая, проблема. Набирающая вес, Национал-социалистическая рабочая партия, во главе с лидером – Адольфом Гитлером. В основе ее идеологии лежали расизм, антисемитизм и идея исключительности немецкой национальности. В Берлине появилась молодежная организация Гитлерюгенд. По городу висели плакаты с надписью «Все десятилетние – в Гитлерюгенд», а сверху «Молодежь служит фюреру». Власти пытались бороться с разбушевавшейся молодежью, но как только закрывали одну ячейку, она тут же возникала под другим названием. Амиран видел, с каким восторгом Марико смотрит на соседа. Красивая форма, на руке повязка со свастикой. Встречая друзей, он вскидывал руку и громко кричал «Хай, Гитлер».
–Папа, а меня возьмут в Гитлерюгенд? – спросила Марико.
Амиран внимательно посмотрел на дочь и решил, первый раз в жизни, поговорить с ней серьезно, как с взрослым человеком.
–Зачем ты хочешь туда вступить? Человек должен жить по правилам давно установленными Богом. А не выполнять приказы человека, возомнившего себя Богом и устанавливающего свои законы..
– Папа, но мне очень хочется. У них там строгая дисциплина, занятия спортом.
– Мы с мамой категорически – против.
– Но я не чистокровная немка,– сказала дочь.
Ее слова напугали Амирана.
– Запомни, никогда нельзя делить людей по национальности. Много порядочных и умных людей и не важно кто они: евреи, грузины, русские или американцы.
–Ты давно в Германии, мама – немка может, и возьмут,– сказала дочь, с грустным выражением лица, не обратив внимания на слова отца. Амиран тяжело вздохнул и обнял дочь.
Выборы в единый студенческий союз в 1931 году прошли с перевесом национально-социалистической партии. В университете начались увольнения преподавателей и студентов. Многие уезжали сами, не желая мириться с создавшейся ситуацией. Профессора Тавгаридзе спас случай. Ганс Харман, служивший в 1918 году в Грузии и лично знакомый с отцом, посчитал возможным заступиться за него. «Считаю, что профессора на занимаемой должности, надо оставить. Грузия – страна, борющаяся, за свое национальное достоинство. И наш долг, завоевав мир, помочь маленькой стране стать самостоятельной. Сейчас, ее силой, включили в состав большевистской России»
С какой стати, завоевав мир, Германия будет думать о Грузии, Амиран не понял.
Члены комиссии были удивлены, что Ганс выступил за человека, не принадлежавшего к арийской расе, но промолчали. Против Грузии никто ничего не имел, многие вообще не знали, где такая страна находится.
–Выгонят, как только узнают, что отец жены – коммунист,– подумал Амиран, но временной отсрочке был рад. В мае 1933 года Геля с Амираном стали свидетелями позорной акции на площади Опернплац. Студенты сожгли более 25 тыс. томов «негерманских», а значит не нужных книг.
«Помнишь, у Генриха Гейне есть такая фраза в пьесе: «Там, где сжигают книги, в конце концов, сжигают и людей» – тихо произнесла Геля, вытирая слезы. – Объясни, что твориться в стране?»
– Дорогая, ты сама все видишь.
Дома, закрывшись в ванной комнате и, включив воду, Амиран, впервые в жизни, позволил себе кричать. Он высказал все, что думает, о назначении Адольфа Гитлера на должность рейхсканцлера (главы правительства) и его методах правления. Немного успокоившись, вышел и твердым голосом заявил: «Мы оформляем документы на выезд из страны».
– Мы едем в Швецарию, к тете Марте, – обрадовалась Геля – Нет, мы едем в Грузию. Ты должна понять, я много лет не видел родителей.
–А как же мои родители?
– Оставаться в Германии нельзя. Отто – коммунист. Они могут поехать с нами, но настаивать не буду. Возможно, им лучше в Швецарию.
– Амиран, ты хочешь домой, я понимаю, но Грузия так далеко. Мы обязательно пригласим твоих родителей к нам.
– Они никогда не согласятся на переезд. Геля, ты можешь поехать с родителями, я тебя понимаю и не осуждаю, но Марико возьму с собой.
– Что ты такое говоришь!– возмутилась Геля, – я не смогу жить без вас.
– Я рад, мы без тебя тоже не сможем. Значит, едем в Грузию, вопрос больше не обсуждается.
В советском полпредстве, заявление было рассмотрено быстро, что сильно удивило Амирана. Он приготовился к долгому ожиданию. Видимо то, что Отто Бергер состоял в КПГ (коммунистическая партия Германии) со дня ее основания, сыграло важную роль. Амиран специально упоминул об этом в заявлении. Но вместо Грузии Амирану, предложили переезд в Москву с предоставлением работы. Отказаться или начать возражать, он посчитал, в данный момент, не возможным. «Из Москвы съездить домой всегда сможем»– успокаивал он себя.
Геля, наоборот, обрадовалась предложению. Грузины в странных накидках, огромных шапках и с кинжалами у пояса, на фотографиях мужа, ее пугали.
–Это просто национальный костюм,– объяснял Амиран,– в повседневной жизни так никто не ходит.
–Все равно, лучше в Москву,– ответила она, собирая вещи.
За три дня до отъезда арестовали Отто, ехать без мужа Эльза отказалась.
– Мама, может и нам задержаться, – предложила Геля.
– папу обязательно выпустят.
– Немедленно уезжайте, мне так будет спокойнее,– ответила Эльза. – К власти в стране пришел безумец!
II
Москва
Москва встретила солнечной погодой, шумом переполненных трамваев, криком извозчиков. Первые 4 дня, до оформления на работу и получения жилплощади им предстояло прожить в отеле для иностранцев «Националь». Амиран с Гелей были удивлены его великолепием: фарфоровые вазы, бронзовые часы, зеркала с амурами, ковры с лилиями. Иностранцев, как, оказалось, в стране Советов, принимали по высшему разряду. Они приносили необходимую валюту. В ресторане подавали черную икру в хрустальных вазочках, артисты пели про Волгу-матушку, а если пожелает гость, то лимузин, прямо от отеля мог увезти его на увлекательное зрелище, например – суд над «врагом народа»
Выйдя вечером подышать воздухом, Амиран случайно столкнулся с немного подвыпившим молодым мужчиной.
–Добрый вечер профессор,– обратился он к Амирану, – рад вас видеть и, взяв под руку, отвел в сторону.
–Мы знакомы?– растерялся Амиран, стараясь вспомнить, где они могли встречаться.
– Один год жил в Берлине и посещал ваши лекции, но понял, что точные науки не для меня. Сейчас занимаюсь коммерцией. Разрешите поинтересоваться, как вы здесь оказались?
– Решил уехать домой в Грузию, но предложили работу в Москве.
– Тогда хочу поделиться с вами некоторыми наблюдениями, надеюсь, они вам помогут. Политическая обстановка примерно одинаковая. Да, да не смотри на меня так недоверчиво. Я в своем уме. И там и тут одна партия, подчиняющаяся одному лидеру. Немцы кричат: «Хай Гитлер», а здесь «Ура Сталину». Если вы не знаете, то информирую, Сталин – грузин. Настоящая фамилия Джугашвили. Руководитель страны, как говорят русские – ваш земляк. Гитлер ненавидит коммунистов и евреев, прикрываясь лозунгом чистки нации, а Сталин всех, кто имеет собственное мнение, прикрываясь лозунгом. «Народ и партия едины». Здесь арестовывают даже тех, кто думает иначе. Да, я не оговорился. Партия знает все наши мысли, и если они ей не понравятся, посадят. Ни с кем и никогда не говорите о «вожде народа», а если придется, только хорошие слова. Сами скоро увидите, плакатами Ленина и Сталина завешен весь город, да что там город, вся страна. Недавно видел такой плакат «Великий Сталин – светоч коммунизма» или вот такой, сидит маленький ребенок с красным флажком и глобусом в руках. А сверху надпись – Весь мир будет наш! » – мужчина тяжело вздохнул, закурил сигарету и продолжил – Если наступит время, когда два «великих» в кавычках, Сталин и Гитлер, столкнутся между собой, то достанется всем народам, я так думаю. А сейчас прощайте. Я и так много всего наговорил.
– До свидания,– сказал Амиран и добавил, – спасибо за откровенность, ваши слова заставляют задуматься.
На следующий день Амирана вызвали в Наркомпрос (Народный комиссариат просвещения) «для доверительного разговора» – сказала женщина – секретарь, по телефону. О чем с ним там будут беседовать, Амиран не мог представить. Его проводили в большой кабинет с тяжелыми зелеными портьерами. И хотя на улице был прекрасный солнечный день, шторы были закрыты и горел свет. Через минуту из боковой двери вышел полноватый, седой мужчина, молча, кивнул, сел за огромный стол и несколько минут читал документы. Затем, снял очки и, потерев виски, руками, произнес: «Амиран Шалвович, должен предупредить, ваша работа в Москве, временная.
– А где будет постоянная?
– Сейчас существует Закавказский филиал АН СССР. В ближайшее время он будет преобразован и разделен. На Армянский, Азербайджанский и Грузинский филиалы. Принимая во внимание то, что вы закончили и преподавали в одном из престижных университетов Европы, вам будет предложено переехать в Грузию. Какую должность вы будите занимать говорить рано.
От счастья Амиран чуть не вскочил со стула и не расцеловал мужчину смотревшего на него умными грустными глазами. С трудом сдержавшись, он спокойно ответил: «Я ничего не имею против такого назначения, я изначально просил разрешения поселиться в Тифлисе»
–Да?– удивился мужчина. – В ваших документах этот факт не зафиксирован. Тогда все в порядке. Рад, что наш разговор прошел быстро и продуктивно. До свидания.
Рассказывать Геле о скором переезде Амиран не стал. Зачем расстраивать, жизнь такая штука, часто преподносит сюрпризы. Все может измениться. В отделе кадров выдавая ордер на жилую площадь, худая высокая женщина, как бы извиняясь, сказала: «Две комнаты в коммунальной квартире, но рядом с университетом, – и чуть тише добавила, – правительством принято решение о переводе Академии наук из Ленинграда в Москву. Вся жилплощадь отдана для переезжающих сотрудников. Представляете,– перейдя на шепот, добавила она,– 5.000 москвичей сдали свои квартиры и поехали в Харьков, Ленинград и Баку. Но я вам ничего не говорила и вы ничего не знаете».
– Конечно, не беспокойтесь. Я ничего не слышал,– ответил Амиран, и подумал: «Если это тайна, откуда ее знает служащая отдела кадров? Интересно, а дядю Гурама перевели? Может, мы скоро увидимся. Надо сходить в секретариат Академии наук и выяснить»
С первого дня переезда в квартиру началась интересная жизнь. С утра разговаривали только на русском языке. Когда Амиран с соседкой, Анной Константиновной, уходили на работу Геля с Марико переходили на немецкий язык. Вечерами слышалась русская речь, немецкая, а иногда и грузинская. Амиран помня о скором переезде, в Грузию, решил подготовить жену с дочерью. Они удивились его желанию, но спорить не стали. Марико завела тетрадь, куда записывала русские выражения с трудом поддающиеся пониманию. Например, как- то раз Анна Константиновна сказала: «А сейчас ноги в руки и бегом» Марико испуганно посмотрела на нее, а она, смеясь, пояснила, что это значит – идти надо быстро. Или такое выражение: «Дело ясное, что дело темное». Турок – мужчина турецкой национальности, а турка – посуда для варки кофе. А когда соседка из кухни закричала «У вас убегает молоко» Марико представила, как оно превратилось в маленький белый комочек, у которого выросли ножки, и побежало к входной двери. Выражение «всего вам хорошего» в Москве чаще говорят ни как пожелание добра и счастья, а когда прощаются. А еще в русском языке: облака плывут, грибы пошли, лед тронулся.
Жизнь в Москве удивляла на каждом шагу. Как – то раз, возвращаясь, домой с очередной попытки, устроится на работу, организация находилась на окраине города, Геля решила сократить дорогу к остановке и оказалась в странном дворе. От увиденного у нее округлились глаза и, появилось ощущение, что она переместилась в другое время. По двору ходили куры, в загоне у сарая хрюкали свиньи, на пеньке сидел дед в нижнем белье и курил странную папиросу из газеты. «Маня»,– громко закричал он, увидев Гелю, – выйди, посмотри, какую кралю к нам занесло. В шляпке, туфельки на каблучках».
Из дверей дома вышла здоровенная тетка с метлой в руках и с усмешкой сказала: «Дед, да она сейчас заикаться начнет от твоего вида, ты чего в одних подштанниках вышел, как – никак в Москве живем».
–Извините,– сказала Геля, пятясь назад,– я просто немного заблудилась. И развернувшись, побежала назад. Один раз Гелю с Амираном, на лестничной клетке встретил сосед из квартиры напротив и заговорщицки подмигнув, сообщил: «Ваша Анна Константиновна из «бывших», вы с ней осторожнее.
–Что значит из «бывших»? – спросила Геля, совершенно не понимая значения данного слова.
– Дворянка,– уточнил мужик,– говорят, училась в Смольном институте благородных девиц.
О Смольном институте Амиран слышал, еще живя дома. Там учились дочери обедневших грузинских князей.
– Она не виновата, что родилась в дворянской семье, – стал он защищать Анну Константиновну. – Она любит и уважает товарища Сталина. Его портрет висит у нее в комнате. И она, и мы готовы отдать за него жизнь»
Мужик оторопел от таких слов, а затем, прищурив один глаз, спросил: «А сами вы, из каких будите? Русские слова странно произносите»
– Мы из грузинов. Товарищ Сталин тоже грузин. Слава трудовому народу и лично нашему любимому вождю»– высокопарно произнес Амиран.
У мужика открылся рот, он испуганно посмотрел на них и быстро ушел не попрощавшись.
Геля удивленно посмотрела на мужа. Амиран, улыбнулся и подмигнул.
– Наша соседка образованный человек,– сказала Геля, когда они вошли в квартиру.– Она точно знает немецкий язык, но почему – то в этом не признается.
–Боится, сейчас все всего боятся. Главное жить тихо и скромно. В Смольном, без сомнения, преподавали немецкий язык. Институт был основан Екатериной Великой, немкой по происхождению.
Через месяц после переезда у Амирана, наконец, появился свободный день, и он поехал в Нескучный сад, где в Александровском дворце разместилось высшее руководство Академии наук. Оказалось, что академик, Гурам Вахтангович Тавгаридзе, действительно, живет и работает в Москве, но домашний адрес сообщить отказались. Предложили оставить записку. Дядя Гурам появился неожиданно. Увидев Гелю с Марико, он схватился за сердце и закричал на всю квартиру: «Амиран, как ты посмел скрыть от родителей, что у тебя жена и дочь. Этери переживает, что взяла с тебя слово не жениться».
Амиран опустил голову и произнес: «Знаю, виноват, особенно перед мамой, но не думал, что вернусь. А если бы она знала, что растет внучка, а она ее никогда не увидит, было бы лучше?».
–Лучше, хуже – это другой разговор, ты был обязан написать,– не мог успокоиться Гурам, и тяжело вздыхая, неодобрительно смотрел на племянника.
–Дядя Гурам, ты тоже пока не говори, мы скоро поедем в гости. Перед этим я напишу большое подробное письмо,– попросил Амиран.
Всю ночь просидели дядя с племянником. Вспоминали Грузию, родственников, тихо пели грузинские песни. Оказалось, что дядя Гурам пять лет не был дома и тоже очень скучает. «Личная жизнь не сложилась, – стал рассказывать он племяннику,– три брака, а детей нет. Последняя жена осталась в Ленинграде. Не захотела переезжать. Амиран, вот что хочу сказать, никогда не вмешивайся в политику. Бороться с государством глупое занятие.
–Не переживай, я не интересуюсь политикой,– ответил Амиран,– так сложилась . А что можно говорить, а что нельзя давно понял.
В декабре 1935 года Геля родила вторую девочку. Назвали Нино. Роды были тяжелыми, и поездку к родителям пришлось очередной раз отложить.
–Дорогой, поезжай один или с Марико- уговаривала Геля мужа.
– Нет, ехать на несколько дней не имеет смысла, только рвать сердце себе и родителям. А оставить тебя одну на месяц, не могу. Завтра напишу подробное письмо, положу фотографии.
Но не успел Амиран сходить на почту, как ранним утром услышал в прихожей голос мамы. Он решил, что ему померещилось, но к голосу мамы, добавились голоса отца и дяди Гурама. Он тихо вышел из кухни и выглянул из-за угла. Отец обнимал Гелю и Марико, мама стояла у дверей, вытирая слезы. Он прижался к стенке и замер.
–Выходи немедленно,– грозно сказала мама, – а то сейчас возьму веник и отучу тебя скрывать от родителей правду, не посмотрю, что мы столько лет не виделись и что ты уже не маленький мальчик, а профессор.
Амиран вышел, встал перед родителями на колени. В эту минуту он был самым счастливым человеком. Рядом были папа и мама!
Шалва с Этери выдержали в Москве неделю и засобирались домой, взяв слово, что Амиран с семьей обязательно приедут летом. Но маленькая Нино постоянно болела и врачи не советовали уезжать из Москвы. Однажды утром, после очередной бессонной ночи, Геля заявила: «Покупай билеты, мы едем в Грузию. В шумном городе, дочке лучше не станет. Я чувствую, надо ехать. Родители прекрасные люди, всегда помогут. Ты весь день на работе, Марико занята какими – то делами, друзьями. Да она еще и сама ребенок, я не могу заставлять ее сидеть с маленькой сестрой».
–Гелечка, ты совершенна права, – обрадовался Амиран. – Поверь, в Грузии другой воздух, другое небо, другие люди. Ты будешь срывать фрукты с дерева, овощи с грядки. Пить чистую воду и смотреть утром на красивые горы. У родителей есть дом в небольшом городке Телави. Ты ела варенье из грецких орехов?».
–Нет, а такое готовят?
– Это очень вкусно, скоро попробуешь. Не будем экономить, купим билеты на элитный экспресс. Говорят, в поезде есть телефон и музыкальный зал.
Амиран прожил у родителей недолго, Геля с девочками осталась до середины августа. Нино стала активно набирать вес, с аппетитом кушая бабушкины каши, а видя, как хорошо маленькой Нино, успокоилась и Геля. Вот только кашель никак не проходил. Встречая своих девочек на вокзале в августе, Амиран был удивлен их цветущим видом и что немаловажно, хорошим настроением.
– Этери нашла через знакомых бабушку лечащую травами,– начала рассказывать Геля, как только они занесли вещи в квартиру. – Но живет бабушка высоко в горах, отшельницей. Идти весь день, и мы стали думать, как быть с Нино. Решили взять с собой любимого ослика, соорудив на его спине кроватку. Не знаю, почему все говорят «бабушка», мне она показалось женщиной средних лет. Встретила «бабушка» нас на пороге старого дома, где из мебели были только кровать, стол и стул. Взяв на руки Нино, она прижала ее к себе и произнесла какие- то слова, затем оторвала от нескольких сухих пучков, висящих на стене, по листочку и сказала заварить. Представляешь, наша девочка начала чувствовать себя лучше.– на одном дыхании выпалила Геля.
–А когда я одна, перед отъездом, пошла чтобы еще раз поблагодарить «бабушку», в доме было пусто, а на столе лежала записка со словами: «Вера творит чудеса». Как ты думаешь, что это значит?
– В Библии есть слова: «По вере вашей и дано вам будет» Может она хотела этим сказать, что ты поверила и Нино выздоровела. Сейчас трудно об этом судить. Но мы будем ее помнить и мысленно благодарить.
Наступил 1937 год. Он вошел в историю, как год большого кровавого террора. Сигналом послужило выступление Сталина на мартовском пленуме ЦК. Массовые репрессии начались с руководящего состава. А к концу июля и среди простого народа. По выдуманному обвинению, по анонимному доносу могли арестовать, посадить, расстрелять. Геля с Амираном стали вздрагивать от любого звонка в дверь. Она немка, он 14 лет прожил в Берлине – шпионы.
«Если к вам придут люди из НКВД или вызовут повесткой, немедленно собирайтесь и уезжайте в Грузию, а там в самое дальнее село» – почему – то шепотом, советовал им дядя Гурам. «Грехов за вами нет, искать не будут. Надо просто выждать время.
–Моя вина в том, – тяжело вздохнув, сказал Амиран, – что не послушал Гелю, надо было уезжать в Швецарию, – там всегда будет мир и покой
–Почему?– Геля, вопросительно посмотрела на мужа.
–В банках, золотой запас многих стран. И для войны и для мира – нужны деньги.
Параллельно, хотя это и странно звучит, в СССР продолжалась повседневная жизнь. В газетах, сводки о судебных процессах шли вместе с сообщениями о новых успехах социалистического строительства. «На железной дороге появился паровоз-гигант Иосиф Сталин. На всемирной выставке» в Париже открылся советский павильон. Состоялся показ новой модной одежды. Начал свою работу водный канал Москва-Волга». Только к концу лета Геля с Амираном немного успокоились, решили, что если бы хотели арестовать, то давно пришли. Но тут появилась новая проблема, и не просто проблема. Грянул гром среди ясного неба. Сначала Гелю удивило, что Марико пришлось купить к школе новую форму на размер больше, затем она заметила, что дочь начала есть молочные продукты, на которые раньше не могла смотреть, а когда она, понюхав цветы, стоявшие в вазе, зажав рот, побежала в ванную комнату, стало ясно. Марико – беременна.
–Амиран, закричала Геля, вбегая в прихожую, как только муж вернулся с работы. – Надо срочно искать врача.
–Ты заболела? – забеспокоился он.
– Марико беременна. Нужно сделать аборт.
–Геля, что ты такое говоришь, ты в своем уме?
–Я в своем, а вот наша дочь – нет! Она совсем отбилась от рук. Делает все, что взбредет в голову. Принесла значок «Юный Ворошиловский стрелок» Девочка, играющая на пианино, знающая несколько иностранных языков – стрелок! И еще она все время стучит.
–В каком смысле стучит?
– Изучает азбуку Морзе. А сейчас еще и беременность. Ее исключат из школы, из комсомола. Она испортит себе жизнь.
–Успокойся, давай сядем и подумаем. Ты же знаешь, аборты запрещены. Делают только по медицинским показаниям.
–Я и говорю, надо найти врача, он даст направление в больницу.
– Кто отец?
– Твердит одну фразу: «Его нет в Москве»
– Мы не будем искать врача, здоровье важнее всего. Аборт в таком возрасте – опасен.
– Марико всего 15 лет, если ты забыл. На нее буду показывать пальцем.
– Не драматизируй. Когда родит, будет 16, не вижу ничего криминального, у девочек половое созревание раньше мальчиков.
– При чем тут мальчики и половое созревагие? Родит без мужа? Аморальное поведение. Вот о чем надо думать.
Амиран подошел к окну. Геля сидела молча. Она знала привычку мужа думать, глядя на улицу.
–В школу идти не имеет смысла, скоро будет заметно,– сказал Амиран. – Ты с девочками на год уедешь в Грузию. А когда вернетесь, будем говорить, что это наш 3 ребенок. Ничего, Марико окончит школу, на год позже.
–Как мы будем объяснять, почему она год пропустила?
–Правильный вопрос. Нужна медицинская справка. Родители найдут врача, он посоветует, какой написать диагноз. Гелечка, все хорошо. Будем радоваться, мы скоро станем дедушкой и бабушкой.
Геля утерла слезы, обняла мужа и облегченно вздохнула. Амиран всегда сам решает трудные семейные проблемы.
В марте 1938 года в Тбилиси (С 1936 в СССР началась политика коренизации географических названий и Тифлис был переименован ) Марико родила девочку – Ирму Амирановну Тавгаридзе( моя мама). Отчество ребенку она дала деда, видимо решив, окончательно исключит отца дочери, из своей жизни. Этери и Шалва не могли насмотреться на правнучку, и были искренне счастливы ее появлением.
Только однажды, вернувшись в Москву, Марико спросила: «Папа, мне приходили письма?»
–Нет, дорогая, а должны были? Может сходить на почту, выяснить?
–Не надо,– ответила Марико, и высоко подняв голову, вышла из комнаты.
–Дочь выросла красивой, сильной и умной,– с гордостью подумал Амиран.
В 1938 году соседка Анна Константиновна, переехала к сестре в Минск и Амираму разрешили занять освободившуюся комнату. В это же время на Большой Калужской улице (Ленинский проспект) начинается строительство дома для сотрудников Академии Наук и дядя Гурам загорелся целью съехаться с Амираном в одну большую квартиру. «Мы сдаем две прекрасных квартиры, надеюсь, нам разрешат, конечно, если вы согласитесь взять к себе стареющего одинокого родственника,– стал он уговаривать Амирана, но тот, зная о своем временном пребывании в Москве, категорически отказался. Дядю поддержала Геля: «Амиран, что ты упрямишься. Новая квартира, новая жизнь. Соседи перестанут удивляться, почему Ирма зовет мамой Марико, а я перестану врать, что она всех завет мамой, так как говорить умеет одно слово. Но скоро этому не будут верить, девочка растет»
Амиран сидел и думал: «Сказать или не сказать жене, что они должны будут скоро уехать в Тбилиси»
Жизнь сама расставила все по своим местам. Разговор о переезде начал дядя Гурам
–Понимаете, какое дело, мои дорогие. Согласие о съезде в дом на Калужской улице я получил, но с одним условием. Как только откроют в Грузии филиал Академии наук, мы будем должны уехать. И мне и Амирану предложат солидные должности. Лично я согласен, а вы?
–Как в Грузию? Я только нашла хорошую работу, – возмутилась Геля, но увидев счастливые глаза мужа, замолчала. Против исполнения его мечты она не могла возражать. Да и за год, проведенный в Тбилиси, она полюбила солнечную гостеприимную республику.