Разреши себя любить

– А на хуй она не хочет? Тиль не даст.

– Тиль?! – завопил я не своим голосом. – У Тиля полная ампутация мозга и сознания! Он в коме!

Карл вздохнул:

– Вообще ничего нельзя сделать?

Я еще раз оценил горящую кожу на запястьях.

– Надо подумать. Она получит студию только через мой труп.

– С ней никто работать не будет.

– Здесь вообще никто работать не будет, – мстительно прорычал я.

Карл улыбнулся и вышел.

– Габи, сделай боссу кофе с коньяком. И побольше коньяка, – услышал я из приемной.

– Я за рулем! – крикнул я секретарше.

– Я безалкогольное! – отозвалась Габриэлла. Ой, ну какая дура! Где она видела безалкогольный коньяк?

Еще минут пятнадцать меня натурально трясло. Я выкурил несколько сигарет, но все равно не отпускало. Габи как-то странно косилась на меня, притащив мне третью чашку кофе.

– Габриэлла, – опять крикнул я секретарше.

Она тут же нарисовалась передо мной, словно стояла за дверью и только и ждала, когда я ее позову.

– Собери людей в переговорной.

Она кивнула, с настороженностью посмотрела мне в рот, видимо ожидая дополнительных распоряжений.

– Это всё.

– Герр Шенк, все собрались, – через две минуты сообщила мне секретарша. Я даже не успел посмотреть, как там мои мальчики.

Я выбрался из-за стола и решительно направился в переговорную.

Наш небольшой коллектив забился в маленькой комнате, собрав по офису все стулья. Все внимательно смотрели на меня. Габи и Тилли держали наготове записные книжки, чтобы зафиксировать мои гениальные мысли.

– Я собрал вас здесь для того, чтобы извиниться за произошедшее. Мне очень жаль, что вы стали свидетелями этой безобразной сцены. Эта женщина… – Меня опять затрясло. Я сделал над собой усилие и продолжил: – Эта женщина разрушила семью моего брата. Она поссорила его со мной, родителями, со всеми. Сегодня она позволила себе покуситься на самое святое – мою мать. Она серьезно ее оскорбила. Я вел себя недостойно, не сдержался и повелся на провокацию. Мне очень жаль, что так получилось. Прошу извинить меня.

Сотрудники продолжали смотреть на меня, не шевелясь.

– Дэн, может по пивку? – осторожно подал голос Карл.

– Да, Дэн, давай, – поддержал друга Вольфган. – День сегодня полное говно. Заодно и расслабишься.

– Только без фанатизма и стриптиза на окне. – Я достал из портмоне двести евро. – Габи, Тилли, сгоняйте в магазин. Купите что-нибудь на стол и выпить. Если кто-то хочет, может валить домой. Пусть этот мерзкий день уже закончится.

И я позорно ретировался в свою нору. Надо пройти еще пару уровней и замочить еще десяток тиномонстров.

Все-таки дети – это чудесно! После небольшой попойки на работе, я уехал к Мари, посчитав, что только там могу нормально расслабиться. К тому же она должна была вернуться с работы ближе к часу ночи, поэтому надо было отпустить фрау Ирину домой. Мы возились с детьми на полу в гостиной, играли в лошадку. То есть я был кривой на все четыре лапы лошадкой, а Михи и Алекс пытались на мне кататься. В итоге дело кончилось тем, что мы с детьми начали табуном бегать на четвереньках из комнаты в комнату, пугая своим лихим видом несчастную фрау Ирину. Когда у старой лошадки кончились силы и она протянула усы, лапы и хвост поперек коридора, Михи забрался ей на живот и обхватил ручками и ножками. Алекс попытался спихнуть брата, но тот крепко держал мое неподвижное тело. Алекс захныкал и уполз от нас на кухню. Я различал их! Это было мое главное достижение! Нам больше не нужны были браслеты и разные комбезы. Я очень четко отличал детей.

– Папа! – четко сказал кто-то сбоку.

– Что? – ошарашено повернулся я к Алексу.

– Папа! – радостно сообщил мне ребенок и… со всей дури засандалил моим грязным ботинком в глаз.

Фрау Ирина суетилась вокруг, прикладывая к синеющему глазу лед. Она охала, ахала, через слово извинялась и что-то кудахтала на русском, наверное, забыв, что я не понимаю ни слова на этом варварском наречии. Глаз дергало, обжигало льдом. Я чувствовал, как кожа опухает даже под кубиками льда. Близнецы сидели в стульчиках и «ели» кашу, если так можно назвать процесс размазывания еды по столикам и друг другу.

– Вы лучше детей покормите, – посоветовал я женщине, поняв, что ей опять придется мыть всю кухню.

– Как же вы, герр Даниэль?

– Лед я могу и сам подержать, – вздохнул я. – Знаете, я за последние сутки пытался подраться два раза. Никто меня не достал. Никакого вреда мне не причинил. И только восьмимесячный Александр умудрился глаз подбить. Все-таки жизнь очень смешная штука.

– Подраться? – округлила глаза женщина.

– Помните, Мари показывала вам фотографию женщины, которую категорически нельзя подпускать к детям? – Она кивнула. – Это жена моего брата-близнеца, если вы не знаете. Вчера я пытался помириться с братом. Она закатила истерику и начала нести очень обидную для меня чушь. Мы разругались. Тиль, мой брат, выкинул меня из своего дома.

– Герр Даниэль…

– Дэн. Зовите меня просто Дэн. Герр… – я недовольно поморщился. – А сегодня она пришла ко мне на работу и оскорбила мою мать…

– Фрау Шарлотту? – ахнула няня. – Как можно?

Я кивнул.

– Меня от нее оттащил сотрудник, бывший спецназовец.

Фрау Ирина засмеялась:

– Знаете, Дэн, это провидение. Вы же хотели выпустить пар и получить по морде? Ну вот. Все ваши желания сбылись. Бойтесь исполнения…

– …своих желаний, – улыбнулся. Я бы хотел, чтобы мое другое желание сбылось. Только оно не дает мне никаких шансов и надежд.

Домой я уехал до возвращения Мари. Мы искупали детей с няней, уложили их спать, я традиционно рассказал им сказку про злую ведьму и околдованного мальчика, с которым не понятно, что делать и как его расколдовать, о принце, который мечтает о принцессе-несмеяне, но вынужден жить с другой принцессой – очень классной, достойной, но совершенно нелюбимой. И о том, как этот самый принц запутался, нет на него доброй крестной-феи, ну, на худой конец джина из волшебной лампы или хоть какой-нибудь маленькой волшебной палочки. Когда дети заснули, я понял, что тоже выдохся и больше не могу. Оставив фрау Ирине сто евро на такси, я удрал домой, иначе вырублюсь у Мари на коврике в прихожей.

– А еще он назвал меня папой! Понимаешь? Мари, Алекс назвал меня папой! Его первое слово было папа! – рассказывал я Мари по телефону, неторопливо перестраиваясь из ряда в ряд, чтобы повернуть к дому.

– Михи обязательно скажет мама! Михи – мой сыночек! – В голосе слышалась гордость и ревность.

– Я хочу, чтобы и Михи называл меня папой! Ты даже не представляешь, как это круто! Я ушам своим не поверил, когда Алекс назвал меня папой!

– Сильно он тебя?