Аля вложила свою миниатюрную кисть в его руку и хозяин эту кисть осторожно пожал.
– Телефон мой у тебя, Кирилл, есть, буду звонить. И ты звони, если что. – И спросил:
– Вас проводить до школы?
– Мы сами.
– Тогда вот вам немножко денег – съешьте мороженого по дороге. И позвони мне, когда устроитесь.
Их взяли, конечно. Потому что Кирилл тут уже учился и спокойно ответил, что ушёл искать потерявшуюся сестричку. Вот, нашёл и привёл.
– И где же ты её нашёл?
– Где нашёл, там уже нет. Теперь она со мной будет. Если не примете, я в другую школу пойду.
Повздыхали, но приняли. Правда, устроили Але суровый экзамен, который она выдержала так блестяще, что её приняли сразу во второй класс. Чему сама Аля ужасно удивилась: а ничего, что ей только через два месяца будет шесть лет?
– Мы не на возраст смотрим, а на знания.
Директор устроила Алю, убедилась, что Кирилла одноклассники встретили хорошо, и вернулась в кабинет – вздыхать над фактом полного отсутствия документов у новой ученицы. Придётся ей их создавать, никуда не денешься. Дело привычное – таких детей у неё был каждый второй.
Тут директор, Дарья Павловна Смышляева, вспомнила Алино условие – никогда никому её не представлять для удочерения – и грустно улыбнулась: это как же родственники должны были с ребёнком обращаться, чтобы вызвать такое отторжение? И она не собиралась этих родственников разыскивать. Ей, конечно, в голову не пришло, что дети назвали не реальную свою фамилию и, тем более, что они вовсе не брат и сестра, но что оба резко восстают против розыска родственников – факт. И второй – оба резко против того, чтобы им нашли новую семью. Не хотят они семью – ни старую, ни новую. Придётся разобраться в причинах. Если, конечно, они кого-нибудь в свои тайны пустят. На что надежды не было пока никакой.
Алю приняли настороженно: с какой такой стати она вдруг принята сразу во второй класс? Больно умная? Такое отношение грозило ей крупными неприятностями. Если бы она сразу не заявила, что отказалась показываться потенциальным родителям – ей не нужна семья и что учиться она будет хорошо, потому что надеяться ей не на кого. И она не хочет ни на кого надеяться никогда в жизни.
– А брат?
– Он такой же. И нам никто больше не нужен. А когда мы вырастем и уйдём отсюда, мы хотим сами заработать всё. И оно будет только нашим. Его и моим.
– То есть будете жить вдвоём?
– Нет. У него будет свой дом, у меня свой.
– Думаешь – получится?
– Непременно.
А ещё Аля сказала, что никогда не стучит, не жалуется, сама всё умеет – а чего не умеет, обязательно научится – чтобы ни от кого не зависеть.
– Ты же маленькая, как ты можешь не зависеть?
– Я вырасту.
И на этом все разговоры о личном прекратила. Дальше – только по делу. Причём сама ни к кому с разговорами не лезла, но всегда доброжелательно отвечала на вопросы, обращённые к ней.
Они поступили в школу 31 августа, так что буквально со следующего дня начались занятия. Аля на уроках была внимательна, как мало кто, сразу же делала домашние задания, а потом или читала книги из библиотеки или занималась каким-нибудь рукоделием. И не только тем, что преподавали на уроках труда, но и тем, что было во взятых из библиотеки книгах по рукоделию. Она намеревалась научиться всему, чему можно научиться, имея в руках только иголку или вязальный крючок.
Но и готовить вкусную еду тоже надо было научиться. Понятно, что на уроках труда её всему не научат, тем более, что она никогда не тянула руку, но когда её вызывали, спокойно выходила и делала всё, что велено. А поскольку она хотела всё уметь, то неизменно была в рядах отличниц.
Впрочем, любые попытки поручить ей какие-либо общественные нагрузки натыкались на молчание. Даже не строптивое – равнодушное.
– Почему ты не хочешь?
– Мне это потом не пригодится.
– Откуда ты можешь знать – пригодится или нет?
Она молчала в ответ: разве эти тупые взрослые способны со вниманием выслушать и постараться понять? Да никогда!
Её оставили в покое, тем более, что она постоянно была чем-то полезным занята: читала, вышивала на лоскутках, вязала. Подружек, из тех, что называют закадычными, у неё не было – Аля со всеми была одинаково ровно приветлива.
Самым главным было – дожить до конца мая, когда они снова смогут уехать на свою полянку. А пока можно вспоминать лето. Каждый день, прожитый там, подробно вспоминать и забывать о месте, где находишься. А когда вспоминать не получается, нужно делать всё, что можно делать – учиться всему, чему её могут здесь научить.
Ещё Аля ждала воскресения – их с Кириллом отпускали в город, на чём они настояли, твёрдо заявив, что если их не будут отпускать, они просто сбегут. Не на прогулку, а совсем. И заявлено это было так спокойно и твёрдо, что в их словах не усомнились.
– А если отпустим?
– Мы вернёмся к ужину, – хором сказали оба.
Дарья Павловна поняла, что эти юные создания не шутят и дала позволение каждое воскресение – сразу после обеда на несколько часов отпускать их в город. С непременным требованием явиться за полчаса до ужина, который был в семь вечера.
Первый раз Смышляева страшно переживала, то и дело бросая взгляд на часы. Они пришли. Без двадцати семь. И в это же время приходили всегда. Где они бывают? В какой-то момент директриса даже послала за ними человека – проследить. Но они просто растворились в пространстве уже на следующей улице и отыскать их не удалось. Естественно, растворились: они всегда ходили прямыми путями, через дворы, заборы и прочие лазы. О чём взрослый человек догадался, но и только: ему самому этот путь был просто недоступен.
Но они всегда возвращались – за полчаса до ужина. Потом все к этому привыкли и перестали сходить с ума от волнений. Но зато другие воспитанники потребовали, чтобы их тоже отпускали. Поскольку почти ни у кого не было родных, то дирекции пришлось организовать общие поездки – в цирк, театр, парки, выставки и вообще во все места, которые можно посещать группой. Дети были просто в восторге.
Однажды Аля – у них с Киром была привычка встречаться и вспоминать лето, а также мечтать о следующем – задумчиво сказала:
– Жаль, что мы сразу не договорились, чтобы нас отпустили на лето. Ведь придётся сбежать!
– Не придётся! За школьный год они убедятся, что мы всегда возвращаемся. Я попрошу Артура, чтобы он за нас поручился. И наврал, что у него бабушка в деревне, у которой мы будем гостить каждое лето.
– А если они захотят проверить? Ведь нет никакой бабушки!
– Придётся найти. Артур с кем-нибудь договорится. Почему ему и не иметь бы бабушки в деревне?
– А мы здесь каким боком?
– А мы с Артуром друзья.
Выслушав просьбу, Артур даже обрадовался:
– А я тут голову ломал, как вам помочь. Найти бабушку – замечательная идея! Прямо завтра с утра и поеду!
Найти бабушку было нужно такую, чтобы дом был в некотором отдалении от соседей – они, как известно, обожают совать нос в чужие дела – и чтобы согласилась именоваться бабушкой Артура. То есть чтобы у неё были сын или дочь, которые сто лет её не навещали.
Такая нашлась – Анфиса Фёдоровна. Был у неё сын, да забыл о матери напрочь – она так давно его не видела, что уже и представить не могла, как он теперь выглядит. Лет двадцать, поди, не навещал, так что появись он внезапно во дворе – вполне возможно, что мать его и не признала бы. И Артур договорился, если кто спросит, отвечать, что он приехал по просьбе сына узнать, не примет ли она на лето его двух усыновлённых детей. Понятно, что Анфиса Фёдоровна была в курсе, что это за дети и зачем нужно объяснять, каким боком она им бабушка. За очень скромную, просто-таки мизерную – для Артура и огромную – для бабушки сумму она согласилась.
– Так у меня хоть кто-то будет. А то я всё одна да одна.