Спит бурый мишка в уютной берлоге,
Спит старый мерин, уставший в дороге.
Славно устроившись в норке рядком,
Кролики мирно свернулись клубком.
Лишь ручеёк не ложится в постель свою,
Нежно поёт он всем нам колыбельную.
Балерина
Вся в белом, таинства полна и звукам музыки послушна,
Она нежна и так воздушна, и ускользает, как волна.
Вся в мире танца растворясь, парит на сцене белой птицей,
Чтоб в жизнь мечтою претвориться, в небесный образ воплотясь.
Венчая славы лавром вечным, её народ вознёс на трон.
Не смолкнет восхищенья стон перед искусством бесконечным.
Горя бессмертием творца, художник жеста и движенья,
Рождаясь в муках и сомненьях, идёт дорогою борца.
К портрету
Вы так блистательно немы средь шумной зальной кутерьмы,
И взор ваш томный при свечах оставил след в чужих сердцах.
Завесой тайн отгородясь, нескромных взглядов не стыдясь,
Хранят спокойствие черты небесной, светлой красоты.
В неописуемый восторг ваш облик незнакомца вторг.
И на колени встав пред ним, молился он как всем святым.
А я молюсь лишь об одном, простом желании своём,
Чтоб в жизни были вы и в свете также чисты, как на портрете.
Томление
В одинокую степь наплывает туман.
Зелень трав, синь реки наполняет дурман.
И цыганская песня звучит в тишине.
И звезда так призывно блестит в вышине.
И пойдёшь в борозды на зов яркой звезды.
Пропадёшь не за грош, и утонешь в любви.
Будешь в свете костра песни петь до утра,
А цыганские пляски так сводят с ума…
С одинокой степи уплывает туман.
Свежий ветер с реки развевает дурман.
А цыгане толпою идут на восток,
И ты смотришь им вслед, став как степь одинок.
Вечное
Необратимы теченья веков,
Необозримы деянья творцов,
Несокрушимы основы столпов,
Невосполнимы потери умов.
Чётко видна на ладони черта,
Линией жизни зовётся она.
С линией счастья, надежды, ума
Связана крепко и сплетена.
Может порваться несущая нить,
В этом не стоит кого-то винить.
Надо стараться тепло сохранить,
Жизни огонь помочь возродить.