Ловец женщин

За каких-то полгода мир изменился окончательно и бесповоротно.

Глава 2. Бар «Афродита»

Как тонко подметила одна из героинь Элизабет Гаскел [7 - Э. Гаскел «Кренфорд»], людям свойственно экономить на тех или иных мелочах. Тщательно сберегая ржавую копейку и досадуя на неудачи в сём предприятии, человек может бросать при этом сотни и тысячи рублей на другие пустые затеи.

Мисс Мэтти Дженкинс [8 - Э. Гаскел «Кренфорд»] берегла свечи, а Марусиной страстью было топливо. Оно недёшево ей доставалось, поэтому она тряслась всем телом словно Голлум [9 - Д. Толкин «Хоббит или Туда и обратно»], когда заправщик неаккуратно проливал несколько капель на грунт. Непозволительное мотовство всякий раз оставляло горький осадок и портило любой удачный день. Необходимость прогрева мотора была источником вечных мучений. Если машина вынуждена была простаивать с включенным двигателем, Марусино раздражение не имело границ.

Сев в авто, Маруся откинула козырёк и заглянула в зеркало. Вот бы умыться, надеть короткую юбку и тонкие, телесного цвета чулки, как у женщин в телевизоре. Как же она им завидовала! Их свободной жизни, массовому поклонению, успеху, уверенности в будущем! У таких девушек не шелушились губы, не слоились ногти. А руки? Красивые ухоженные руки – были предметом особой Марусиной зависти. Когда она видела изящные ладони без царапин, заусенцев и въевшейся грязи, ощущала себя Марьяной из «Посёлка» Булычева [10 - К. Булычев «Посёлок»], которая глядя на руки землянок думала, что у них гладкая кожа, потому что они никогда в жизни не снимали перчаток.

Раздражённая, Маруся вернула козырёк на место. Нечего предаваться глупым мечтам. Зависть – не есть хорошо! Ни Сальери [11 - А. Пушкин «Моцарт и Сальери»], ни Чартков [12 - Н. Гоголь «Портрет»], ни дочери короля Лира [13 - У. Шекспир «Король Лир»], ни две сестрицы под окном [14 - А. Пушкин «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях»], ни Сомс Форсайт [15 - Д. Голсуорси «Сага о Форсайтах»] – никто из завистников в жизни не преуспел!

Она неторопливо вырулила с площадки, объехала дом с западной стороны, миновала мрачные улицы района и повернула на шоссе. Старушка-машина была одним из немногих удовольствий, в котором она не могла себе отказать. Ещё в прошлом году решила, что лучше уж будет работать как вол, чем останется без средства передвижения. При мысли о необходимости маршировать по грязным, кишащим грызунами улицам, слегка подташнивало.

Ночь катилась навстречу туманом перекрёстков и редким мерцанием заброшенных лавок. Иногда был слышен адский гуд в дальней части города. То ли пароходы, то ли заводские трубы, то ли ещё что. Гильдеров и машин почти не попадалось.

Радостное ожидание не покидало Марусю всю дорогу.

Бар «Афродита» прятался в старой части города: у реки, на маленькой площади, выложенной булыжником. Из люков, вделанных в мостовую и накрытых круглыми металлическими крышками, пробивался пар. Маруся никогда не могла понять, откуда он брался. Огни бросали на него свет, и место походило на подмостки драматического театра. Ей думалось, что именно так выглядел Нью-Йорк, когда Ильф и Петров [16 - И. Ильф, Е. Петров «Одноэтажная Америка»] посетили его в первый раз.

Позади закусочной тонул в полумраке многоквартирный дом, построенный в доисторические времена из железобетонных плит. Окна в нём никогда не горели, и громада напоминала ледоход, прорезающий серый океан недостижимых облаков. Народ его прозвал Крейсером. Она встречала похожего великана в провинции. Там он носил имя Бастилии. В любом городе, наверняка, имелись такие уродцы, видимые из разных районов или затерянные среди фабрик, возведённые по типовым проектам и ничем не выдающиеся. Награждённые народной молвой засаленными именами: Башни-близнецы, Китайские стены, Белые павильоны…

Над низеньким баром освещалась мутная крыша летней веранды и большое полотно с малиновым силуэтом юной девушки, навечно застывшей в древнем танце. «Афродита» – гласила надпись над развивающимися волосами.

Фигурка не имела в представлении Маруси и капли сходства с греческой богиней, но, увы и ах! Ни о «Девушке в синем» [17 - Н. Тихонова «Девушка в синем»], ни о «Чародее танца» [18 - Р. Нашхоев «Чародей танца»] здесь не слышали. Странно уже то, что всплыло имя, связанное с истоками европейской культуры.

Вправо и влево от бара убегала малоосвещённая улица, за углом прикорнула тёмная парковка.

На неё Маруся и зарулила. Аккуратно поставила тачку и вышла. Может, «Глеб» уже ждал её на улице?… Может, он тоже журналист? Вот будет забавно, если она угадала имя или профессию. Журналист… есть надежда на образование, знания. Маруся оглянулась. Радостная дрожь от предчувствия встречи лихорадила руки и ноги. Вечерний воздух коснулся щиколоток.

Она приметила на дальней стороне приятелей с работы. Федю Медведя, легко краснеющего Пуда и ещё одного – незнакомого. Это были грубые парни. Те, которые не строили из себя девчонок, которые планировали провести жизнь в одиночестве, но ни за что ни позволили бы себе прикоснуться к мальчикам. Их поведение она копировала третий год, когда трудилась бок о бок в «Дорстрое».

Нет… её героя на улице не было…

Маруся почти подошла к ребятам, когда заметила байк, красующийся прямо у чёрного входа.

Хромированный Адонис не мог не привлечь внимания. Таких свежих аппаратов она давно не видела: обычно в их городе появлялись старые консервные банки, ну, в крайних случаях, респектабельные отполированные минивены. А этот был блестящим и свежим, как будто только сегодня сошёл с конвейера, если не с 3D принтера.

Явно заграничный экземпляр. Парни, похоже, обсуждали его, Маруся почувствовала облегчение: к такой беседе она могла присоединиться без сложностей. Любовь к совершенным средствам передвижения ей хотя бы была понятна (в отличие от восхищения длинноногими куклами).

Подходя, услышала про новейшие блоки навигации и управленческие панели с мгновенными процессорами. Говорил, брызгая слюной, сиплый незнакомец, который, видимо, тащился от крутых гильдеров.

– Привет! – поздоровалась Маруся.

– Хелло, Лук, – Федя Медведь протянул пухлую и, как обычно, потную ладонь. Сам он являл собой добряка Ламме Гудзака [19 - Ш. де Костер «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке»], озабоченного поиском человека толще его персоны. Маруся пожала и его руку, и Пуда, и говорливого любителя техники.

– Да, продвижка ДСС что надо, – кивнул Федя и согнутым пальцем поскрёб подбородок.

– Это рестайлинговая что ли версия? – оскалился сильно прореженными зубами Пуд.

– Да, – ответили ему в унисон.

– А с какого года они пошли?

– С этого.

– Получается, он совсем новяк?

– Похоже. Я такой серии ещё даже в нете не видел, – причмокнул Федя.

– Он ест, наверное, полтора милифотона, не больше, – вставила Маруся, завидуя чёрной завистью владельцу технического совершенства.

– Похоже, – они все вместе уставились на блестящую конфетку. Федино корыто сжирало восемь литров топлива: его всегда интересовала эргономичность транспорта. У Пуда своего средства передвижения не было, но даже и он, и третий собеседник замерли, подобные зомби. Всем им представилась роскошная жизнь, которую, наверняка, вёл тот, кто мог себе позволить такой байк.

«Кнелька», – пришло Марусе на ум недавно прочитанное слово.

Это такая сладкая штучка, тающая на языке. Правда, в книге герой говорил о девушке.

Интересно, как в их глушь попал человек, владеющий столь дорогим аппаратом? Что он мог здесь делать?

Частенько в город забредали новички, но все они были странниками, сбродом, в лучшем случае офисным планктоном, мечтающим о свежих впечатлениях. Что требовалось здесь богачу?

Впрочем, это было абсолютно не её дело. Богачи её не интересовали. Как и бедняки. Сейчас она хотела увидеть только одного человека, который, вполне возможно, находился за скрипучей дверью тёмного бара.

Как же так уйти, чтобы выглядело естественно?

Только десять минут спустя, обсудив все прелести технического совершенства, Маруся, наконец, поинтересовалась, собирались ли ребята заходить? Получив отрицательный ответ, качнула головой и направилась к узкому входу. Не терпелось убедиться, что незнакомец пришёл. Не мог же он просто так, на миг, появиться в её жизни и испариться навсегда? Может быть, он сразу почувствовал, что она девушка? Не просто же так подмигивал? Странно, но теперь она его совершенно не боялась. Ведь есть же на свете связь душ? Бывает ведь любовь с первого взгляда?

Пропустив выходящую, явно нечистую на руку, свору, она на минуту приостановилась в дверях, привыкая к плохому освещению.

Мутные лучи расходились от лиановых ламп, в беспорядке свисающих с потолка. Некоторые не горели. По углам сгущалась тьма. Сегодня было много народа: больше, чем обычные три калеки. У грязного окна стояли двое, четверо у песенной установки. Непонятно, что они там делали, потому что музыки не было слышно. Бар наполнялся только приглушённым шумом голосов. Три столика были заняты, один человек сидел за стойкой и ещё двое болтали с хозяином. Она сразу поняла, что её героя не было.

Неужели и сегодня она напрасно пришла? Настроение из сферы нетерпеливого ожидания переместилось куда-то в область раздражённой усталости. Маруся стиснула зубы. Вот и всё?

«Ладно уж, посидим – подождём», – она спустилась с порога и легонько кивнула владельцу заведения.

– Привет, Остап!

Он, как обычно, занимал центральное место у бара. Правая нога от колена у Подкидыша была деревянная – след, оставленный войной на многих мужчинах. Из-за него хозяин редко выходил в зал – не любил демонстрировать увечье.

Про себя Маруся окрестила Остапа Лангедокским хромым [20 - А. и С. Голон «Анжелика – маркиза ангелов»], хотя никакого сходства с Жоффреем де Пейраком [21 - А. и С. Голон «Анжелика – маркиза ангелов»], кроме хромоты, у Подкидыша не было. Он был грузным, с круглым лицом, на котором главенствовал большой жирный нос. Редкие волосы на голове торчали в разные стороны.

В войну он был сильно контужен и мало что помнил, был болтлив и пылал страстью к политическим разговорам. Он, пожалуй, был единственным Марусиным знакомым, без оглядки вспоминавшим прошлое. Может, потому что знал, что его прошлое – пустота, которой ему не стоит опасаться?

– Хай, Лука! – Подкидыш звал завсегдатаев по именам, – как настроение?

– Норм, – кивнула она.

«Хуже некуда!»