Печать Иоганна Гутенберга

Она хотела выбросить фантик, но тут он сам собой развернулся, и на Жениной ладони оказалась странная вещь. Довольно тяжелая, сверху была плотная бомбошка из твердого темного дерева, а под ней…

Женя перевернула эту штуку и сразу поняла, что она очень старая, потому что ручка была отполирована прикосновениями множества рук. Под бомбошкой был такой кругляшок, судя по тяжести, металлический, скорее всего бронзовый, потемневший, старый… а на нем… на нем были вырезаны какие-то разводы, сложный орнамент из переплетающихся линий, может быть, из диковинных, экзотических растений. А может, Жене так показалось, поскольку, когда она снова посмотрела, то на кругляшке были уже какие-то вензеля.

На что это похоже? Женя покрутила вещицу так и этак. Да это же печать! Ну да, старинная печать, а уж как она сюда попала… В этом цеху работали когда-то старые печатные станки, так может…

Женя отогнала от себя неуютную мысль, что печать-то могла валяться здесь хоть сто лет, но вот кто завернул ее в фантик от конфеты? От ее конфеты…

– Что это такое? – спросила Женя, оглянувшись. – Зачем ты мне это дал?

И тут вдруг тусклые лампы в железных намордниках, которые кое-где горели, стали гаснуть. То есть сначала освещение стало слабеть, как бывает в кинотеатре, а потом наступила кромешная тьма.

– П-постой-й… – прозвучало в темноте, – не спеши-и…

Дикий страх овладел Женей, ей казалось, что оттуда, из темноты, тянутся к ней длинные руки, которые сейчас схватят ее и навсегда оставят здесь, в этом подвале.

Женя не помнила, как рванула на себя дверь, и очухалась, увидев свет в коридоре.

Она пробежала остаток пути, толкая перед собой тележку, вылетела в коридор первого этажа, подбежала к лифту.

Кабина, к счастью, была на первом этаже.

В лифте Женя отдышалась и осознала, что все еще сжимает в руке эту странную печать. Ну, не бросать же ее здесь… И она сунула ее в карман джинсов.

«Нет, нужно искать другую работу», – подумала Женя, нажимая кнопку своего четвертого этажа. Тем более что скоро их всех и так уволят. На их четвертом этаже располагалось несколько мелких фирмочек, и постепенно всех их выжила одна компания, которой приглянулось это место под офис. Так что кто-то ушел сам, кто-то разорился.

Их издательство никуда не могло уйти – тут рядом склад, где еще такое место найдешь? Но владелица Елена Сергеевна была уже сильно немолода, к тому же болела, так что, когда ей сделали предложение о продаже издательства, она долго не думала.

«Все равно, – сказала она, – работать не дадут, опять же кризис».

И купил издательство тот самый господин Ушаков, чей офис на их этаже. Однако выяснилось, что по каким-то там законам или по уставу перепрофилировать или закрыть фирму он сможет только через год, не раньше.

Ну вот, осталось несколько месяцев, и тогда все они пойдут на улицу, как говорит Настасья Ильинична и тут же добавляет, что ее-то дети прокормят. Софья Петровна в ответ поджимает губы и горестно кашляет: она-то одинока как перст.

Лера как всегда улыбается отстраненно, ее ничего не волнует. Женя пожимает плечами, в большом городе она работу рано или поздно найдет: хотя хотелось бы все-таки по профилю, не в школу же преподавать идти…

А пока суд да дело, на место Елены Сергеевны прислал господин Ушаков Альбину. Ну, это что-то…

Сразу себя показала, хотя в работе ничего не понимает. Всем дала понять, что у нее с хозяином свои особые отношения – может, и правда, Жене все равно. Но держится Альбина нагло.

«Нет, все же надо заняться поисками работы», – в который раз подумала Женя, выволакивая тележку из лифта.

С Альбиной она столкнулась в дверях, та была в пальто, стало быть, на обед собралась. Зыркнула на Женю и прошипела что-то насчет того, что смотреть надо, а то некоторые прутся прямо по ногам грязными колесами. Что было совершеннейшей неправдой, Женя ясно видела, что никого не задела. Ну, такой уж у Альбины характер.

– Ой, девочки! – радостно закричала Настасья Ильинична, когда дверь закрылась за автором, получившим свою нетленку. – Давайте скорее чайку попьем, пока нашей нету!

– Тише ты! – хрипло сказала Софья Петровна. – Еще услышит… не дай бог…

– А что, нам перерыв не полагается? Сама-то она, небось, каждый день на ланч ходит! Да не в «Макдоналдс» небось… Женя, ставь чайник-то, я пирожков принесла. Ох, и наломалась вчера у плиты, поясница отваливается…

Женя достала тщательно спрятанный чайник и чашки. Подошла Лера, сладко грезившая о чем-то в дальнем углу комнаты. Женя сунула пакетики в три чашки, Софья Петровна пила свой, из термоса. Она добавляла в чай какую-то травку от кашля. Женя как-то попробовала – вкус ужасный, просто отрава. Правда, и этот чай, из пакетиков, тоже отдает пареным веником, ну да ладно.

– Кушайте! – Настасья щедрой рукой высыпала на тарелку румяные пирожки.

Пирожки у нее были вкусные, но Женя осознала, что совершенно не хочет есть. Вспомнилось пустое полутемное помещение и труп, скорчившийся в углу. Надо же, как натурально он выглядел…

Ее передернуло.

Лера отщипнула крошечный кусочек пирожка и деликатно отправила его в рот.

– Очень вкусно… – прошелестела она под неодобрительным взглядом Настасьи Ильиничны, всем своим видом выражая, что она не может проглотить ни кусочка и жует только из вежливости.

– Женя, Лера у нас девушка хрупкая, питается воздухом, хоть ты поешь нормально!

И только Женя надкусила пирожок, как открылась дверь и они услышали ненавистный голос Альбины:

– Куда все делись? Опять дверь открытой оставили?

Это была вопиющая ложь, никогда они так не делали, если уходили, то всегда кто-нибудь оставался на дежурстве. Да и куда им ходить-то? В кафе внизу подают только кофе, чай и черствые булочки. Так уж лучше Настасьины пирожки…

Но Альбина строго-настрого запретила пить чай на рабочем месте, еще хорошо, что их столик от двери никак не видно.

Настасья Ильинична мигом убрала пирожки и чайник, Женя торопливо глотнула чаю, обожгла нёбо, едва не закашлялась. Софья Петровна со всей силы хлопнула ее по спине, одна Лера как обычно застыла в испуге с театрально поднятыми руками.

Когда Альбина появилась рядом, следы преступления были убраны, на столе только сиротливо томился термос Софьи Петровны с лекарственной бурдой.

Альбина, увидев термос, подняла левую бровь, и Софья демонстративно закашлялась. Альбина брезгливо поморщилась, отчего ее лицо с правильными в общем чертами и тщательно наложенным макияжем стало если не уродливым, то весьма непривлекательным, но по поводу термоса ничего не сказала. Развернулась на каблуках и прошла в свой кабинет, печатая шаг, как солдат на плацу.

Вот удивительно даже: такая, в общем-то, стройная, подтянутая женщина, а… походка тяжелая, ступает, как будто весит центнер.

«Это от злости», – бросила как-то в сердцах Настасья Ильинична.

Да уж, как ни посмотри, а директриса у них самая настоящая стерва, таких в кино показывают.

Альбина скрылась в кабинете и через минуту появилась снова в меховой жилетке. Если и была у сотрудников надежда, что Альбина просто что-то забыла и сейчас снова уйдет, то, увидев жилетку, все приуныли: это надолго.

Кабинетик у Альбины был крошечный, у них вообще издательство маленькое, всего две комнаты, тесно заставленные рабочими столами и стеллажами с книгами. Прежняя владелица издательства, Елена Сергеевна, дверь своего кабинета постоянно держала открытой. Так ей удобнее было работать: лишний раз словами по делу переброситься, опять же воздуха больше. Альбина же все время в кабинете закрывалась, чтобы сотрудники, не дай бог, не услышали, о чем она разговаривает по телефону. Да больно надо!

Так или иначе в кабинете было Альбине душно, и она установила кондиционер, из которого немилосердно дуло, поскольку кабинетик, как уже говорилось, был крошечный. И Альбина принесла меховую жилетку. Жилетка была норковая, фирменная и вызывала у сотрудников еще большую ненависть к начальнице.

– Нет бы как все люди, – ворчала Настасья Ильинична, – носочки шерстяные и жилеточку вязаную из дома принести, а она на-ка! – в меха вырядилась!

– Или уж вообще бы с кондиционером не заморачивалась, – хрипела Софья Петровна, – мне от ее двери и то дует!

Даже Лера, которую по наблюдению сотрудников вообще не интересовало ничто земное, негодующе фыркнула.

Теперь, увидев Альбину в жилетке, сотрудники поняли, что Альбина никуда не уйдет, нынче, значит, без обеда останется. На диету, что ли, села? Это плохо: и так заразой была, а от голода совершенно озвереет, кусаться начнет.

Женя вздохнула и пожала плечами. Что ж, если не суждено сегодня чаю попить, значит, так тому и быть.