Свидетели живут недолго

– Так вот что я тебе скажу: если он, Никандров, питание не включал, значит, его должна была Лена включить, правильно? А как бы она это сделала, а, Валь?

– Исключено! Чтобы питание включить, она должна была мимо покойника протиснуться, ты же знаешь, где там щит. Это же уму непостижимо, чтобы она его коснуться могла. Да у нее и сил бы не хватило, чтобы его повернуть.

– Да нет, она как дверь открыла, увидела эту жуть, так сразу бежать. А ты, когда вошел, кроме как на Никандрова, на рубильник-то посмотрел?

– Посмотрел машинально, но все помню. Все было включено, все шесть рубильников: три, которые 220 вольт включают, а три – которые на 380.

– Все шесть? А зачем ему все шесть? Он же на 380 вольт никогда не работал, только на 220.

– Верно, Надежда, то-то я думаю, что-то не так, а потом из головы вылетело.

– А теперь про дверь поговорим. Значит, Никандров дверь открыл, потом ключ тебе обратно в стол положил, а потом пошел и повесился?

– А дверь открытой оставил? Да нет, дверь была заперта, Лена ее открывала, потому что ключ в дверях торчал, когда я пришел.

– Это надо у Лены подробно спросить. Только если по логике вещей, то и питание не должно было быть включено, и дверь должна была быть заперта изнутри, и ключ там внутри был бы. Но у самоубийц логику трудно искать.

– Да уж. Но все-таки, Надя, как ключ в мой стол обратно попал?

– Не знаю. А вчера тебя об этом опер не спрашивал?

– Да нет, они там зашились все, дел по горло. За самоубийство ухватились, чтобы дело поскорее закрыть. А насчет двери… – Валя с сомнением покачал головой. – Там такой замок, вот пойдем посмотрим.

Они пошли в щитовую. Валя открыл дверь, потом попробовал ее плотно закрыть. Это не удалось, язычок замка не западал, его можно было утопить только при повороте ключа.

– Вот видишь, не закрыть дверь без ключа. Ну, допустим, утром, народу мало, свет не горел, могли люди не заметить, когда мимо проходили. Но Ленкато должна была видеть, что дверь открыта? А она зачем-то ключ вставила в замок.

– Ну что тут гадать, завтра ее из больницы выпишут, послезавтра она на работу выйдет, и мы все у нее спросим.

* * *

День проходил в унылых похоронных хлопотах. Приезжал сын Никандрова, молодой парень, одет хорошо, на «БМВ». Но выглядел очень плохо: под глазами мешки, сам весь бледный, руки трясутся – видно, очень переживал из-за отца.

После обеда лампа дневного света как раз над Надеждиным столом вдруг вспыхнула и взорвалась с грохотом. Все вздрогнули. Работать стало темновато, Надежда вызвала электрика. Пришел их старый знакомый дядя Вася, маленький мужичок в вечном синем халате, приволок огромную стремянку, долго возился там наверху, сказал, что сгорел патрон. Пока работал, выспросил все про вчерашнее, поинтересовался, когда похороны и как здоровье Лены Трофимовой. Наконец свет зажегся, и проинформированный дядя Вася ушел восвояси. Но и при свете работать Надежде не хотелось. В конце дня позвонил сын Никандрова, сказал, что похороны назначены на завтра, на четверг. Все засуетились, стали собирать деньги на цветы, пока кто-то не сообразил, что цветов-то как раз будет и так навалом, раз у жены цветочный бизнес. Заходило разное начальство, интересовалось Никандровым и Леной, разные знакомые и незнакомые сотрудники бесконечно хлопали дверьми, пока Валя не разозлился и не погнал всех из комнаты. Наконец этот длинный, тоскливый день закончился, все разошлись, условившись встретиться завтра в десять утра у проходной, где их будет ждать похоронный автобус.

* * *

Начальник отдела Леонид Петрович Синицкий собрался домой. Он убрал в сейф бумаги, запер ящики стола. Секретарша давно ушла, ему тоже пора. Он погасил свет, оставил только лампу на столе, присел на минутку и задумался. Что-то уставать стал в последнее время. Да и сейчас еще неприятности эти, самоубийство, Голубев этот несносный хамит. Он на Голубева наорал, так и его ведь начальство мордой об стол возило. И Ленка тут оказалась замешана. И чего ее понесло в щитовую? Это же действительно могла помереть со страху! Он сам, когда увидел, чуть в обморок не упал. Ну припомнит он это Голубеву!

Ничего, Ленка молодая, раньше ничем не болела, обойдется все. Завтра ее выписывают, послезавтра на работу выйдет, тут все утрясется, можно потом как-нибудь минутку улучить и с Ленкой встретиться. Сколько он уже с ней? С прошлой весны, больше полугода. Так она вроде незаметная, а разглядишь – все при ней: фигурка, ноги длинные и не костлявая, он тощих не любит. Приодеть получше да гонору побольше – определенно красивая будет баба! Но молодые, да красивые, да с деньгами у них не работают, поинтереснее себе места находят, а у них в институте одни старые мочалки остались, которые уже больше никому не нужны. А его прямо воротит от женщин старше тридцати. Ну слабость у него, любит молодых баб, ну что тут сделаешь! И чем старше он становится, тем женщины моложе ему нравятся. Жена знает, наверное, но молчит, ей так удобнее. А Ленка от него ничего не требует, так, подарки по мелочи, и все. И не болтлива, подружкам не протреплется. Ведь и ему, и ей огласка ни к чему: он – начальник, да и жену волновать не хочется, а она – замужем, ребенок маленький, зачем что-то менять?

Леонид Петрович встал, подошел к стенному шкафу, где висело пальто, и в это время дверь тихонько отворилась. Еще не оглянувшись, Синицкий уже знал, кто это. Привычно екнуло сердце. Но он уже так привык к своему страху перед этим человеком, что внешне ничем этого не проявил. Человек подошел к столу, но не сел, и лицо его осталось в тени. Первым молчание прервал Синицкий.

– В чем дело? – спросил он, хорошо спросил, голос даже не дрогнул.

– Дело? Есть к тебе дело. – Гость говорил тихим невыразительным голосом, растягивая слова и пришепетывая.

– Говорите. – В голосе Синицкого все-таки проскользнули обреченные нотки.

– Девка твоя лишнее видела, не в том месте оказалась, не в то время.

– Какая д-девка?

– А ты думал, никто не знает, что ты с ней спишь? Ну, брат, тут все на виду, ничего не скроешь. – Гость рассмеялся дробным смешком. – Вот что, завтра ее из больницы выпишут, а послезавтра она на работу должна выйти. Так ты сделай так, чтобы она не вышла.

Леонид Петрович почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

– Что сделать? – Голос сорвался на фальцет.

Человек достал из кармана маленький жестяной патрончик из-под валидола.

– Вот, там одна капсула. Растворишь в спиртном, лучше в коньяке, и дашь ей выпить. Завтра это надо сделать.

Леонид Петрович хотел что-то сказать, но губы прыгали и щеки тряслись, он ничего не мог с собой поделать. Его гость посмотрел на него, что-то соображая. Потом сказал успокаивающе:

– Ты не дрейфь, лекарство это сильнодействующее. На давление действует. Ну, почувствует она себя плохо, пойдет к врачу, возьмет больничный и посидит недельку дома. А у нас пока тут все решится. Главное, чтобы за эту неделю она никому ничего не рассказала, что видела, и менты чтобы ее не допрашивали.

Леонид Петрович наконец справился с собой и спросил с ужасом:

– А что она видела? Это вы там, с Никандровым?

– Поздновато догадался.

Человек подошел вплотную к Синицкому, слабый луч света упал на лысый череп и прилизанный седой клок волос.

– Хватит трястись. Делай, что сказал, и не позже чем завтра. Я операцией рисковать не буду.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Леонид Петрович долго сидел в пустом кабинете, и перед глазами у него была черная мгла.

Лена Трофимова вышла на крыльцо больницы и, сощурившись, огляделась по сторонам. Так и есть: муж не приехал, и теперь надо добираться самой в даль несусветную по такой жуткой погоде. Дождь со снегом размывал первые сугробы, было мокро, скользко и противно. Лена ощутила, как к горлу подкатила уже не обида, а злость на мужа. Ведь звонила ему вчера, просила приехать и забрать ее. Он было уже согласился, но вмешалась свекровь, и опять все вышло, как она хотела! Лена побрела к автобусной остановке, чувствуя, как по щекам вместе с дождем катятся слезы. Что это с ней? Ведь, кажется, давно пора бы привыкнуть, но, видно, нервы совсем расшатались. После всех успокаивающих лекарств, которыми ее накололи в больнице, голова была тяжелой, веки поднимались с трудом. И зачем она попросилась на выписку? Лежала бы еще в больнице и ни о чем не думала. Захотелось скорее сына увидеть. Ну что ж, сына-то она увидит. От духоты в автобусе Лене стало нехорошо, и какой-то мужчина, увидев ее бледное лицо, уступил ей место. Лена села, закрыла глаза, но грустные мысли не уходили. Все, все у нее в жизни было не так, неправильно, и она не видела путей, которыми можно было что-то исправить.

Родилась она в Новгороде, там у нее мама, папа, сестра, подруги, там же она окончила Политехнический институт, а потом приехала сюда погостить к тетке. Пошли как-то к теткиной подруге на день рождения, и там Лена познакомилась со своим будущим мужем. Он тоже окончил институт и уже нашел работу, не бог весть какие деньги, но все-таки. Их роман развивался как-то быстро; через месяц Лене надо было уезжать, и они решили пожениться. Зачем? Новгород не так далеко, могли бы и подождать. Тетка Лену уговорила – что, мол, тебе в Новгороде работы приличной не найти, а тут все-таки большой город. Вот и нашла работу в НИИ. Денег платят гроши, на работе от звонка до звонка, единственное светлое пятно – Леонид Петрович.

Лена сразу почувствовала, что он на нее глаз положил, только долго сомневалась, виноватой себя перед мужем чувствовала. И если бы не свекровь… Ох, как свекровь Лену ненавидит! Лена вначале понять не могла: за что? Пыталась как-то отношения наладить, в конфликт не вступать, а потом поняла: без толку это, ничего не поможет. И даже рождение ребенка, сына Альки, их не примирило.

А Синицкий, конечно, ее не любит, да и она его тоже. Но относится Леонид Петрович к ней хорошо, подарки делает, с ним она наконец-то настоящей женщиной себя почувствовала. Конечно, он пожилой, за пятьдесят уже, но вот муж у Лены молодой, а что толку? Не получается у них ничего. Лене иногда кажется, что он и в постели свою мамочку слушается. Недавно проявил муж самостоятельность, нашел наконец работу, в магазине сантехники шофером, развозить товар покупателям или от поставщиков в магазин. Зарплата очень приличная выходит, права у него есть, раньше у них машина была, когда свекор был жив, потом продали.

Как свекровь была против новой работы, как орала! Да ты, кричит, с дипломом, простым шоферюгой – да через мой труп! Муж не сдался, характер выдержал, но на этом его самостоятельность и кончилась. Вчера свекровь услышала, что Лена просит ее забрать, так заорала, Лена на другом конце провода услышала:

– Ничего с ней не сделается, сама доедет, не ночью ведь, транспорт ходит, а с работы отпрашиваться, когда еще месяца не отработал, – это не дело, теперь такая работа на дороге не валяется.

Забыла уже, что месяц назад говорила! Лена вчера так разозлилась, трубку бросила.

Посмотрев в окно, Лена с трудом протолкнулась к выходу, вышла и через десять минут открывала дверь квартиры, втайне надеясь, что свекрови не будет дома. Но надежды не оправдались: вот она, свекровь, тут как тут. Лена сделала над собой усилие, поздоровалась, свекровь что-то буркнула в ответ, но все-таки предложила позавтракать. Лена отказалась, пошла в душ. После мытья настроение улучшилось, а когда Лена увидела, что свекровь одевается для похода по магазинам, жизнь показалась не такой плохой. Зазвонил телефон. Лена сняла трубку:

– Слушаю.

– Алло, это я. – Они не называли по телефону имен. – Мы можем встретиться?