– Спасибо.
– Вот, пирожки неплохие, не отказывайтесь отведать.
– Из ближайшей кулинарии? – улыбнулся Наполеонов.
– Почему из кулинарии? – сделал вид, что обиделся, мужчина. – Сам пеку.
– Шутите, Семен Степанович? – всплеснул руками следователь и добавил: – Насчет кулинарии я просто так сказал. Сам я ем пирожки откуда угодно.
Савичев добродушно рассмеялся.
– А с чем пирожки? – спросил Наполеонов.
– С картошкой и с ливером.
– О! Обожаю! – Наполеонов в предвкушении потер руки и решил начать чаепитие именно с пирожков. А они, в свою очередь, не обманули его ожидания. – Вкуснотища! – прокомментировал он с полным ртом.
Пожилой мужчина довольно улыбнулся и проговорил поощрительно:
– Вы кушайте, кушайте.
Но Наполеонов взял себя в руки, напомнил себе, что он не в гостях, а пришел по делу, и после второго пирожка заставил себя остановиться.
– Спасибо вам большое, Семен Степанович, – поблагодарил он хозяина, – а теперь давайте поговорим.
– Отчего ж не поговорить, – кивнул Савичев, – но боюсь, что мало чем могу вам помочь.
– Вы когда-нибудь видели мужа Андриевской?
– Нет.
– Почему вы так уверены?
– Потому что я ни разу не видел, чтобы к ней приходили взрослые мужчины. Только молоденькие парнишки.
– А сына вы ее видели?
– Не знаю, – пожал плечами Савичев. – Знакомить меня с ним – она не знакомила, но ведь он мог быть одним из тех парнишек, что к ней приходили.
– Елена Валентиновна не говорила, почему ее посещают парни именно этого возраста?
– Мне она ничего не говорила, но Ирине Игонатовне, это ее соседка напротив, Андриевская говорила, что квартиру эту купила исключительно для того, чтобы заниматься репетиторством.
«Стоит ли овчинка выделки, – подумал про себя Наполеонов, – купить квартиру, чтобы зарабатывать на ее территории частными уроками».
Мать следователя тоже когда-то довольно много занималась репетиторством. Правда, преподавала она не физику, а фортепьяно, но тем не менее Наполеонов из собственного опыта знал, что на репетиторстве не озолотишься.
Вслух он ничего не сказал. Вместо этого поинтересовался:
– Семен Степанович, мне Ирина Игнатовна сказала, что вы урезонили некоего Емельяна Крысинского, когда он стал скандалить с Андриевской.
– Да, было дело, – подтвердил Савичев. – Емеля, видать, выпил лишку и ночью отправился к Елене Андреевне, начал названивать, кричать. Когда она подошла к двери и попросила его уйти, он потребовал открыть ему дверь. Когда она отказалась, стал угрожать ей. Соболева все это услышала и позвонила мне.
– Почему вам?
– Видите ли, я по молодости в спецназе служил, соседка знает об этом и в экстренных случаях зовет на помощь.
– Почему не вызвали полицию?
Савичев пожал плечами.
– Хотели по-тихому, по-соседски разобраться. Так-то Емеля неплохой, но после того, как его бросила жена, пить начал.
– Давно бросила?
– Да уж десятый год пошел.
– Пора протрезветь, – заметил следователь.
– Конечно, пора, да только водка его уже не отпускает.
– Вам удалось тогда его урезонить?
– Тогда да.
– Кроме Андриевской Крысинский еще кому-нибудь досаждал?
– Как ни странно, нет, – с некоторым удивлением ответил Савичев.
– Как вы думаете, почему же он донимал Андриевскую?
– Вы только не смейтесь, – несколько смущенно проговорил Савичев, – но, по-моему, он ее домогался.
– Домогался? – изумился Наполеонов.
– Да.
– С чего бы это?
– С чего, точно не знаю, но в облике Елены Валентиновны было что-то от жены Крысинского.
– Что именно?
– Фигура, цвет волос. Жена Емели, кстати, тоже в школе работала учителем. Правда, она преподавала в младших классах.
– Хм, – вырвалось у Наполеонова, – возможно, вы и правы, черт его знает, что делается в голове спившегося человека.
– Вот и я о том же.