– Мне было нечем себя занять, – потупилась безутешная вдовица, – я занималась уборкой… Вы мужчина, вам этого не понять… Но теперь вы верите, верите, что я ничего не придумала? Он бывает в этой квартире! Но отчего же тайно, почему он не общается со мной?
У Лени были свои соображения по поводу того, отчего оживший муж не хочет общаться со своей вдовой. Эта особа успела надоесть Лене всего за несколько часов, а уж за восемь-то с половиной лет… Но эти мысли он благоразумно держал при себе. Он бочком прошел к двери, намереваясь тихо исчезнуть из этой мистической квартирки и никогда больше здесь не появляться, как вдруг остановился на полдороге, нагнувшись и подняв с пола старую черно-белую фотографию.
– Кто это? – удивленно обратился он к Анфисе. – Кто на этом снимке?
На фотографии были сняты двое молодых мужчин. Они сидели на берегу довольно живописной речки на деревянных мосточках и босыми ногами болтали в воде.
Анфиса взяла из рук Лени снимок.
– Это Гуля, мой муж, – всхлипнула она, – в молодости.
– А кто это с ним? – вкрадчиво спросил Маркиз. – Кто второй человек?
Если бы рядом оказалась Лола, за долгие годы хорошо изучившая своего боевого соратника, она тотчас заподозрила бы что-то серьезное. Маркиз напружинился, как кот Аскольд перед прыжком, глаза его заблестели, и если бы у него были усы, они несомненно распушились бы в охотничьем азарте. Лола поняла бы однозначно: Маркиз почуял дичь.
Но вдовица смотрела на фото, и по щекам ее текли слезы. Кроме своего мужа на снимке она никого и ничего не хотела замечать.
– Гуля… – шептала она.
– Так кто с ним рядом? – напомнил Маркиз.
– Понятия не имею! – ответила Анфиса обычным голосом. – В жизни его не видела!
– Ну-ну, – вздохнул Леня, забирая из ее рук фотографию, – значит, я сейчас пойду, вы тут потихоньку порядок наведите. Только очень прошу вас, ничего не выбрасывайте! Кстати, – он остановился, пораженный тревожной мыслью, – бумаги вашего мужа? Они все сохранились?
– В-все… – пробормотала она, стыдливо отводя глаза, – я их убрала на антресоли…
Маркиз до боли в груди посочувствовал неизвестному Гуле. Ведь наверняка выбросила что-нибудь нужное, бестолковая баба! И как это в ней уживаются страстная любовь к покойному мужу и совершенно патологическое желание избавиться от его вещей? Хоть бы сорок дней подождала, не говоря уж о годе!
– Фотографию я, с вашего разрешения, пока заберу, – сказал он голосом, не терпящим возражений, – потом верну.
– Значит, вы решили мне помочь? – радостно воскликнула Анфиса.
– Пока ничего не обещаю, – поморщился Маркиз, – но подумаю. Но вы ничего не предпринимайте, не вздумайте заниматься самодеятельностью и похищать чужих собак! Вас тут же вычислят и отправят в милицию! Или физиономию разукрасят!
– Хорошо, не буду, – покорно прошептала Анфиса.
– Да, вот еще что, – вспомнил Леня уже у двери, – я хотел спросить, отчего это вы не в трауре?
– Что? – встрепенулась Анфиса.
– Отчего вы не носите траур? Все-таки любимый муж погиб…
– Мне совершенно не идет черное, – с неожиданной откровенностью заявила безутешная вдова, – в черном платье я со своим армянским носом и этой гривой волос выгляжу взъерошенной вороной, которая только что потеряла свой сыр…
Леня представил ее в черном и согласился, что зрелище будет не трагическое, а комическое.
Дома Леня застал Лолу, с сосредоточенным видом роющуюся в платяном шкафу.
– Что это ты делаешь? – миролюбиво спросил он, определив по той части Лолы, которая была видна, что ее хозяйка находится не в самом лучшем настроении.
– Собираю твои вещи, – раздалось из шкафа, – ты ведь переезжаешь к этой похитительнице собак!
– Не валяй дурака, – Маркиз опустился на диван и вытянул гудящие от усталости ноги, – хватит с меня на сегодня этих дамских штучек! Ох и утомительный же вы народ!
– Не смей сравнивать меня с этой… с этой… с этим ходячим армянским радио! – закричала Лола, полностью появляясь из платяного шкафа. – Удивляюсь я тебе! Да не просто удивляюсь, а даже не могу никак назвать твое поведение! Эта ненормальная среди бела дня похитила твою собаку…