Это случилось. Алеся простила ему и неумение, и боль, и искусанные в исступлении губы, и следы от слишком сильных объятий. Они лежали, прижавшись как можно теснее. Впервые испытавшие то самое непередаваемое чувство близости, они познали то, к чему шли долгие годы, и не разочаровались. Пережитое еще не угасло. Кровь, горячая, хмельная, все еще кипела в жилах, медленно утихая.
– Господи, Леська, что мы наделали! – каким-то незнакомым, хриплым голосом сказал Дима, поглаживая русые волосы любимой.
– Все правильно! Я сама хотела этого! – ответила Алеся, не поднимая головы с груди Димы. – Просто верь мне – и все! Я люблю тебя! Не сомневайся. Осталось подождать только два года, а после я приеду к тебе. Только дождись. Получу диплом и приеду. Очень надеюсь, что ты не загуляешь без меня. А то найдешь себе какую-нибудь доярку.
– Не надейся. Не успею. Осенью, скорее всего, в армию. Так что год я проведу в форме и совершенно без женщин! – засмеялся Дима, еще крепче прижимая к себе любимую.
Конечно же мама застала их в постели, конечно же состоялся серьезный разговор, но что такое возмущение мамы по сравнению с тем, что обрела, наконец, Алеся!
Два года пролетели незаметно. Алеся писала Диме почти каждый день и пока он работал, и тогда, когда служил в пограничных войсках. А уж когда он приехал в отпуск после службы, весь месяц они провели вместе. На выпускной вечер Алеся не пошла. Что там делать одной? Вместо этого, забрав документы, в тот же день села в автобус и через шесть часов уже вышла на автовокзале тихого западного городка, уютно раскинувшегося среди восхитительных озер. На высоких холмах прилепились непривычные взгляду, совсем западные домики с ухоженными палисадниками. Улочки, круто взбирающиеся вверх, выложены древней брусчаткой. На центральной площади остро пронзил небесную голубизну огромный костел с внушительным ржавым замком на высоких стрельчатых дверях. Огромные дубы в старинном парке. Кованая решетка кладбищенской ограды, а за ней – тесанные из красного гранита величественные кресты на просевших от времени могилах. Все было странным, незнакомым и оттого, наверное, волнующим. Дима, которому Алеся позвонила перед отъездом, обещал встретить, но предупредил, что, возможно, придется подождать.
– Пока я доберусь до города, пройдет время. Я просто физически могу не успеть. Ты подожди меня на площади. Только далеко не уходи. Заблудишься! – сказал он на прощание.
Теперь у Алеси не оставалось иного выхода, как ожидать появления Димы. К счастью, ожидать пришлось недолго. На площадь выкатила разбитая, пыльная машина, из которой выскочил Дима.
– Алеська, родная моя! Наконец ты со мной! Давай в машину! А вещи твои где? Сумки, чемоданы? Ты в камере хранения оставила? – почти кричал Дима, подхватывая Алесю на руки.
– Димка, сумасшедший, отпусти меня! Люди же смотрят! – восторженно шептала Алеся, целуя его в глаза, щеки, лоб.
Наконец, поставив девушку на асфальт, Дима снова спросил о вещах.
– Да я так приехала, с одной сумкой. Ты ведь ничего не говорил!
– Как? Разве ты не насовсем ко мне? – испуганно уточнил Дима.
– Вообще-то я распределилась сюда, в этот город. Но окончательное решение за тобой.
– Тогда я ставлю вопрос ребром. Когда у нас свадьба? – глядя прямо в глаза возлюбленной, спросил Дима.
– Вот так сразу? Даже не предлагая руку и сердце? – наконец рассмеялась Алеся.
Неясная улыбка скользнула по лицу Димы. Он опустился на одно колено и с совершенно серьезным лицом сказал:
– Алеся, я прошу тебя выйти за меня замуж. Что касается твоей мамы, она уже дала свое согласие.
– Я согласна! – торжественно ответила Алеся. Затем, выдержав паузу, спросила: – А когда это ты успел с моей мамой переговорить? По телефону?
– Нет! Зачем? Когда в отпуске был! – пожал плечами Дима, поднимаясь с колен.
– Я даже не думала, что ты такой предусмотрительный! Главное, что она мне ни слова не сказала! Продали меня, значит! Вот вы какие! – не пряча торжествующей улыбки, сказала Алеся. – Ладно, поехали домой.
Добираться пришлось относительно долго. Дима жил не в самом городе, а в восьми километрах к северу. Именно там размещалась знаменитая звероферма. Несколько неприветливых двухэтажных панельных домов, стойкий запах зверья и чахлые деревца перед перекошенной, уже успевшей врасти в землю фанерной дверью. Алесю поразил резкий контраст между этим неприветливым, хотя, по-видимому, относительно новым поселком и городком, таким милым, уютным, чистым. Впрочем, и внутри дом больше походил на барак. Длинный темный захламленный коридор. Обшарпанные, когда-то коричневые двери. Грязь на затоптанном полу. Алеся, с детства приученная к чистоте и порядку, невольно поморщила нос.
– А вот здесь мы живем! Не пугайся, у нас немного не так, как в коридоре, – сказал Дима, отпирая дверь.
За дверью оказался кусочек знакомой жизни. Книги, неизвестно какими силами затащенный в комнату тренажер, давным-давно собранный Димой из подручных материалов и некогда красовавшийся в его родном доме. Маленький телевизор, притаившийся в углу. Тахта, застеленная знакомым клетчатым пледом, в который Алеся так любила заворачиваться, когда приходила к Диме. И главное – чистота!
Алеся, не дожидаясь, пока Дима поставит на пол пусть небольшую, но вполне увесистую сумку, повисла у него на шее.
– Боже! Как же я тебя люблю, Димка! Я выйду! Выйду за тебя замуж!
День в школе, затем на велосипеде, который здесь почему-то упорно называли «ровером», домой. Подготовка к занятиям, готовка, долгие счастливые вечера рядом с мужем. Беременность протекала довольно легко, сказались долгие годы занятий спортом. Алеся учила малышей едва не до самых родов. Только последние две недели провела дома. Дочка родилась крепенькой и очаровательной. Забирая девочку и молодую маму из роддома, Димка плакал от счастья и совершенно не стыдился своих слез. Он обожал Лерку. Девочка очень скучала по отцу, когда он уходил на работу. Стоило ему появиться на пороге, ребенок заливался счастливым смехом.
Алеся всю себя отдавала дочери, но в то же время не забывала и мужа. Как раз теперь у него начались трудные времена. Развал начался давно, а тут перешел в критическую фазу. Воровали со зверофермы все, что можно унести. Норкам не хватало корма. Зверьки дохли каждый день. Дима приходил с работы усталый, раздраженный, злой. Смягчался он, только беря на руки Леру. Когда разрешили открывать кооперативы, Дима зарегистрировал свой одним из первых. Посоветовавшись с Алесей, купил за копейки заброшенный хутор, несколько десятков оголодавших, полудохлых, облезших от бескормицы норок – и переселился вместе с семьей из барака. Вот здесь они по-настоящему хлебнули лиха. Не хватало абсолютно всего: денег, еды, одежды. Почти все, что удавалось сэкономить, уходило на Леру и зверьков. Деньги, которые зарабатывала Алеся в школе, растворялись без остатка, а ферма пока требовала только вложений. Почти год изматывающего труда – и, наконец, Дима продал первые шкурки. Они ушли по очень выгодной цене. Удалось закупить и новое поголовье, и новенькие «жигули», и, что самое важное, голод на ближайшее время семье больше не грозил. Ферма начала приносить ощутимый доход.
Алеся получила права и теперь ездила на работу на своей машине. Это было по большому счету необходимостью, до школы теперь насчитывалось не восемь километров, а все пятнадцать. На велосипеде, в особенности зимой, добираться до дома из школы оказалось непросто. Но главное – нельзя было надолго оставлять дочку без присмотра. Дима постоянно возился на ферме, свободного времени у него практически не было. Он полностью загрузил себя работой, но собственных сил не хватало, пришлось взять еще двоих работников, из тех, с кем он познакомился на государственной звероферме. Когда пришла пора заготовки шкурок, Алеся тоже стала помогать Диме. Этот сезон и впрямь был необыкновенно удачным. Продали абсолютно все, а уж заказов набрали выше крыши. Остро встал вопрос о расширении. Обсудили на вечернем семейном совете, как называл Дима их ночные разговоры в постели, детали предстоящего проекта. А утром…
Перемалывая свежевыпавший снег шинами, к хутору приближалась красная «Нива». Дима как раз заканчивал ежедневное обтирание, когда в двух шагах от него машина замерла. Распахнулись двери, на припорошенную пушистым снегом землю бодренько выпрыгнули двое крепких ребят в коротких кожаных куртках и широченных слаксах.
– Вам чего? – только успел спросить Дима, как неизвестно откуда появившаяся тяжеленная дубинка с хрустом опустилась ему на голову.
Охнув, Дима упал на колени. Тут началось. Били долго и сильно. Били со вкусом, смачно хакая, ногами, уже лежащего на залитом кровью снегу. Били старательно, пытаясь причинить как можно больше боли.
Алеся кормила Леру, когда ее внимание привлек неясный шум во дворе, выглянула в окно, успела заметить удаляющуюся «Ниву» и что-то непонятное, кроваво-красное перед крыльцом. Сердце оборвалось и упало куда-то вниз. Выскочила на крыльцо как была – в легкой маечке и шортах, совсем по-бабьи прикрыла лицо руками. На залитом кровью снегу, скорчившись, лежал ее Дима.
Когда Алеся затащила израненного, жестоко избитого мужа в дом, он был без сознания. Она плескала Диме на голову воду, пыталась привести в чувство – безуспешно. Кое-как натянула на бесчувственное тело мужа куртку, подогнала к крыльцу машину, с трудом усадила на сиденье, упаковала в комбинезон Леру и помчалась в город, в больницу. Еще в приемном отделении медсестра, заполняя документы, потребовала справку из милиции об источнике получения травм. Алеся не сразу поняла, о чем речь.
– Простите, какая еще справка? Моего мужа едва не убили, его спасать нужно!
– Чево их спасать? Уроды они все. Неча небо коптить. Твой где работает? Мне записать нужно.
– Фермер он. Норок выращивает, – не задумываясь, ответила Алеся.
Лучше бы она этого не говорила. Медсестра взорвалась.
– Кооперативщик? – закричала тетка. – Кровосос? Деньги лопатой гребет? А у нас деточки с голоду пухнут, пока вы жиреете! Вон брюхо отрастила!
– Да что вы говорите! Он же вкалывает с утра до вечера! А я на четвертом месяце! – закричала Алеся.
– Во, рожаете от бандюков, а после ревете! – заключила тетка.
Заявление в милицию так и не приняли. Сослались на то, что улик нет. Ни номера машины, ни подробного описания преступников – ничего не было. Один из сержантов вообще заявил, что потерпевший просто упал пьяный.
Лечился Дима долго. Сломанные ребра, разорванная печень и, что хуже всего, отбитые почки еще в течение трех месяцев давали о себе знать. Все то время, которое Дима провел в больнице, Алеся разрывалась между работой, Лерой и фермой. Благодаря ее усилиям падежа среди зверьков удалось не допустить. Да и помощники работали хорошо. Находясь в больнице, Дима ничего не смог выяснить. Нападавшие не выдвигали никаких требований, просто били, словно решили выместить на нем всю накопившуюся злобу. Первым делом после выписки он купил ружье.
Неприятности не заставили себя ждать. Уже через неделю Диму подкараулили в городе. Бить не стали. Просто к нему подошел молодой парень и, не говоря ни слова, сунул в руки листок бумаги.
«Будешь платить 500 баксов в месяц, или спалим!» – было написано на листочке корявыми печатными буквами. Дима все понял. Когда он начал свое дело, его предупредили люди, уже столкнувшиеся с рэкетом. Но того, что бандиты возьмутся не за торгашей, а за фермеров, представить он тогда не мог. Потому и не ожидал, что это коснется его. Вернувшись домой, не стал ничего говорить Алесе. Решил разобраться сам. О том, чтобы платить бандитам такие деньги, не могло идти речи. Их попросту у него не было. По этой причине Дима выбрал сицилийскую защиту. Ружье есть, патроны тоже, осталось выманить бандитов на переговоры.
Алеся видела, что с мужем что-то происходит, но не могла найти этому объяснения. Все попытки расспросить его заканчивались ничем. Она тогда не могла понять, что Дима не хотел волновать ее. Прошло два дня напряженного ожидания, и вот вечером, разбрызгивая колесами грязь, прямо у крыльца остановилась все та же «Нива». Двое вошли в дом, еще двое остались у машины. Бритые, в коротких кожанках, приехавшие были похожи, словно братья-близнецы. В руках одного зловеще блеснул автомат.
– Ну что, буржуй, поговорим? – рявкнул безоружный, садясь на табурет.
– О чем разговор? – спросил Дима, спиной выталкивая Алесю из кухни.
– Тебе понравился прошлый разговор? Почки не давят?
– Спасибо, нет, – в тон говорившему ответил Дима, заметив, что «калашников» стоит на предохранителе.