Мишка краснеет, но ничего поделать не может: литературных способностей Бог не дал. Поэтому он вечно шатается по редакции, слушает разговоры и умоляет:
– Как, как ты сейчас сказал? Ну-ка повтори, я спишу фразочку…
Упомянутого мною Как Капыча вообще-то зовут Петя Капитонов, но поскольку он ведет в нашей газете воскресные разделы для женщин, рубрику «Хозяйке на заметку», страничку для девочек «Подружка», колонку «Советы доктора Капитоновой» (как похудеть за два месяца на двадцать килограмм, не отказывая себе в любимых заварных пирожных), злые редакционные языки прозвали его Капитолиной Капитоновной, а потом – Кап Капычем. Кличка прилепилась намертво.
Кап Капыч – спокойный добродушный дядька с большим пузом, могучими плечами бывшего борца и окладистой бородой. Для работы в основных, престижных отделах редакции у него недостает темперамента, а в своих дамских рубриках Петя чувствует себя как рыба в воде. Со временем он научился неплохо готовить, часто приносит на работу печенье собственной выпечки, а в ящике стола прячет спицы и клубок шерсти.
Не так давно главный редактор газеты, которого мы видим реже, чем радугу зимой, решил печатать на последней полосе материалы на темы секса и эротики, и эта тематика обрушилась на бедного Кап Капыча, как снег на бедуина. Теперь, кроме привычных советов по похудению и ведению домашнего хозяйства, бедный Петя отвечает на страницах нашей газеты какой-нибудь Марии Петровне Кукушкиной, озабоченной тем, что ее муж на сорок пятом году совместной жизни исполняет супружеские обязанности без прежнего вдохновения.
«Мне очень понятны ваши проблемы, дорогая Мария Петровна, – пишет Петя от лица доктора Капитоновой, – два года назад мой муж тоже начал охладевать к исполнению своего супружеского долга, но я не пустила это дело на самотек, а приобрела несколько комплектов очень сексуального французского нижнего белья и записалась на курсы эротического танца при районном дворце творчества юных. С тех пор моего Антона Антоновича как подменили, и он исполняет супружеские обязанности не реже трех раз в сутки…»
Со своими рубриками Кап Капыч справляется успешно, но от него требуют еще и эротических рассказов. Это для него оказалось непосильной задачей, и эротическую прозу взвалили на мои хрупкие плечи. Вообще, так сложилось, что мною в отделе затыкают все дыры – и в переносном, и в буквальном смысле. Когда в газете неожиданно снимают какой-нибудь материал, и на страницах возникает белое пятно, Главный звонит Гюрзе, а Гюрза подзывает меня и шипит сквозь зубы:
– У тебя все равно нет никакой работы. Ну-ка набросай по-быстрому двадцать строк по проблемам детской наркомании! Чтобы через сорок минут материал был готов!
Я послушно сажусь за компьютер и выдавливаю из себя двадцать строк, как Антон Павлович Чехов выдавливал из себя раба.
Сегодня в нашем лягушатнике все было как обычно, только что-то не видно было Мишки Котенкина. Перекинувшись парой слов с Кап Капычем – он напомнил, что за мной эротический рассказ к пятнице, я раздумывала, как бы половчее поговорить с Гюрзой, когда она сама позвала меня из кабинета:
– Петухова, зайди ко мне!
Петухова – это я.
Гюрза сидела за столом. Перед ней я с удивлением обнаружила мою отпечатанную статью про центры досуга для пожилых людей. Гюрза безжалостно чиркала по ней красным карандашом.
– Не умеешь построить фразу, – шипела она, – чему вас только в университетах учат?
Я мгновенно разозлилась. Именно над этой статьей я работала долго и написала ее хорошо. Тему предложила мне соседка-пенсионерка. Она как раз посещала этот самый центр досуга и рассказала подробно, чем там занимаются старушки. Относительно построения фразы у меня тоже было все в порядке. С этим соглашался не только Мишка Котенкин, но и остальные сотрудники.
Я заглянула Гюрзе через плечо. Она правила текст, и я вовсе не уверена, что он от этого стал лучше. Но попробуй поспорить с начальством, все на тебя попадет! К тому же нужно было уйти пораньше… И я смолчала.
Гюрза, которая ожидала возражений, слегка удивилась и подняла на меня глаза. Я стояла, вытянув руки по швам и вылупившись на нее, как новобранец.
– Что ты молчишь?
– Если хотите, я переделаю или новую напишу! – гаркнула я.
– Ну ладно, – смягчилась Гюрза, – не нужно переделывать, вот тут исправить и все…
Я чуть не ляпнула: «Рада стараться!», но вовремя прикусила язык – был уже явный перебор.
– И вот еще что, – продолжала наша пресмыкающаяся. – Котенкин заболел, так что с тебя видеообзор, музыкальные новинки и книжный рынок.
– Вот мило! – фыркнула я. – Да времени-то всего-ничего осталось!
– Ничего, не рассыплешься, – в своей обычной манере заметила Гюрза.
– Тогда буду дома работать! – потребовала я. – Чтобы не отвлекали.
Гюрза издала звук – нечто среднее между фырканьем и кашлем, я посчитала это согласием и поскорее удалилась из кабинета.
В квартире было тихо и относительно чисто после визита Анны Леопольдовны. Пахло мамулиными пирогами. Вспомнив наставления мамули, я постояла несколько минут перед зеркалом – причесалась и слегка подкрасила глаза. Обычно дома я хожу в спортивных брюках и в старом свитере, но в этот раз мамуля очень просила выглядеть прилично. Однако выбирать как-то было не из чего. Я уже говорила, что не очень-то обращаю внимания на свою внешность и не стремлюсь пополнять гардероб. Это у мамули шкаф буквально набит тряпками. Я же в основном предпочитаю носить брюки. Вот недавно в хорошем магазине была осенняя скидка и мне достались две пары джинсов по цене одной. Цвета тоже подходящие – ярко-розовый и ярко-зеленый. В этот раз я остановилась на зеленых джинсах, а к ним – дивного оттенка рыжий свитер, связанный Петей Капитоновым мне в подарок. Кап Капыч обожает для меня вязать. Он говорит, что я худенькая, поэтому получается очень быстро – два раза спицами махнул, и рукав уже готов…
Нарядившись к приходу дорогого гостя, я включила компьютер и опомнилась только, когда услышала звонок в дверь.
Дверь я открыла сразу. Сколько раз дорогая мамуля повторяла мне: «Прежде чем открыть дверь, подумай, ждешь ли ты кого-нибудь, спроси, кто там, выгляни в глазок». Своими бесконечными повторениями она добилась только того, что я совершенно отключилась от напоминаний и теперь открываю дверь всем, не спрашивая.
Но в этот раз советы мамули пригодились, дверь же я открыла, потому что ждала ее гостя. На пороге стоял симпатичный немолодой дядечка с добрыми голубыми глазками и редеющими седыми волосами.
– Здравствуйте, Шурочка! Вы всегда открываете дверь кому угодно?
– Здравствуйте. Только я Сашенька, – ответила я, улыбнувшись, как могла приветливее, – а вы, наверное, Петр Ильич?
– Совершенно верно, – он покосился на солидный кожаный чемодан. – Лялечка, должно быть, говорила обо мне. Вы позволите войти?
– Да, конечно, – спохватилась я, – мама говорила… Поэтому я так и открыла без расспросов.
Я помогла ему внести чемодан – хотя он и сопротивлялся, повторяя, что еще не так стар, чтобы позволить женщинам таскать свои чемоданы. На его невысказанный вопрос – точнее, на быстрый вопросительный взгляд, я сказала, что мама придет часа через полтора, и проводила в приготовленную для него комнату. Самой мне нужно было продолжать работу – как уже говорила, из-за болезни Мишки Котенкина Анфиса поручила сделать за него обзор новинок видеорынка. Я села за компьютер и углубилась в рецензию на фильм ужасов, посвященный захвату нашей родной планеты кровожадными маринованными огурцами с Юпитера.
Разделавшись с этими космическими захватчиками (хотя, конечно, разделалась с ними не я, а очередной голубоглазый бойскаут, превративший кровожадных пришельцев в овощное рагу), я спохватилась, что не исполняю роль гостеприимной хозяйки. Но в это время в дверях квартиры заскрежетали ключи, и на пороге появилась моя дорогая мамуля.
– Лялечка! – воскликнул наш седовласый гость.
– Петруша! – радостно ответила мамуля.
Мне трудно было поверить, что кто-то назвал мою мамулю, эту стопроцентную леди, это воплощение стиля и тона, «Лялечкой», но еще труднее – что это сошло ему с рук, однако все было именно так.
Мамуля немедленно устроила мне сдержанную и очень стильную выволочку за то, что не занимаюсь гостем, не кормлю его, не развлекаю разговорами и вообще веду себя, как невоспитанный ребенок. Но тут уж мы с Петром Ильичем выступили единым фронтом, доказывая ей, что человеку с дороги надо дать пять минут (или там полтора часа, но кто считает), чтобы очухаться, переодеться и прийти в себя, не говоря уже о том, что хотя мне и разрешили сегодня вернуться пораньше, это не значит, что можно не выполнять свою работу.
При слове «работа» Петр Ильич несколько оживился и сделал было попытку расспросить насчет моей трудовой деятельности, но мне удалось ловко уйти от ответа. Терпеть не могу, когда люди расспрашивают меня о работе! Некоторые несведущие личности считают, что жизнь журналиста – один сплошной праздник, посещение выставок, презентаций, всевозможных тусовок. Другие люди при слове «журналист» вспоминают несколько известных имен – в основном тех, кого часто видят по телевизору. Есть действительно серьезные журналисты, которые много и хорошо пишут, но их немного – потому что либо ты пишешь, либо болтаешься по тусовкам.
Мне нечем похвастаться – работаю много, но рутинно, поэтому не люблю распространяться об этом.
Мамуля заварила свой любимый чай с бергамотом и благоухала на всю кухню смесью «Графа Грея» с «Шанелью номер пять». Пока она ставила на стол огромный и румяный пирог с капустой, я в своей обычной манере доедала последний маринованный огурчик, случайно затерявшийся в банке – все равно на всех его не хватит, а что я достаю огурцы из банки рукой, так они такие скользкие!
Петр Ильич тем временем сидел в углу, с умилением наблюдая за мамулиным хозяйственным рвением, и одновременно продолжал допытываться, чем же я собственно зарабатываю на хлеб и огурцы. Я сдалась и вкратце рассказала о трудных буднях среднестатистического репортера, недооцененного начальством и окружающими. Петр Ильич сочувственно покивал, но затем, к моему удивлению, не ограничился ни к чему не обязывающим сочувствием, а выдал сногсшибательную сентенцию, поражающую своей свежестью, как ментоловая жевательная резинка:
– Каждый человек – кузнец своего счастья!
И продолжал в той же ментоловой манере:
– Не надо ждать милостей от природы. Взять их у нее – наша задача.
Я подумала, что с этим оракулом мы будем иметь массу неприятностей – в смысле того, что он окажется страшным занудой и будет поучать меня, пока не надоест до чертиков, но мамуля в это время поставила на стол чашки, сахарницу, печенье с тмином и свой любимый серебряный чайный набор. Я так поразилась, что забыла даже о мудрых высказываниях Петра Ильича.
Дело в том, что этому серебряному набору, в который входит три пары щипчиков, назначение которых я всегда путаю, и три вилочки, с которыми дело обстоит примерно так же, почти двести лет. Мамуля сервирует им чай крайне редко, только для самых дорогих и почетных гостей.
Я внимательно посмотрела сначала на набор, потом на Петра Ильича, затем на мамулю. Она была сама любезность и приветливость. Но я-то хорошо изучила свою мать и могу определить, когда она просто любезна, а когда по-настоящему радуется гостю. Так вот, сегодня она действительно была рада. Она глядела на этого бодрячка Илью Петровича, то есть тьфу! – Петра Ильича, совершенно телячьими глазами, улыбка умиления не сходила с ее лица. Кем он ей был? Говорит, что учились в институте, а такое впечатление, что сроднились, сидя в яслях на одном горшке… И потом, он кажется гораздо старше… Хотя мамуля-то умеет маскировать свой возраст как никто! Больше сорока пяти ей не дашь, а на самом деле моей мамочке… Если родила она меня в двадцать восемь, а мне сейчас двадцать пять… то мамуле… Ужас какой, если она узнает, что я разболтала всем про ее возраст, она просто сживет меня со свету!