Нить Ариадны

– А он вас домогался?

Я с сожалением посмотрела на пустой стакан: мне опять стало смешно. Надо же такое сказать! Хотела бы я видеть мужчину, который меня домогается! Зайца Петя домогалась я. И домоглась. Или как это называется?

Я сидела и кусала губы, потому что еще один стакан воды в меня бы просто-напросто не влез.

– Что с вами? Вам плохо? – испугался Павел Юрьевич.

– Да.

– Голова болит? Сердце? Или что?

– Или что. Я больше не хочу пить.

– Так и не пейте!

– Дайте мне слово, что не побежите за водой.

– Конечно, не побегу!

И тут я с чистой совестью расхохоталась. Он, наверное, подумал, что я над ним издеваюсь. Сначала лицо у него стало белое-белое, а потом медленно начало краснеть.

– Вы думаете, что богатым все можно, да? – со злостью спросил он.

– Не принимайте это на свой счет, – давясь от смеха, сказала я.

– Вы… знаете, кто вы? Богатая… избалованная… наглая… сучка…

Он говорил с такими паузами! Мама дорогая! Между этими четырьмя словами уместился бы еще добрый десяток эпитетов, которыми он мысленно меня наградил! Я услышала их все!

– Но я найду на вас управу! – пообещал Павел Юрьевич.

– Хотелось бы.

– Убирайтесь вон!!! – заорал он.

Я машинально посмотрела на часы. Слабак. И встала.

– При первой нашей встрече… допросе… – помните, Павел Юрьевич? – я вам сказала, что это надолго, а вы не поверили. Отдышитесь. У вас есть мой номер телефона? Позвоните мне, как только успокоитесь. До свидания. Да, забыла! Желаю удачи!

Моя мама всегда так говорила: «Удачи тебе, солнышко! Удачного дня! Милый, у тебя все сегодня получится! Удачи!»

Вот ведь прилипло!

Он сидел, открыв рот. И тут я не выдержала. Схватила стакан и кинулась к графину с водой.

– Водички, Павел Юрьевич?

Он схватил стакан и выплеснул воду мне в лицо. У меня дорогая тушь, водостойкая. Но я пришла пешком. Теперь придется в таком виде ловить такси. Я вздохнула:

– Неприятность. Хорошо, что лето. Я посижу на скамейке под вашим окном, не возражаете? Надо высохнуть.

– Во-о-он!!!

Трудно разговаривать с человеком, который не понимает элементарных вещей. Женщина не может идти домой мокрой. Места ему, что ли, жалко? Или правилами запрещено сидеть под окнами ми… полиции? (Черт! Полиция же теперь!) Трудно об этом сказать? Я же их не знаю, эти правила. Надо на всякий случай почитать все, что у них висит на стене, даже мелким шрифтом. Мне вовсе не хочется его злить. Я просто пока не знаю правил.

Я вышла из кабинета и чуть не угодила в объятия какому-то толстяку.

– Господи, что с вами?

– Павел Юрьевич облил меня водой.

– Что?! А ну, пойдем.

Мы прошли в другой кабинет, чему я очень обрадовалась. Там стоял вентилятор, и я тут же подсела к нему. Сушиться. Он принял меня в объятья благосклонно: загудел и обдал тугой струей воздуха.

– Девушка, вы простудитесь, – сказал толстяк.

– Павел Юрьевич заявил, что у него под окнами сидеть неудобно, а мне неудобно ехать на такси в мокрой одежде. Гораздо неудобнее, чем заболеть.

– Значит, Спиркин облил вас водой?

– Спиркин – это кто?

– Тот, из чьего кабинета вы вышли.

– Я просто думала, что он хочет пить.

– Пишите докладную, – ко мне подвинули лист бумаги.

– Что?

– Опишите все, что случилось.

– Зачем?

– Вы ведь Ариадна Минина?

– Петухова. А откуда вы знаете?

«Два месяца назад по этим же коридорам ходила моя мать, – вспомнила я. – Конечно, он ее знает. А заодно и меня».

– Моя жена обожает читать светскую хронику, – широко улыбнулся толстяк, подтвердив мою догадку. – Я не возражаю, потому что там много фоток хорошеньких женщин, – подмигнул он. – Вы – самая хорошенькая!

– Это неправда.

– Правда, правда. Я все время гадал: почему же вы не киноактриса?

Киноактриса? Я опасливо оглянулась: нет ли здесь графина с водой? Моя футболка только-только подсохла. Осталось высушить джинсы, на которые тоже попала вода. На всякий случай я решила больше не смеяться. Чтобы отделаться от толстяка и его сомнительных комплиментов, я сделала то, о чем он так настойчиво просил: описала небольшое происшествие со стаканом воды. Толстяк взял у меня бумагу и заверил: