Бомжонок

– Е-есть! Но они теперь осторожничают. Прячутся от милиции. А одеты порой не хуже обычных детей.

– Где же они тут живут?

– Да вот под платформами, например, совсем недавно нашли. Тут неподалёку, хотите взглянуть?

– Конечно!

Страж порядка, помогая женщине катить коляску на особо неудобных участках, подвёл её к странному месту. Чуть вдали от перрона, вдоль путей, под бетонным покрытием железнодорожной платформы сохранились остатки нехитрого скарба: прямо на земле валялся задымлённый алюминиевый чайник в компании с обгоревшей сковородкой, здесь же стоял помятый примус, а чуть глубже виднелись какие-то деревянные ящики и разодранные матрацы.

– Человек десять их здесь обитало. Это лежанки у них были. Ящики, на них – матрац, и кровать готова. Даже мангал имелся. Подевался куда-то. Может, на новое место унесли. Откуда только мясо брали? Собак бродячих, что ли, ели…

– Ужас. Бедные дети!

– Да. Но взрослых они избегали. Особенно милицию. Так что помочь им было непросто. Таких стойбищ по Москве десятки можно насчитать. Если не больше. Но теперь они ищут другие места, что называется. Может, сынок ваш где-то в таком закутке заночевал?

– Да вы что! На улице? – ужаснулась Вера, но тут же подумала, что если Егорку кто-то забрал к себе домой, то это может быть гораздо опаснее…

Любовь моряка

Побывав у родителей в Казани, Павел возвращался в Москву вечерним рейсом. К счастью, как бывало и раньше, тревога по поводу серьёзности болезни отца оказалась напрасной: «нехорошая болезнь» не подтвердилась. Родители узнали об этом ещё вчера.

– Зато повидались, – как всегда в подобных случаях, радостно повторяли они.

При мысли о Вере храбрый морской офицер испытывал волнение. Определённо, в его душе зарождалось настоящее чувство к этой женщине. Такое в его жизни уже однажды случалось. После окончания высшего мореходного училища в Санкт-Петербурге, едва получив назначение на одну из лодок Балтийского флота, молодой человек познакомился с девушкой, поразившей его воображение и ставшей предметом его любви, а позже – причиной душевных страданий. Синие бездонные глаза, вздёрнутый носик, малиновые пухлые губы, пышная грудь, тонкая талия, стройные ноги и длинная коса цвета спелой пшеницы. Он влюбился в неё с первого взгляда. Дарил цветы, носил на руках, читал стихи и летал от счастья. Дня не мог без неё прожить. Думал о ней постоянно, чем бы ни занимался. В дальние походы он тогда, к счастью, не ходил, и долгих разлук не случалось. Его маленькая комнатка в офицерском общежитии озарялась неземным светом и становилась обителью блаженства, когда ОНА её посещала. Звал замуж, но красавица только смеялась и отшучивалась.

– Что, нагулялся уже? – веселилась девушка. – А я вот ещё нет!

Ревновал безумно, даже если не было никаких поводов. Его ревность и стала причиной разрыва.

– Я не думала, что ты такой, – небрежно бросила она, уходя.

С этого момента любовь обернулась страданием. Болезнью, которая точит сердце и не даёт дышать. Пытаясь забыть её, заливал боль алкоголем. Менял женщин, но ни одна из них не подарила ему даже искорки того огня, который ОНА забрала с собой. Все оставляли в груди лишь пустоту. Да и он вряд ли осчастливил хоть какую-то из приходящих подруг…

В один прекрасный момент на его вольном холостяцком горизонте появилась Ольга. Молодая актриса музыкального театра, вчерашняя выпускница театрального института выступала в концертной программе во дворце культуры моряков на новогоднем балу. Почему-то после окончания праздника она оказалась рядом с Павлом, он пошёл её провожать да и остался до утра. Казалось бы, ничего особенного: случайное знакомство, непрочная связь, как и многие другие. Только эта женщина, вопреки воле моряка, медленно, но верно становилась частью его жизни. Приходила и уходила, когда хотела. «Метила» его квартиру, заполняя собой всё пространство, как бы невзначай оставляя там свои вещи: то помаду, то кофточку, то зонтик, обозначая таким образом своё постоянное присутствие рядом с ним.

Однажды, обидевшись на какой-то пустяк, Ольга собрала все свои «случайно забытые» безделушки и ушла.

«Баба с воза – кобыле легче», – подумал он тогда.

Но не прошло и десяти дней, как женщина появилась опять и ошарашила его новостью.

– Я беременна. Ты как хочешь, а я буду рожать, – заявила она и гордо удалилась.

Сначала Павел почувствовал себя зверем, пойманным в капкан. Нервничал. Но, поразмыслив, решил жениться. А приняв решение – успокоился.

«Надо же когда-то бросать якорь», – рассудил он. Через неделю сделал предложение.

Радости Ольги не было предела. Сразу после свадьбы он отправился в свой первый длительный поход, а когда вернулся – супруга уже беременной не была. Делась вдруг куда-то беременность. Или её и вовсе не было.

«А говорят, что это не рассасывается», – подумал он.

Внятных объяснений по этому поводу Павел от молодой супруги не дождался. И детей она иметь «больше» не хотела.

Жили как все семьи моряков: он ходил в походы, а она ждала на берегу. Когда Павел окончил академию и получил назначение на тихоокеанский флот, Ольга безропотно последовала за ним в Петропавловск-Камчатский. Потом был снова Санкт-Петербург, и вот – Севастополь. И в каждом городе для неё без труда находилось место актрисы в каком-нибудь театре. Жена была так увлечена работой, что порой Павлу казалось, что и дома она продолжает играть какую-то не доигранную на сцене роль. Следила за собой, модно одевалась, устраивала быт. Ему нравилось, что рядом с ним эффектная спутница: всегда с модной стрижкой и безукоризненной укладкой, со вкусом одетая. На берегу его встречал уют и вкусный ужин, несмотря на то, что по вечерам супруга обычно была занята в спектаклях. Эта женщина постепенно стала необходимой для него. Он был благодарен ей за всё. Но яркого чувства к ней он никогда не испытывал.

И вот теперь Вера… Естественная, с настоящими, а не с отрепетированными заранее фразами и выражением лица… С искренним, а не диктуемым сценическим образом проявлением чувств… Без модной стрижки, а просто с гривой волнистых светлых волос, струящихся по плечам. Без тени гламура, к которому так стремилась Ольга, зато с натуральным, зашкаливавшим женским обаянием…

Когда Павел вернулся в гостиницу, Веры в номере не оказалось. Позвонил ей на мобильный. Сердце забилось чаще, когда он услышал её голос.

– Какие новости? – спросил мужчина, справившись с волнением.

– Никаких, – упавшим голосом ответила она.

Потом вместе ходили по привокзальным улицам в сопровождении стража порядка с Казанского вокзала, и снова это не принесло результата.

– Вы же понимаете, что это бесполезно, – убеждал милиционер. – Если бы он был где-то рядом, нашёлся бы уже. Раз десять ведь всё обошли. Вам надо возвращаться домой…

Вера молчала, но Павел понимал, что принять такое решение ей непросто.

– У нас есть три дня. Потом будем решать, – ответил он за неё.

Она посмотрела на него с благодарностью. Павел отметил, что женщина более спокойна, чем в первый день. Она собрала все свои силы и сосредоточилась для поисков… или для ожидания…

Поужинав в ресторане на первом этаже гостиницы, разошлись по номерам.

Он опять снял номер по соседству. Долго думал: постучаться к ней или нет. Всё-таки решился.

Вера, казалось, обрадовалась.

– Как вы, Вера? – спросил он. Других слов не нашлось.

– Я вам так за всё благодарна! – сказала она. – Проходите.

Дочка, лёжа между подушками на кровати, доедала свою молочную смесь из бутылочки, а Вера, расположившись за журнальным столиком, что-то рисовала карандашом на листе бумаги.

– Вот, решила Егоркин портрет написать. Фоторобот такой неудачный получился, совсем никакой, – пояснила она. – Пока фотографии нет, портрет отдам. Да и отвлечься немного как-то надо. А то Егорка найдётся, а я где-нибудь в психушке, – невесело усмехнулась она, смахнув слезу.

– Похож, – удивился Павел. – А вы художница, оказывается.

– Да. Вообще-то по образованию я учитель рисования. Только не работала ни дня. Так уж получилось. – И она мило пожала плечиками.

– Я тоже рисую… немного. Непрофессионально, правда. Так, для души. Но настолько похожими портреты у меня не получаются…

– А хотите, я напишу ваш портрет? Всё равно как-то надо время скоротать.

Он не возражал. Уложив поудобнее уснувшую дочку, женщина принялась рисовать Павла. Ему было забавно позировать ей.

– Не улыбайтесь! Иначе лицо получится не такое… совсем не суровое, – то и дело повторяла она.