Роковая монета

– Эта монета была продана с аукциона за четыре с половиной миллиона долларов. Также очень дорогие динары династии Омейядов, один из которых ушел за шесть миллионов долларов, но еще дороже несколько редчайших американских монет – дублон Брашера, доллар «Распущенные волосы»…

– Слушай, ты нам что, лекцию читать собрался? – снова перебил его Игорь. – Переходи уже к делу!

– Да, конечно, извините… Так вот, в этом каталоге была описана еще одна монета – тетрадрахма Ирода Антипы. Она на самом деле может считаться самой редкой и дорогой…

– Может или так и есть? – прищурился Иннокентий Павлович.

– Может, – повторил Алексей. – Потому что на данный момент монета считается утраченной. Последний раз она упоминалась в конце девятнадцатого века, когда находилась в коллекции герцога Мекленбургского. Но после смерти последнего герцога монета исчезла и более никогда не появлялась. Однако существует ее подробное описание и несколько очень хороших гравюр, и я уверяю вас – эта монета перед нами!

– Так что, она может стоить несколько миллионов долларов? – с недоверием спросила Алена.

– Несомненно!

– Вы хотите сказать, что я ношу на шее такое сокровище? – делано рассмеялась Елена Юрьевна. – Ну, милый мой, уж простите, но я вам не верю!

– Дело ваше, – Алексей упрямо наклонил голову, – но все же покажите монету специалисту. Человеку, которому вы доверяете. И выслушайте, что он скажет.

– Непременно покажу! – Елена Юрьевна надела цепочку и спрятала монету под ворот платья.

– Какое интересное завершение вашей истории! – с улыбкой сказал Глеб.

– Да уж… – Елена Юрьевна встала, и подскочивший официант тотчас придержал стул. – Что-то я устала сегодня. Глебушка, дорогой, вы не проводите меня до каюты?

– Почту за честь! – он подал ей руку и повел к двери.

Мария вовремя вспомнила о своем лице и встретила ехидный взгляд Алены так безмятежно, как будто она не женщина, а кабачок, зреющий на грядке.

Супруги Соловьевы дружно встали и ушли не прощаясь. Алексей смотрел в сторону, и губы его что-то едва слышно шептали. Иннокентий Павлович элегантно оперся на трость, серебряная рукоять которой была выполнена в виде собачьей головы, и тоже ушел, едва заметно поклонившись оставшимся дамам. Алена уткнулась в телефон и быстро нажимала кнопки. У Марии слегка шумело в голове от крепкого ликера, и она отправилась в каюту, чтобы немного отдохнуть.

– Какая чудная ночь! – Ольга томно вздохнула и облокотилась на перила, ограждающие палубу (Игорь недавно с умным видом сказал ей, что на корабле это не перила, а фальшборт). – Как будто мы не в холодном северном море, а где-нибудь в тропиках.

– Да, и правда неплохая ночка! – Муж небрежным жестом стряхнул пепел с сигареты за борт и взглянул на светящиеся следы, разбегающиеся по морю позади корабля. – Хорошо, когда можно соединить полезное с приятным!

– В такую ночь не хочется думать ни о чем полезном, только о приятном! – капризным тоном возразила Ольга.

– Но мы не можем забывать о том, ради чего здесь находимся!

– Ну забудем хотя бы этой ночью! – с придыханием сказала Ольга, которая выпила два коктейля, не считая вина за ужином.

– Забудем, забудем! – отмахнулся от нее Игорь и, указав на дверь одной из расположенных неподалеку кают, перешел на шепот: – Ох, ты только посмотри!

Дверь каюты люкс тихонько приоткрылась, и оттуда выскользнула загадочная тень.

Ольга вцепилась в руку мужа и прошипела ему в ухо:

– Это ведь дверь нашей маркизы!

Так они называли между собой Елену Юрьевну. Надо сказать, она у многих вызывала такое желание – дать ей хлесткое прозвище. Глеб с Марией называли ее веселой вдовой, Иннокентий Павлович – барыней, Алена – дамой из Амстердама. Как ее звал Алексей, никто не знал, он ни с кем не делился.

– Точно! – оживился Игорь. – Выходит, тетенька не промах, по ночам принимает мужчин! А что? Она еще женщина хоть куда! Многим молодым сто очков вперед даст!

– Заткнись, противный! – Ольга легонько шлепнула мужа по губам. – Тебе что, нравятся старухи?

– Да не такая уж она старуха… Хотя, конечно, в возрасте… но, наверное, кровь еще играет…

– Ты меня дразнишь, да? Пойдем лучше в нашу каюту, совместим приятное с полезным… – и она недвусмысленно прижалась к мужу высокой грудью.

Алексей еще раз оглянулся на темную дверь каюты и перевел дыхание. Это оказалось гораздо легче, чем он думал.

Старуха только пару раз дернулась, засучила ногами и затихла, но он на всякий случай подержал подушку еще минуту. Перед уходом он последний раз взглянул на нее, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить это лицо – лицо холеной, ухоженной, бессердечной стервы.

Алексей подошел к фальшборту и глубоко вдохнул свежий, чуть солоноватый морской воздух, пахнущий ночью и свободой…

Всю свою сознательную жизнь он мечтал об этом. Мечтал отомстить женщине, которая лишила его всего – счастливого детства, любящего отца, блестящего будущего. Да и матери, в конечном счете, тоже лишила.

Отцу было уже под пятьдесят, когда он встретил эту хищницу, – самый опасный возраст для всякого мужчины. Возраст, когда он думает, что наступил последний момент, чтобы поймать свой шанс, вскочить на подножку последнего поезда, вернуть молодость… Возраст, когда хочется запрыгнуть на мотоцикл с длинноволосой красоткой и умчаться за горизонт в ореоле ее развевающихся волос… поскольку своих уже не осталось.

Когда Алексею исполнилось шесть лет, отец ушел из семьи к этой Елене Прекрасной.

Самая банальная история.

Времена были тяжелые, девяностые годы. Всем было трудно, а уж матери-одиночке… Отец присылал алименты, но это были сущие гроши, а потому мать билась как рыба об лед, чтобы прокормить и одеть Алешу, дать ему образование. А однажды случайно увидела их – бывшего мужа с Еленой.

Они вышли из дорогущего «мерседеса» и направились в ресторан. Отец был в шикарном пиджаке, а Елена… на ней было такое платье, что у матери заболела голова и потемнело в глазах. Она едва не упала тогда прямо на асфальт, и только мысль о сыне заставила ее уйти на подгибающихся ногах.

Придя домой, мать легла на диван лицом к стене и лежала так до самого вечера, пока Алеша наконец не попросил есть.

Потом доброжелатели ей объяснили, что отец к тому времени разбогател, но все его деньги проходили как черный нал, а официально он числился кладовщиком в магазине сантехники. С этой-то зарплаты и платил копеечные алименты.

Позднее, когда Алеша вырос и отец перестал перечислять даже те гроши, знакомые рассказали матери, что ее бывший муж легализовал свой бизнес и теперь стал крупным законопослушным предпринимателем.

– Когда-нибудь и ты получишь свою долю в этом бизнесе! – говорила мать с придыханием. – Тогда мы с тобой заживем, как люди…

Прошло еще несколько лет, и те же знакомые сказали, что Алешин отец умер.

– Ты должен получить свою часть его состояния! – заявила мать. – Даже если он тебе ничего не завещал, ты имеешь полное право… мы найдем юриста…

Придя на оглашение завещания, мать и Алексей узнали, что ничего не получат. Потому что отцу ничего не принадлежало – еще при жизни все его имущество было переведено на имя новой жены. На имя той самой Елены Прекрасной, которая сидела тут же и позволяла собой любоваться.

Исчезли длинные развевающиеся волосы, исчезла зазывная загадочная улыбка. Теперь, через двадцать пять лет, это была гладкая, холеная стерва, от которой так и веяло богатством. Она все еще была красива, но не природной красотой, а той, которая достигается регулярной работой косметологов и пластических хирургов.

В ее больших, дивного зеленого цвета глазах теперь светился только холодный расчет. Она бросила на Алексея один мимолетный взгляд, который и без юристов сказал, что у него нет ни единого шанса.

Этот последний удар добил мать. Она стала заговариваться, у нее начались приступы странного смеха, а через два года она умерла.

Тогда-то Алексей над ее могилой поклялся самому себе, что отомстит этой Елене Прекрасной. Отомстит за все… Ему не нужны были ее деньги, он хотел только ее смерти.

Он стал за ней следить – это было нетрудно, потому что сведения о богатых людях часто появляются в таблоидах. Без особого труда узнал, где она живет, в каких ресторанах бывает, на каких курортах отдыхает. В дорогие отели ему, конечно, было трудно попасть, но когда подвернулся этот круиз, он решился.