Дорогая, я женюсь на львице

– Недужная? Точно! – энергично подтвердила Катя. – Но она живет наверху. Мы с ней не соприкасаемся ни полом, ни потолком. А под нами жили Мурзикины. Такая приличная была старушка Мария Николаевна. Она умерла, и ее дети квартиру продали, иначе было с наследством не разобраться. Вот теперь мучаюсь с этой новой соседкой-мегерой…

– Что, этой старушенции одной купили трехкомнатную квартиру в центре? – удивилась Жанна.

– Там какая-то странная семейка, – вздохнула Катя. – Сначала они выбросили всю старую мебель, оставшуюся от Мурзикиных. Это понятно, кому охота чужое старье в доме держать. Потом пришли рабочие, сломали стены, ободрали обои и даже пол паркетный. Вынесли плиту и всю сантехнику на помойку и ушли. А через три дня привезли эту старуху, Ирину Сергеевну, а с ней вместе старый шкаф, стол и раскладушку. Генеральша наша при том присутствовала – ей всегда до всего есть дело, так вот, она клятвенно утверждала, что мебель Мурзикиных была в гораздо лучшем состоянии. Спрашивается, для чего было менять шило на мыло? Дальше все соседи теряются в догадках, потому что ремонт никакой никто не делает, и как старуха существует в таких спартанских условиях – совершенно непонятно.

– Да уж, – согласилась Ирина, – ни плиты, ни сантехники…

– Навещает ее раз в неделю какая-то баба, нашей генеральше представилась как невестка, – продолжала Катя. – Как можно пожилого человека в таких условиях содержать, у всех в голове не укладывается. Я бы этой Ирине Сергеевне сочувствовала, если бы у нее не был такой отвратительный характер.

– Слушай, я тебя не понимаю, – перебила Жанна. – У тебя муж завтра приезжает, а ты вместо этого думаешь о какой-то посторонней старухе. Да что тебе за дело, как она живет и с кем? Может, она йог и специально спит на голом полу и ест сухие корки? Тебе-то что до этого?

– Да говорю же вам, она житья мне не дает! – вскипела Катя. – На дню по семь раз прибегает и орет! То ей шумно, то ей мокро, то ей…

– Скучно, – подсказала Ирина. – Ей скучно одной в пустой квартире, она таким образом общается.

– Тяжелый случай, – согласилась Жанна. – Ладно, мне пора. Катерину могу подбросить, мне в ту сторону.

Катька чмокнула Ирину в щеку, после чего накрасила губы сердечком, и подруги распрощались.

– Вот, – сказала Жанна, с шиком подкатывая к Катиному дому, – тебя прямо до подъезда…

Катя открыла было рот, чтобы поблагодарить, и уже высунула ноги из машины, но в это время из дверей подъезда, как черт из табакерки, выскочила высокая худая старуха в грязно-сиреневом фланелевом халате в мелкий цветочек. Седые волосы старухи были стянуты в жидкий пучок на затылке, на носу плотно сидели очки в металлической оправе. В облике дамы Жанна уловила что-то знакомое. Ах да, «Хуторок в степи». Старуха была как две капли воды похожа на ту, из рекламы молочных продуктов, только белого передника не хватало.

Катя, завидев старуху, охнула и попыталась захлопнуть дверцу автомобиля, но было поздно. Старуха подлетела к машине и вцепилась в дверцу мертвой хваткой.

– Катерина Михайловна! – заорала она визгливо. – А я вас давно поджидаю! У меня по батареям течет вода!

– Какие батареи, сейчас же лето, – ошеломленно пробормотала Катя.

– Но холодная вода течет сверху, то есть от вас! – Старуха напирала так, что автомобиль покачнулся.

– Вода всегда течет сверху вниз, это закон природы, – холодно заметила Жанна. – Вверх бьют только фонтаны.

Старуха совершенно не обратила внимания на язвительную реплику и продолжала трясти дверцу машины.

– Вы ответите за все! – орала она. – Мы начинаем ремонт…

Жанна поняла, что нужно вмешаться.

– Попрошу отойти вас от машины! – крикнула она так громко, что генеральша Недужная, пившая спокойно чай на своем шестом этаже, очнулась от задумчивости и удивленно повела головой.

Ей показалось, что она слышит голос своего покойного мужа генерала Недужного. Только он мог так гаркнуть на плацу, принимая парад.

– Вы вообще-то кто? – Жанна вышла из машины и теперь в упор рассматривала старуху.

– Я из четырнадцатой квартиры! И Катерине Михайловне об этом прекрасно известно! – ответила старуха, не понижая голоса.

– То, что вы живете в четырнадцатой квартире, не дает вам права ломать мою машину, – сказала Жанна, – или вы считаете как-то иначе?

Старуха, повинуясь ее взгляду, нехотя отпустила дверцу, и Катя тут же захлопнула ее и даже закрыла окно.

– К тому же вы вовсе не хозяйка четырнадцатой квартиры, – продолжала Жанна, – и совсем непонятно, отчего вы так беспокоитесь насчет воды в батареях, если не будете тут жить?

– Как это – я не буду тут жить? – завопила старуха.

– Ваша невестка сказала нам, что вас оформляют в дом престарелых в Войбокало, – невозмутимо сообщила Жанна.

– Это ложь! – старуха попятилась и села на скамейку возле подъезда.

Жанна схватила Катю за руку, и подруги устремились наверх.

– Жанка, а откуда ты узнала про дом престарелых? – пропыхтела наивная Катька, она, как всегда, принимала все за чистую монету.

Жанна поглядела на нее выразительно и усмехнулась.

– Врага нужно бить его же оружием!

– А где это – Войбокало? – спрашивала Катя на бегу.

– У черта на куличках! – ответила Жанна. – Оттуда своим ходом ни за что до города не добраться!

Когда она вышла через пять минут, бабы-яги в сиреневом халате у подъезда уже не было.

На следующий день Катя проснулась поздно. Такая уж была особенность у ее организма – не могла она никак рано встать. Подруги, особенно Жанна, не стеснявшаяся в выражениях, называли эту Катину особенность обычной ленью. Жанна утверждала, что лень родилась раньше Катьки и что с таким отношением к жизни Катерина никогда не добьется успеха. Катя в ответ на такие слова со страстью убеждала Жанну, что художник не может творить по заказу, а вдохновение – вещь совершенно непредсказуемая, оно может накатить хоть ночью, в любое время и в любом месте.

– Вот интересно, отчего же ни разу вдохновение не посетило тебя в девять утра? – ехидно спрашивала Жанна.

Ирина в спорах обычно участия не принимала, считала это пустым занятием.

Сегодня Катя проснулась поздно, потому что ей приснился сюжет для очередного панно. Нужно было обязательно досмотреть сон, чтобы выяснить все подробности. Катя видела во сне тропический лес. Солнце с трудом пробивалось сквозь темно-зеленые заросли. На ветках деревьев, обвитых лианами, сидели разноцветные попугаи. Внизу под ними были цветущие орхидеи. Над ними вились блестящие мухи, а орхидеи хищно раскрывали свои цветки…

Едва открыв глаза, Катя рванулась к столу, чтобы зарисовать кое-что из сна для памяти. Сейчас она сидела перед большим куском светло-зеленой ткани и напряженно думала. Ей очень хотелось пришить на этот зеленый фон кусок коричневого вельвета, оставшийся от старых летних брюк, но никак не приходило в голову, куда именно. Образ будущего панно, увиденного во сне, совсем не хотел ложиться на ткань. Катя отпила кофе из большой кружки, которую держала в левой руке, и наморщила лоб.

– Может быть, вот тут, в правом верхнем углу… – пробормотала художница, как вдруг рядом с ней оглушительно зазвонил телефон.

Катерина вздрогнула и выронила кружку. Кофе разлился по полу, коричневым озерцом окружив ножку стола. Кружка, к счастью, не разбилась. Катя схватила трубку и раздраженно выпалила:

– Ну кто еще?

– Это я, – удивленно проговорила Ирина. – Ты что, спала?

– Какое там! – выдохнула Катя, постепенно успокаиваясь. – Я творила! Я находилась в творческом поиске! И ты своим неожиданным звонком меня оттуда грубо вытащила!

– А ты там в своем поиске не забыла, что к тебе сегодня муж возвращается? Что пора ехать в аэропорт?

– Как? – Катерина подскочила и завертелась в поисках часов. – А сколько времени? Еще ведь утро!

– Какое утро! Ты на часы что, никогда не смотришь? Уже второй час дня!