Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Тьма над Петроградом

<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
12 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Из какого языка все эти слова? – ужаснулся Борис.

– Из русского, милостивый государь! – Серж криво усмехнулся. – Из того языка, на котором писали Пушкин и Гоголь, Толстой и Тургенев! Я вот думаю, кем вы у нас будете?

– Простите?

– Современные совдеповские обитатели делятся на несколько категорий. Рабочекрестьяне – на этих вы при всем желании не тянете, рылом, как говорится, не вышли… далее – партактив… ну, это тоже сложно, необходимо владеть особенным коммунистическим языком и пламенный взор выработать, это вы не успеете… еще, конечно, есть лишенцы…

– Кто?! – испуганно переспросил Борис.

– Представители бывших эксплуататорских классов, лишенные всех прав состояния. За лишенца вы, конечно, сойдете, но это опасно и неудобно. Могут и шлепнуть ненароком. Так что остается последняя категория – совслужащие. Будете вы у нас мелким совслужащим, находящимся в служебной командировке.

Серж порылся в своем пухлом потертом портфеле и протянул Борису сложенную вчетверо, вытертую на сгибах бумагу.

– Центрснабстатупр… – прочитал Борис оттиснутые в верхней части листа буквы. – Господи, что это за ахинея? Имя какого-нибудь финикийского божества?

– Не совсем! – усмехнулся командир. – Это всего лишь центральное управление снабжения и статистики. Впрочем, все эти совдеповские организации имеют нечто общее с финикийскими богами. По крайней мере они так же требуют человеческих жертв.

– «Центрснабстатупр удостоверяет, что податель сего Прохиндеев Пров Васильевич командирован в город Энск по служебной надобности, для чего ему надлежит оказывать всяческое содействие…» И что – такая бумага сойдет в России за документ?

– Еще как сойдет! – заверил Серж. – Отличная, между прочим, бумага! На подлинном бланке! Вы не представляете, чего нам стоило раздобыть такие бланки! Можете считать, что с этой бумагой для вас все двери открыты. Только и вам нужно соответствовать.

Серж снова придирчиво оглядел Ордынцева.

– Перечисленные мной категории совдеповских граждан, прямо-таки как касты в Индии, отличаются своими привычками и одеждой. С рабочекрестьянами все ясно – одеваются во что придется. Старая, поношенная шинель, обмотки, в случае большой жизненной удачи – сапоги… ну, это уж кому как повезет. Представители партактива – тамошнее дворянство. Эти носят полувоенную форму, некоторые, в духе революционного романтизма и для устрашения окружающих, – чекистские кожаные куртки. Особенно щеголеватые – из хрома, кто поскромнее – из опойковой кожи. Ну, лишенцы, понятно, донашивают старорежимную одежду – пальтецо суконное, лоснящееся на локтях и карманах, шляпа. Шубы не носят – в восемнадцатом у всех отобрали. Публика в трамвае увидит человека в шляпе и сразу знает, что это недорезанный буржуй и классовый враг. А скромные совслужащие, к каковым вы теперь относитесь, – тоже френч, только попроще, или пальто с отдаленным намеком на военный покрой. В общем, подберем вам что-нибудь… Про внешний вид мы уже поговорили, но важен еще и лексикон… вот, скажем, как вы обратитесь к случайному прохожему?

– Сударь… – произнес Ордынцев, неуверенно пожав плечами. – Или лучше «милостивый государь»…

– Ну, считайте, что ночевка в ГПУ вам обеспечена!

– Ах да! – спохватился Борис. – Они же сейчас все «товарищи»!

– И тоже пальцем в небо! «Товарищем» далеко не каждый может щеголять, и не к каждому можно таким манером обратиться! Это только представители партактива, которые с пламенным взором, – они, несомненно, товарищи, а всем прочим приходится довольствоваться званием «гражданин». Знаете, стихи такие есть:

Что сегодня, гражданин, на обед?
Прикреплялись, гражданин, или нет?
Я сегодня, гражданин, плохо спал,
Душу я на керосин променял…

Серж закрыл свой портфель и подвел итог разговора:

– Пробираться в Россию будем двумя группами, так безопаснее. В одной группе – мы с Луиджи, в другой – вы с Мари и Пантелеем. Мари будет прикрепленной к вам стенографисткой, Пантелей – порученцем… мы с вами встретимся уже на месте…

– Одну минуточку! – остановил его Ордынцев. – Как же я пойду с Мари? Вы разве не замечали, с какой ненавистью эта мадам на меня взирает? При таком отношении недалеко до беды!

– Не беспокойтесь. Мари, конечно, дама на редкость нервная. Да ей через такое пройти пришлось – врагу не пожелаешь. Только вы не обольщайтесь на свой счет, она не только к вам, она к большинству мужчин, мягко говоря, плохо относится. Только для нас с Луиджи исключение делает. Ну, и для Ванечки покойного… Но в одном можете быть уверены: как только границу перейдем – во всем на нее можно будет положиться. Никаких дамских истерик не опасайтесь. Она женщина твердая, надежная и храбрая до безумия. И чувствует себя там, в Совдепии, как рыба в воде. Почему и посылаю ее с вами: в случае чего, прикроет и из любой передряги вытащит…

Борис выслушал командира с сомнением, но спорить не стал.

Глава 3

Эх, яблочко!

Куда котишься,

В Губчека попадешь —

Не воротишься…

    Из песни

– Тут са мной прямо ходи, каспадин, – проговорил пожилой чухонец, повернувшись к Борису и опираясь на длинную слегу. – Тут в правая, левая сторона ступишь – и конес, с колофой в болото…

– С головой? – опасливо переспросил Борис, который и так шел за чухонцем след в след.

– Известное дело! – подал голос Саенко, не отстававший от Ордынцева. – Болото, оно и есть болото! Вот, помню, еще до мировой войны был у нас в селе кузнец, Василием звали…

– Вы бы помолчали, господин пролетарий! – оборвала его Мари, замыкающая группу. – Накличете чекистов…

– Как знаете, – обиженно пробормотал Саенко и тут же зашептал, чтобы его слышал только Борис: – Непременно этот чухонец в самую топь нас заведет! Как Сусанин поляков! Ох и подлый же народ эти чухонцы!

– Где ж это ты с чухонцами-то успел познакомиться? – усмехнувшись, спросил Борис. – Ты ведь вроде все больше по южным губерниям странствовал…

– Это вы точно заметить изволите – странствовать мне много пришлось, и кого я только не повидал! И с чухонцами тоже случалось, так что скажу вам…

– Тсс! – зашипел проводник, повернувшись в сторону.

Все замерли, прислушиваясь.

Действительно, слева от тропы раздались негромкие чавкающие шаги. Борис вытянул из голенища нож. Мари пригнулась, вглядываясь в кусты, подняла пистолет. Тут из-за чахлых кустов показалась лосиха, худая и голенастая, как девочка-подросток, удивленно уставилась на людей лиловыми испуганными глазами и, повернувшись, припустила прочь.

– Ишь, кто кого больше испугался! – проговорил Саенко, провожая лосиху взглядом.

Они на рассвете вышли из пограничного эстонского села, в тумане на околице их уже поджидал немногословный проводник – чухонец.

До этого пришлось ночевать в старом доме на окраине села. Дом зарос такими густыми кустами, что будь Борис на месте властей, он обязательно бы проверил, что в этом доме происходит. Однако никто их не побеспокоил, и после завтрака, состоявшего из куска домашнего хлеба и кружки парного молока, хозяйка принесла одежду.

Борису достались малоношеное коричневое полупальто и фуражка, в каких ходят железнодорожники. Из обуви нашлись только сапоги, чему сейчас Борис был несказанно рад. Саенко обрядился в ладный полушубок из овчины и чувствовал себя в нем, как всегда, уверенно – пар костей не ломит. Мари была одета в длинный жакет, весьма прилично перешитый из военного френча, длинную юбку и белую блузку с высоким воротником. В свое время Серж объяснил Борису, что именно так ходят советские пишбарышни. На ногах у Мари были высокие шнурованные ботинки. Черные гладкие волосы она зачесала со лба и заколола простой старушечьей гребенкой, так что из элегантной парижской прически получилось черт знает что.

Пригибаясь, пересекли поляну, залитую, как молоком, клубами густого тумана, углубились в сырой полусонный лес и с тех пор брели за неутомимым молчаливым проводником. После полудня проводник остановился, выбрал каждому по длинной слеге и предупредил, что дальше начнется глубокое болото, так что нужно идти за ним, никуда не сворачивая. Борис уже здорово выдохся, а чухонец все шел и шел впереди, не сбавляя темпа.

– Этта хорошая дорога… – проговорил проводник, выбравшись на высокую кочку. – Красный здесь не ходить, думать – болото, нет дорога… а здесь есть дорога, только не все ее знать…

– Далеко еще идти по этой хорошей дороге? – проговорил Борис, переведя дыхание.

– Не-ет, не далеко-о! – протянул чухонец и снова зашагал вперед как заведенный.

– Точно он в трясину нас заведет, леший! – зашептал Саенко, догнав Бориса и поравнявшись с ним. – Ох, чует мое сердце, заведет!

– Что-то ты, Пантелей Григорьич, нервный стал! – усмехнулся Борис. – Раньше тебя, насколько я помню, предчувствия не посещали! Не иначе как от паштетов мадам Иветт воображение разыгралось!
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
12 из 14