Украшение китайской бабушки

Рукавицын не шелохнулся, и на лице его не дрогнул ни один мускул. Он все так же печально и загадочно смотрел сквозь Надежду, и это начало ее нервировать.

– Ну, я понимаю, что выманила вас на эту встречу обманом, но согласитесь – вы тоже поступили тогда не совсем честно! Я-то ладно, я посторонний человек, но бедная Нина приняла ваши рассказы за чистую монету.

Актер никак не реагировал на ее слова.

– Да что с вами такое! – раздраженно воскликнула Надежда и порывисто схватила Рукавицына за руку.

И тут же отдернула руку.

Рука актера была холодная и какая-то неживая. А голова его от толчка завалилась на плечо и застыла в каком-то неестественном положении.

– Что… что с вами такое? – забормотала Надежда, перегибаясь через стол и вглядываясь в лицо короля эпизода.

В глубине души она уже поняла, что с ним, но не хотела или не могла признать этот очевидный факт. Но с каждой секундой очевидность эта становилась все непреложнее: Владимир Рукавицын был мертв.

Об этом говорили и его неестественно запрокинутая голова, и пустой, безжизненный взгляд (сейчас он уже не казался загадочным и мечтательным), и холодные, безвольно упавшие на стол руки.

– Надо вызвать врача… – забормотала Надежда, медленно поднимаясь из-за стола.

Но она уже понимала, что никакой врач Рукавицыну не поможет, что смерть неизлечима.

И еще… еще каким-то неизвестным науке шестым чувством Надежда поняла, что актер Рукавицын не стал жертвой внезапного инфаркта или инсульта. Она поняла, что он убит.

А в следующую секунду ее страшная догадка подтвердилась: Надежда Николаевна увидела на шее актера, чуть ниже левого уха, небольшую треугольную ранку, из которой выступила всего лишь капля темной, почти черной крови.

Ранка была совсем небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы через нее вытекла неизвестная современной науке субстанция – жизнь немолодого и невезучего актера. Да уж, такого конца никому не пожелаешь!

И тут Надежда поступила трусливо и даже, можно сказать, скверно: не отрывая взгляда от неживых пустых глаз, она сгребла в раскрытую сумку перчатки со стола, тихонько обошла этот стол и быстрым шагом покинула кафе, к счастью, не столкнувшись по дороге ни с официантами, ни с посетителями.

Она трусливо сбежала из кафе, потому что представила, как ее увезут в полицию, в лучшем случае в качестве свидетеля, а то и подозреваемой, как ее станут допрашивать… Даже если все обойдется благополучно, все станет известно мужу, и он ей такое выскажет – страшно подумать!

Никто не пытался ее остановить, никто не кричал ей вслед: «Стойте! Задержите ее!»

Надежда быстро шла по улице и пыталась привести в порядок свои расползающиеся мысли.

Актера Рукавицына только что убили.

Убили перед тем, как он должен был с ней встретиться. Может быть, его именно потому и убили, что она хотела с ним поговорить?

«Да нет, ерунда, при чем тут я? – внушала себе Надежда. – Для этого могло быть множество других причин! Рукавицын производил впечатление неблагополучного человека, наверняка он пил, а может быть, играл. Может быть, он проиграл большие деньги, и его из-за этого убили. Такое случается сплошь да рядом. Явно подозрительный тип, эти его глазки бегающие…»

Но Надежда понимала, что это отговорки, которыми она пытается себя успокоить. Понимала, что Рукавицына убили из-за нее. Убили, чтобы помешать их разговору. Стало быть, он что-то знал и мог Надежде сообщить. Не за так, конечно, за деньги. Вот его и убили.

Но если так… если так, то убийца вполне мог находиться в кафе и видеть Надежду. И тогда… тогда он идет за ней по пятам, чтобы тоже убить.

Осознав эту мысль, Надежда почувствовала, как ее захлестывает волна черного ужаса. Захотелось бежать, не разбирая дороги, крича о помощи. Усилием воли женщина взяла себя в руки. Она сжала зубы и вроде бы случайно оглянулась. Никто не гнался за ней с ножом, никто не целился в нее из огромного пистолета.

Улица была пустынна – день, рабочее время. Вдалеке тащился работяга в заляпанном комбинезоне, с ведром краски, еще женщина с коляской. Ближе всего был грязный, заросший до глаз бомж. Ну, этот не убийца, его к кафе на пушечный выстрел не подпустят!

На углу остановилась маршрутка, выпуская женщину с ребенком. Надежда замахала руками и рванулась к маршрутке, как будто это был ее последний шанс.

Проехав несколько кварталов и восстановив дыхание, Надежда огляделась и поняла, что маршрутка – не та, что она едет в другую сторону. Приближалась станция метро, но Надежда решила, что на метро не поедет, чтобы неизвестный убийца не столкнул ее под колеса поезда.

Проехав еще немного, она вышла и села в троллейбус, который увез ее еще дальше. В результате всех поездок Надежда вернулась домой только через два часа, с головной болью, оттоптанными ногами и оторванной пуговицей.

Но нет худа без добра, она успокоилась и решила, что неизвестному убийце нет до нее дела.

Возле дома торчала соседка Антонина Сергеевна, которая выползла на улицу по причине хорошей погоды.

– Надя, – сказала она, – квитанцию по квартплате принесли. Ты возьми скорее, пока Зина не ушла, а то она вечно все путает. Мне в прошлый раз из двадцать пятой квартиры положила.

Надежда вытащила из ящика целый ворох бумажек. Ну надо же, когда только успели столько напихать! Чтобы не разговаривать с Антониной, она затолкала все в сумку и юркнула в подъехавший лифт.

Кот не встретил ее в прихожей, он спокойно спал на диване в гостиной. Надежда уселась на кухне, налила себе крепкого чая и положила в чашку два куска сахару, хотя обычно пила несладкий. Сахар нужен был для стимуляции умственной деятельности.

Во-первых, размышляла Надежда, возможно, Рукавицына убили вовсе не потому, что она захотела вывести его на чистую воду.

«Ага, как же, – тут же ехидно возразил ей внутренний голос, – как только ты приперлась в этот „Петербургский праздник“, так сразу…»

«А как убийца узнал, что это была я?» – слабо возражала Надежда.

«Ты же представилась Верой Журавлевой. – Надежда воочию увидела мерзкую личность, с которой ассоциировался у нее внутренний голос. – Тут большого ума не надо, чтобы догадаться, что Вера Журавлева – это Надежда Лебедева. Умнее надо быть, осмотрительнее, раз уж ввязалась в сомнительную историю».

Теперь голос говорил с интонациями ее мужа Сан Саныча, и Надежда поежилась. Очень мило, стало быть, теперь ей грозит опасность не только от неизвестного убийцы, но еще и от полиции. Ведь была же она в этом злополучном кафе!

Тут внутренний голос сжалился над ней и успокоил, что в кафе такая неразбериха, никто никого не вспомнит, а если в агентстве все звонки записываются, то пускай ищут потом Веру Журавлеву.

– Ничего не знаю! – твердо сказала Надежда появившемуся на кухне коту. – Нигде не была, ни с кем не говорила, никого не видела. Теперь буду дома сидеть и заниматься домашним хозяйством. Вот, кстати, глажки накопилось. И окна нужно помыть. Бейсинька, хочешь фаршу?

Кот поглядел с подозрением – неужели хозяйка так быстро забыла испорченные сапоги и съеденное мясо?

Но фарш вот он, в мисочке. И кот решил, что сегодня у него удачный день.

На этот раз мальчик шел медленно-медленно, и, когда он пришел к пещере отшельника, уже вечерело.

Учитель сидел на том же месте, где мальчик оставил его, казалось, даже поза его не изменилась, но когда мальчик подошел ближе, он увидел, что горло старика перерезано, а ветхая одежда залита кровью. Жалкие пожитки отшельника были выброшены из пещеры и перерыты грубыми руками чужаков.

Мальчик сел рядом с Учителем и закрыл глаза.

Теперь он не знал, куда идти. Теперь он не знал, что делать со своей жизнью.

Вдруг где-то совсем рядом раздался громкий сорочий стрекот – трак-так-так!

Мальчик открыл глаза.

Чжуан-Цзы, любимый зверек Учителя, сидел на пеньке перед ним, живые бусинки глаз ярко сверкали, они смотрели в глаза мальчика, как будто зверек что-то хотел ему сказать.

– Трак-так-так! – повторил зверек, спрыгнул с пенька и, отбежав в сторону, обернулся, словно пригласил мальчика следовать за собой.