Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Мы поем глухим

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– И даже не посмотрите, что в футляре?

– Нет, конечно! Неизвестный мне богач, видимо, перепутал меня с куртизанкой. Я не принимаю драгоценности от мужчин, кем бы они ни были.

– Как прикажете, мадам. – Вера исчезла.

– Представляете, месье Дидон, вот уже несколько дней мне каждое утро присылают цветы! Букеты восхитительные и, как я предполагаю, безумно дорогие. Орхидеи, пармские фиалки… розы… благоухающие камелии… Похоже, этот господин пытается угадать мои пристрастия. Он еще ни разу не повторился.

– Так может, стоит взглянуть хотя бы на карточку?

– Я не желаю знать, кто мой таинственный поклонник. – Александра встала, папаша Базиль тоже поднялся.

Графиня взволнованно прошлась по комнате.

– Не желаю знать… – повторила она. – Да, о деньгах. – Она остановилась и посмотрела на папашу Базиля. – Сколько?

– Смотря, какой путь мы выберем: короткий или длинный. Я могу рыскать по Парижу, расспрашивая всех, не видел ли кто нашего героя? И тогда вы будете должны только мне… Ну, скажем, тысяч десять франков. Можно выплачивать частями.

– А короткий путь?

– Ежели вам не жалко на это денег…

– Не жалко.

– Так вот: ежели вам не жалко денег, и вы уверены, что мадемуазель Бокаж непременно привлечет внимание мужчины, которого вы ищете…

– Уверена, – опять нетерпеливо перебила Александра.

– У Фефины есть подружка. Надо же красавице кому-то изливать душу? У всякого есть свое помойное ведро, тут уж никуда не деться. Так вот: для мадемуазель Бокаж это толстуха Атенаис Гаспар. Она тоже актриса, но роли у нее маленькие, и все – благодаря Дельфине. Таким образом, Атенаис перепадают крохи со стола барона Редлиха. Она снимает крохотную квартирку неподалеку от своей малышки Фефины, и в данный момент квартирка эта свободна от постоя.

– Что вы имеете в виду?

– Атенаис недавно бросил любовник. Они ее, признаться, бросают с завидным постоянством, раз в месяц или в два. Мадемуазель Гаспар почти в два раза старше своей подружки и уж точно в три раза толще. Но мне она в самый раз, – папаша Базиль похлопал себя по объемистому животу. – Сдается мне, мы прекрасно поладим. Я заплачу ее долги, а их у нее не много. Тысяч на пять франков. Потом я возьму мадемуазель на содержание. Запросы у нее скромные, не то что у Фефины, думаю, еще тысяч десять мы потратим на тряпки, не больше. Ну и мое вознаграждение…

– Итого двадцать, – вздохнула Александра. – Месье Дидон, я не умею торговаться. Делайте, как считаете нужным.

Она заколебалась: посвятить ли его еще в одну тайну? Показать алмаз? Александра нуждалась в совете. Либо надежно спрятать «Сто солнц», либо продать. Либо избрать иной путь. Но какой?

– что-то еще, мадам? – уловил ее колебания папаша Базиль.

– Нет, ничего… – «Позже», – подумала она и позвонила в колокольчик. – Вера, принеси из моей спальни шкатулку. Ту, где лежат деньги на расходы. Вы ведь наличными возьмете? – посмотрела графиня на месье Дидона.

– Хотелось бы наличными, мадам, – почтительно поклонился он. – Всяким там бумажкам я не очень-то доверяю.

– Я вас понимаю, – улыбнулась она. – Десять тысяч франков для начала вас устроят?

– Вполне, мадам.

– Потом получите остальное. Я понимаю, что расходы могут возрасти. Все-таки вы берете на содержание актрису.

– Я буду чрезвычайно экономен, сударыня, – сказал папаша Базиль, беря у нее деньги. – Признаться, Атенаис больше не стоит.

– Значит, вы часто будете видеться с мадемуазель Дельфиной?

– Почти каждый день. А уж знать все ее тайны я буду наверняка, потому что она для того и ездит к толстухе Атенаис. Жаловаться на барона.

– Вы же говорите, что Дельфине жаловаться не на что.

– Каждой женщине, мадам, есть на что пожаловаться. Фефина живет, как королева, но барон ее не любит.

– Откуда вы знаете?!

– Влюбленный мужчина выглядит счастливым, если его любовь взаимна. А у барона вид несчастный. Вернее скажем: у него нормальный вид.

– Он спокоен, следовательно, счастлив, – пожала плечами Александра.

– Э, нет! – погрозил ей пальцем папаша Базиль. – У него спокойствие мертвеца, а это никоим образом не говорит о счастье. Разрешите откланяться? – и он с неожиданной для своего сложения ловкостью расшаркался перед графиней.

Она отпустила папашу Базиля с улыбкой. Вот еще, философ! Берется рассуждать о счастье или несчастье людей, от которых зависят судьбы Франции! При таком состоянии барон наверняка имеет влияние на премьер-министра, а может быть, и на самого короля! Есть ли у господина Редлиха время, чтобы думать о личном счастье? Довольно того, что у него самая красивая в Париже любовница. Барону есть где проводить вечера, и никто из жителей этого славного города не посмеет упрекнуть господина Редлиха в скупости.

Через две недели в особняке на улице Тетбу, где вот уже пять лет проживала мадемуазель Дельфина Бокаж, известная актриса, собралась самая блестящая публика. Это был именно вечер, который еще называют «большим», а не вечеринка, не скучный визит в аристократический салон и не дружеский ужин. Гости на такие большие вечера съезжаются с десяти, и до полуночи, пока не подадут ужин, развлекаются игрой в карты, проигрывая при этом суммы весьма значительные. Играть по маленькой, то есть на мелочь, в таких домах не принято, на зеленом сукне лежит исключительно золото.

С тех пор, как Сен-Жерменское предместье пало под натиском Шоссе д’Антенн и финансовая буржуазия стала отовсюду вытеснять надменное и чопорное дворянство, золото сделалось мерилом всех человеческих достоинств. Отныне лишь золото давало человеку гражданские и политические права, делало его повсюду желанным гостем и обеспечивало ему самый радушный прием. Если раньше все мечтали попасть на раут в особняк какой-нибудь герцогини из аристократического квартала, то теперь герцогиня мечтала быть среди приглашенных на вечер к банкиру, живущему во дворце, нанятом у принцессы королевской крови.

Любыми правилами приличия можно было пренебречь, имея огромное состояние. Мало того, можно было самому устанавливать эти правила. А уж золота у барона Редлиха было предостаточно. Благодаря своему состоянию, он был одним из самых влиятельных лиц во Франции. Неимоверно нажившись во время июльского переворота на биржевых спекуляциях, барон без колебаний поддержал Луи-Филиппа и, как выяснилось со временем, не прогадал. При новом правительстве барон Редлих стал министром без портфеля, фаворитом короля, которому тот верил безоговорочно. Барону фантастически везло, говорили, что у него небывалое чутье на деньги.

Поэтому к его официальной любовнице съезжался весь великосветский Париж, и никого из этих людей не смущало, что мадемуазель Бокаж – актриса и содержанка. Причем актриса довольно посредственная, просто барон щедро оплачивал клакеров в театре, где она была ангажирована, и был на короткой ноге со всеми журналистами, которые писали, в том числе и рецензии на театральные премьеры. Дельфина хотела славы – барон покупал ей славу, так же как за неделю до премьеры купил своей любовнице новый экипаж.

Сам он жил поблизости, буквально на соседней улице, но часто оставался ночевать в особняке на улице Тетбу. Вечера у мадемуазель Бокаж порою затягивались до утра; после того как подавали десерт, а к нему ликеры и шампанское, публика не спешила расходиться. Говорили о политике (теперь везде говорили о политике), обсуждали финансы, впрочем, пытаться влиять на барона после полуночи, чтобы он принял какое-то решение, было бесполезно.

– О делах я говорю в другом месте. К примеру, в фойе Оперы, – отшучивался барон. – Но едва раздался хлопок и из первой бутылки вылетела пробка, мой кредит закрыт для всех, кроме Дельфины.

Дом мадемуазель Бокаж на Шоссе д’Антенн, в этом рае для финансистов, был самым роскошным. Гостиная, отделанная в бело-розовых тонах, могла при желании вместить человек триста, но барон принимал лишь двести. Эти «первые две сотни» определил для себя сам барон, он же делал в списке поправки, в зависимости от того, кто кого сумел обанкротить и чье состояние потеряло свой вес. Быть принятым у официальной любовницы барона Редлиха значило иметь повсюду неограниченный кредит. Ведь это значило, что у человека все в полном порядке. Финансовые дела его благополучны, при дворе ему благоволят, а в кабинете министров сидят его друзья, которые дают ему дельные советы.

Поэтому многие не глядя отдали бы десять лет своей жизни за то, чтобы быть принятым хоть раз в доме у мадемуазель Дельфины, войти в эти заветные две сотни. Ибо все остальные кусали локти от зависти. Каждому ведь хочется почувствовать себя избранным, получить заветное приглашение и не преминуть сказать об этом тем, кто его не удостоился.

Завистники называли роскошь в особняке на улице Тетбу кричащей. В самом деле, здесь всего было чересчур. Чересчур богатый выбор вин, чересчур обильный стол, чересчур много позолоты, да и сам туалет мадемуазель Бокаж всегда был слишком уж вызывающим. Она предпочитала яркие цвета, обилие украшений и огромное количество оборок и воланов. Прически ее были вычурны даже для парижанок, которые словно состязались в сложности, убирая свои волосы лентами и цветами так, что шляпку приходилось подбирать особенно тщательно. Дельфина перещеголяла их всех. На любой другой женщине все это смотрелось бы вульгарно, но мадемуазель Бокаж была так хороша, что могла позволить себе абсолютно все. Ее не портили ни чрезмерно большие буфы на рукавах, ни огромные шляпы, ни безвкусно пышные юбки. Как беззаботная райская птица, она порхала по своему салону, рассыпая искры украшавших ее бесчисленных бриллиантов. Она сияла в своей гостиной ярче, чем люстра о пятидесяти свечах, висящая под самым потолком.

Насколько вызывающе выглядела Дельфина, настолько же скромен был тот, кто за все это платил. Весь вид барона словно бы говорил: вы хотите знать, как у меня обстоят дела? Вот она, витрина моих дел! И кто после этого скажет, что дела мои плохи?

Сегодня Дельфина была в платье цвета рубина со множеством оборок на юбке и с короткими пышными рукавами. К буфам внизу были пришиты алые ленты, которые плотно охватывали предплечья. Шея и точеные плечи Дельфины были открыты насколько возможно, на нежной сливочной коже красавицы плотоядно сверкали огромные рубины в тон платью, такие же яркие, как ее глаза. Кто знал Фефину лучше, сказал бы, что она нервничает. Она носилась по гостиной, словно пылающий факел, от одного гостя к другому, и ее смех был похож на рыдания. Барон, напротив, был совершенно спокоен. И тот, кто рискнул бы предположить, что они поругались, попал бы впросак. Барон никогда не устраивал своей любовнице сцен. А она слишком дорожила своим положением, чтобы устраивать сцены ему.

Как жаловалась Дельфина своей единственной подруге, толстухе Гаспар, «в наших отношениях нет ни слезинки любви». Барон взял ее семнадцатилетней девочкой, ему нужна была парадная любовница, он выбрал самую красивую статистку и сделал из нее знаменитую актрису. Она ни на что не могла пожаловаться: отношение к ней было самое почтительное. Но когда после ночи, проведенной в ее спальне, барон уходил, Дельфина еще с полчаса рыдала в подушку, называя его чудовищем.

– За пять лет ни слова ласки! – жаловалась она Атенаис. – Как будто я бездушная вещь!

– Барон – порядочный человек, – завистливо вздыхала толстуха. – Уж он-то тебя не бросит без гроша, когда ты ему надоешь. Таких еще поискать, как твой душка Эрвин!

– Но я бы хотела его любить! А он скорее позволит отрезать себе голову! Это не человек, а глыба льда!

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12