Из рассказов Г.Н. Шуппе мы знаем, что его авторитет был таков, что, несмотря на статус политического заключенного, уголовники признавали его старшим по камере. Он сидел в одной камере (и даже делил одни нары) с выдающимся хирургом, архиепископом Лукой (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий).
О том, что представляла из себя ташкентская областная тюрьма и камера № 7 в 1939 году, мы можем прочесть в опубликованных много позже воспоминаниях В.Ф. Войно-Ясенецкого:
«Этот страшный конвейер продолжался непрерывно день и ночь. Допрашивавшие чекисты сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни днем, ни ночью тринадцатисуточные допросы. Камера номер семь соединила под своими сводами людей разных. Сидели тут и “белые” генералы, и генералы нового режима, секретари обкомов, члены ЦК. Вместе со старой профессурой ждали своей участи профессора новой формации – партийные. Кадеты и анархисты соседствовали на нарах с коммунистами и беспартийными. Но даже здесь, уравненные перед Богом и людьми в своем несчастье, голодая, задыхаясь в тесноте и ожидая смерти, россияне продолжали тяжбы и взаимные обвинения. “Белые” обвиняли “красных” в злодействе, “красные” клялись, что, выйдя из тюрьмы (их преданность партии и Сталину, конечно же, выведет их отсюда), перестреляют всех “бывших” до единого»[61 - Лука (Войно-Ясенецкий В.Ф., архиепископ). «Я полюбил страдание…»: автобиография?/?запись Е.П. Лейкфельд. М.: Издательство им. Святителя Игнатия Ставропольского, 1998. (Цит. по: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/?auth?/??t=page&num=4455.)].
В конце 1939 года В.Ф. Войно-Ясенецкий был отправлен в ссылку в Сибирь, а Г.Н. Шуппе вскоре был освобожден из тюрьмы, но затем вновь арестован. В 1942 году он все же наконец получил долгожданную свободу и смог вернуться на преподавательскую работу на Артиллерийские курсы и в Среднеазиатский государственный университет. Но это была уже совсем другая эпоха.
Сразу после начала войны Ташкент превратился в один из самых крупных центров эвакуации; туда устремились беженцы из оккупированных территорий, город принял покинувшую из-за блокады и бомбежек ленинградскую и московскую интеллигенцию. Несмотря на всю тяжесть военного времени, Г.Н. Шуппе жил по сравнению с большинством эвакуированных в привилегированных условиях: это был его город, где имелось собственное жилье и любимая работа.
Парадоксально, но именно здесь, в Ташкенте, в тяжелое военное время Г.Н. Шуппе окунулся в привычную культурную среду, познакомился с А.А. Ахматовой, с Н.Я. Мандельштам и многими другими эвакуированными писателями, художниками, артистами.
По словам Г.Н. Шуппе, это было время, когда он работал на износ, зачастую читал лекции по шесть часов в день, не имея возможности очнуться и прийти в себя. В 1943 году он защитил кандидатскую диссертацию по эмиссионной электронике и выпустил две книги: «Важнейшие приложения оптики в военном деле. Дополнительный материал по оптике к стандартному учебнику физики профессора И.И. Соколова “Курс физики”. Ч. 3» (Ташкент, 1943) и «Задачи по механике с оборонной тематикой» (Ташкент, 1943).
В 1943 году в Ташкент приехала большая часть профессоров и преподавателей Ленинградского политехнического института. Среди них оказалось немало знакомых, друзей, товарищей по работе. Вместе с ними и сотрудниками других физических институтов Г.Н. Шуппе организует в Ташкенте и других городах Средней Азии новые учебные и исследовательские институты и лаборатории, создает кафедры электрофизики, оптики, физической электроники в Среднеазиатском государственном университете.
Эта деятельность была продолжена и по окончании войны. Г.Н. Шуппе по праву называют основателем научной школы физической электроники в Узбекистане. В 1959 году он защитил в МГУ докторскую диссертацию «Электронная эмиссия металлических кристаллов».
В то время многие известные ученые были репрессированы и после отбытия лагерного срока не имели возможности вернуться к научной работе. Георгий Николаевич не раз пытался помочь им, и иногда эти попытки завершались успехом.
Так продолжалось до ташкентского землетрясения 1966 года, когда был разрушен почти весь город, в том числе и здание университета. Г.Н. Шуппе вновь предложили переехать в Москву или в Ленинград, но он отказался и в конце концов выбрал местом жительства Рязань, где как раз открывалась кафедра физической электроники в Радиотехническом институте. К этому времени Георгий Николаевич был уже давно вторично женат, имел двоих детей: сына Николая и дочь Ирину.
В письме к В.А. Власову от 28 октября 1966 года Г.Н. Шуппе пишет:
Вася!
Я переехал 17 октября в Рязань (от Москвы отказался). Живу пока в гостинице, Madame и Mademoiselle еще в Ташкенте (собираются). Работаю на одном объекте Министерства электронной промышленности и в Радиотехническом институте.
Квартиру получил (бывшая квартира в военные годы Ванды Василевской и Корнейчука – вот гадость!). Квартира на втором этаже в сталинском доме почти совсем хорошая (пятикомнатная). Однако после выселенных (вернее, переселенных) семей двух полковников, живших в ней, все перекрашиваю, переделываю, etc.[62 - ОР ГРМ. Ф. 209 (Власов), ед. хр. № 168.]
Наступили самые благополучные и самые успешные в творческом отношении годы жизни Г.Н. Шуппе.
В письме Б.Д. Сурису от 21.06.1980 г.[63 - ОР ГРМ. Ф. 195 (Сурис), ед. хр. № 440.] он пишет:
У меня очень много своих дел: лекции, аспиранты, разные «ученые» советы в Рязани и в Москве (в АН СССР), исследовательская и литературная работа по специальности (электротехнике) и пр.; я связан консультациями с Москвой, Ленинградом, Ташкентом, Алма-Атой, куда часто выезжаю. Со всеми этими делами я едва справляюсь (плохо справляюсь!).
Ученики вспоминают его смешные, афористичные высказывания. «Инициалы после фамилии пишут только в милиции». «Указывать в служебной характеристике женщины “морально устойчива” – это оскорбление»; «Правильно следует писать “профессор, доктор…”, а наоборот пишут только некультурные люди»; «Нехороший человек мужского рода – это “сволоч” без мягкого знака, а женского – с мягким знаком».
Временами шутки Георгия Николаевича были на грани фола. Так, на одной из конференций он сказал, что решетка одного кристалла устроена по системе ГПУ (гранецентрированная плотно упакованная), а другого – по системе ОГПУ (объемная гексагональная плотно упакованная).
В начале 1960-х годов начали потихоньку выходить из печати запрещенные ранее к изданию сочинения отечественных писателей. Стоящий во главе журнала «Новый мир» А.Т. Твардовский рискнул опубликовать два рассказа Солженицына и его повесть «Один день Ивана Денисовича». В 1965 году в издательстве «Художественная литература» вышли рассказы и повести А. Платонова «В прекрасном и яростном мире».
9 июля 1967 года Г.Н. Шуппе пишет своему ближайшему и давнишнему другу В.А. Власову:
Васенька!
У меня увлечение – Андрей Платонов! Конечно, это влияние Рязани, т. е. России. Во-первых, это технически здорово. Он знает русский, почти как Лесков «плетет вязь». Во-вторых, остро (вспомнил даже М. Бронникова – вот несчастный и талантливый человек!).
Коля и Катя болтаются вокруг моего нового земляка Солженицына. Рязанец. Чуть-чуть битник (носит такую же бороду из-под подбородка). Мрачен и несчастен. И беден. Я (со своей любовью к Анатолю Франсу) кажусь ему марсианином, нехристем, etc. Я его уверяю, что он последователь Платонова[64 - ОР ГРМ. Ф. 209, ед. хр. 168, л. 29.].
Во время перестройки, до которой Георгий Николаевич, к счастью, дожил, он внимательно читал толстые и тонкие журналы.
Из письма В.В. Кораблеву от 15–17.02.1988 г.:
…беру на себя смелость (наглость?) рекомендовать Вам <…> (в порядке самообразования) прочесть во втором за этот год номере журнала «Сельская молодежь» (чем несчастную сельскую молодежь угощают!!!) беседу некоего корреспондента В. Суворова с Л.Н. Гумилевым. Я пару раз с Л.Н. встречался, беседовал, много был о нем наслышан (в частности от его матери и Н[адежды] Я[ковлевны] М[андельштам]), но не представлял себе, что у него в голове такой навозный КОМПОСТ. Спонтанные выделения халдейского мудреца-звездочета библейской эпохи. Или он дурачил корреспондента? Однако вспомните придуманные им символические знаки на могильном сооружении А[нны] А[ндреевны] А[хматовой] в Комарове. Я, по своей дурости, воспринимал их как намек на ассиролога из ЛГУ Шилейко, второго мужа ААА – такая ревность к которому у сыновей бывает (Фрейд), (был и третий – Пунин).
В чем причина сворота у Л.Н. мозгов? Плохие гены? Лагеря (два раза)? Я был в лагерях тоже два раза (в худших условиях), сидел в тюрьме четыре раза (при Дзержинском, при Менжинском, при Ягоде и при Ежове), отбывал трехгодичную ссылку в Алма-Ате; значит ли это, что у меня также свернулись мозги или их у меня и не было, а потому и сворачиваться было нечему?[65 - Шуппе. 100 лет.]
Георгий Николаевич Шуппе умер в 1994 году.
«Говоря о Георгии Николаевиче, – писал один из его учеников, – нельзя не сказать о некоторых главных особенностях его личности. Окружающих, как случайных, так и постоянных, всегда поражали его некая экстравагантность и оригинальность в поступках, высказываниях, даже в печатных трудах и письмах. По моему глубокому убеждению, истоками, первопричинами необычности Георгия Николаевича были не только характер, происхождение, воспитание, глубокий ум, блестящая память, но и заложенное в генах чувство колоссальной внутренней свободы»[66 - Шуппе. 100 лет. С. 36.].
Власов Василий Адрианович
«Активно преданный советский человек»
Одноклассник Георгия Шуппе, тот самый Вася, Василий Адрианович Власов, вслед за своим другом детства тоже перебрался из Финляндии в Ленинград. Он поступил в Академию художеств, на курс под руководством Петрова-Водкина. На некоторое время пути друзей разошлись, однако, судя по показаниям Шуппе, именно Василий Власов приведет его в кружок «Бандаш».
В годы учебы в Академии (1925–1927) Василий Власов женился на художнице Татьяне Шишмаревой. Она родилась в семье профессора Санкт-Петербургского университета Владимира Федоровича Шишмарева и Анны Михайловны Усовой, певицы.
В 1925 году Власов вместе с женой начал работать в мастерской художника Александра Ивановича Савинова при Главпрофобре (это было время нэпа и были разрешены частные студии – художественные, балетные).
«Человек он <Савинов> был мало сказать добрый, чудесный, исключительно внимательный, – вспоминала Татьяна Шишмарева. – Василий Власов, который тоже у него учился, увлекся Григорьевым и, конечно, перенял прежде всего внешнюю манеру. Александр Иванович разгорячился и устроил ему разнос. Когда он окончил обход и ушел, кто-то выглянул в окно и увидел, что Савинов спрятался за колонну собора. Заинтригованные, мы смотрели. Вот вышел Власов. Александр Иванович выходит к нему из-за колонны, идет разговор. Позднее мы узнали, что Савинов переживал за разнос, который он устроил, а Власов его утешал и успокаивал. Я помню его однажды разгоряченным перед диспутом с Филоновым. Мы с Власовым встретили его в Академии, он с возмущением говорил: “Кишки и черви, кишки и черви”.
В мастерской, кроме меня и Власова, учились Алиса Порет, Татьяна Глебова, Владимир Максимов, впоследствии архитектор, А. Цветкова и т. д. Зарабатывали мы разнообразными делами: диаграммами, объявлениями для магазинов, вроде “получена сёмга и свежая икра” и раскрашиванием фанерных коров разных пород для какой-то сельскохозяйственной выставки. Последний заработок был основательный – 45 руб. на брата. Это были большие деньги. Но мечтой было получить работу в издательстве. Это было трудно, так как в издательствах были везде свои художники, и в каждом своя определенная их группа, свой стиль работы. Я старалась одеться несколько по-дамски, используя что-то из гардероба матери, и, изготовив рисунок под стиль данного издательства, отправлялась на “охоту”. Я помню, как в каком-то издательстве обо мне доложили: “Вас спрашивает дама”, но это не помогло»[67 - Шишмарева Т.В. …Написала о своих друзьях // Наше наследие. № 92. 2009. (Цит. по: http://www.nasledie-rus.ru?/?podshivka?/?9212.php.)].
Наконец им удалось устроиться в ленинградский «Детгиз» и журналы «Чиж» и «Ёж». Два детских журнала «Ёж» («Ежемесячный журнал») и «Чиж» («Чрезвычайно интересный журнал») выходили в Ленинграде и выпускались редакцией С.Я. Маршака. «Ёж» выходил в 1928–1935 годах и был адресован школьникам пионерского возраста, а «Чиж» выходил с 1930 по 1941 год и предназначался для совсем маленьких. Здесь работали Д. Хармс, А. Введенский, Н. Олейников, Е. Шварц и много других талантливых литераторов. О Власове современники вспоминали как о человеке остроумном, замечательном рассказчике, да и компания, куда попали молодые Шишмарева и Власов, была настоящим источником радости и веселья.
После свадьбы Шишмарева и Власов стали жить по адресу: Васильевский остров, 1-я линия, 20, кв. 32. Здесь, в квартире ничего не подозревающего академика Шишмарева, и будет собираться кружок «Бандаш».
Сюда приходили молодая актриса Тамара Макарова (будущая жена С. Герасимова) и ее подруга Ксения Москаленко, снявшаяся в нескольких популярных фильмах.
Власов был арестован 9 марта 1932 года. По всей видимости, он очень сильно был напуган и изо всех сил «топил» организатора кружков – Бронникова.
Если показания Шуппе были «смонтированы» из фактов и нужных для ГПУ слов, то показания Власова о Бронникове выглядят абсолютно иначе. Здесь нет «чужого» голоса, а звучит грамотный, поставленный голос самого Власова.
Остановлюсь несколько на старшем поколении, которое могло бы явиться базой, питающей и вырастившей Бронникова. Кроме Института истории искусств, на киноотделении которого в первые годы его существования Бронников развивал большую деятельность, он был тесно связан с издательством «Академия»… Из людей, работавших там и с которыми он был близок, в первую очередь надо назвать Лозинского. Под его редакцией печатались бронниковские переводы, через него он же был связан и с «Академией», дважды издавшей его «Мэри Пикфорд». Кроме того, подтверждением близости Бронникова к Лозинскому может служить и, например, то, что Лозинский до напечатания и постановки дал Бронникову свой новый перевод шекспировского «Гамлета», на основе которого и должна была начаться деятельность Шекспировского клуба…
Странное свидетельство. Перевод «Гамлета». Лозинский. Шекспир. Где тут находится антисоветский подтекст?
Власов продолжал:
Своей философией Бронников считает интуитивную философию Бергсона. В «Пятом письме о Прусте» (стр. 56–62) неоднократно говорит об этой философской системе… Чем хороша философия Бергсона? Тем, что ее придерживается Пруст. А чем же хорош Пруст как философ? Да тем, что он живет не интересами окружающей его жизни, а памятью. Роман Пруста – это «роман памяти». Бронников цепляется за такую «философию», т. к. она дает ему возможность не глядеть на настоящее, а жить воспоминаниями о прошлом – о I роте, роте его величества Кадетского корпуса («Роман лета 1914 года», стр. 3).
Мы не знаем, почему Василий Власов решил так выслуживаться, ухудшая еще больше положение Бронникова и своих товарищей по собраниям, однако, похоже, он и правда получил послабление в результате сотрудничества со следствием.
Он был осужден: КОГПУ 17 июня 1932 г. по статьям 58–10, 58–11. Его приговор: пять лет концлагеря с заменой на пять лет ссылки в Башкирию. Освобожден досрочно.
Конечно, свою роль в освобождении Власова сыграл и отец его жены – академик Шишмарев. Эти письма, которые приведем ниже, также подшиты к «Делу Бронникова».