Еретик. Книга 3

Вивьен заставил себя взглянуть на Рени. Она смотрела на него своим пронзительным взглядом. Едва заметный кивок послужил ответом.

– Если вы знаете о нашем… знакомстве, – севшим голосом выдавил Вивьен, – вы позволите мне хотя бы… попрощаться? Прошу…

Лоран несколько мгновений смотрел на него, затем кивнул.

– Я буду ждать в конце коридора. Ночь ты проведешь запертым в келье в моей резиденции. Для надежности.

Вивьен ощутил себя так, будто что-то нанесло ему тяжелый удар в грудь.

«Я не смогу предупредить Элизу. Я никак не смогу с ней связаться, не смогу ничего объяснить… она увидит на Sermo Generalis меня, а мне придется сжечь ее сестру…»

Эти мысли едва не свели его с ума.

Епископ кивнул.

– Недолго, – приказал он и начал неспешно удаляться.

Когда шаги Лорана смолкли в коридоре, Вивьен рассеянно припал к решетке и покачал головой.

– Я… – начал он, но не смог произнести ни слова.

Рени поднялась с пола, протянула руку и нежно провела по его волосам в знак успокоения. Она словно заранее знала, что события обернутся именно так.

– Послушай меня, Вивьен, – с удивительным смирением заговорила Рени. – Ты должен это сделать. Должен согласиться на эти условия. Нельзя, чтобы казнили нас обоих. Ты знаешь, она этого не переживет.

Вивьен мучительно сморщился.

«А то, что я лично стану твоим палачом, она, думаешь, переживет?» – спросил он про себя, но не сумел выдавить это вслух. Это было невыносимо.

– Ты сумеешь ей все объяснить, – мягко проговорила Рени. – Я ведь поэтому и сказала: ты не сможешь мне помочь. Я не делала ничего, чтобы те люди заболели, но все здесь уверены, что это я наслала на них проклятье. Уже не выйдет доказать им, что я невиновна. Но ты – ты не обязан расплачиваться за это вместе со мной. Если хочешь сберечь ее, ты должен повиноваться.

Вивьен почувствовал, как его горло что-то сдавливает. Он зажмурился, словно это могло помочь ему сбежать от страшного кошмара.

– Я не могу…

– У тебя нет выбора, – вздохнула Рени. – Теперь его нет. Он был бы, если бы ты послушал меня и ушел вовремя. Но не сейчас.

Вивьен издал тихий стон бессильной злобы.

– Боже… – прошептал он.

– Вивьен, – Рени снова заговорила мягко, словно успокаивала ребенка, – мы еще встретимся с тобой. В следующий раз. Я не боюсь.

«Я – боюсь», – возразил он внутренне, но снова промолчал.

– Утешь ее, – попросила Рени. – Кроме тебя у нее больше никого не осталось.

Он мучительно взглянул в ее спокойные, смиренные глаза, невольно пожелав поменяться с нею местами.

«Я так виноват! Боже, милостивый Боже, избавь меня от чаши сей, она мне не по силам!»

– Ты этого не заслужила… это нечестно…

– Это уже не нам судить. – Рени вгляделась вдаль, в темноту коридора. – А теперь тебе нужно идти. Ты должен повиноваться, Вивьен. Ради нас всех.

Опустив голову и сжав кулаки на решетке, он еще пару мгновений простоял молча, затем отступил от камеры. Он знал, что Рени права. Понимал, что, окажись он на костре, на соседнем столбе окажется и Ренар: пусть ему простили обучение у Анселя, работу в обществе предателя инквизиции ему с рук вряд ли спустят. И – как знать! – возможно, Sermo Generalis тогда отложат, и этот архиепископ из Амбрена приступит к допросу Вивьена и Ренара со всей суровостью, и тогда кто-то из них неминуемо расскажет об Элизе – о настоящей Элизе. Если Вивьен не повинуется приказу, он навлечет беду на всех.

– Прости меня… – произнес он.

Рени устало вздохнула.

– Это не твоя вина, – прошептала она.

Воцарившееся молчание было зловещим, тягучим и болезненным. Похоже, и Рени больше не могла выносить его.

– Иди, – полушепотом произнесла она.

Словно в тумане Вивьен повернулся спиной к камере и направился в темноту коридора, оставив факел висеть на стене. Он двигался во мраке и думал, что теперь только из движения в темноте и будет состоять вся его жизнь.

Лоран встретил его в условленном месте.

– Ты принял решение?

Вивьен не ответил, но его потускневший взгляд говорил сам за себя. Епископ в сопровождении своего помощника молча отправились в резиденцию.

Тебе воздастся за то, что вынудил меня так поступить, – говорил какой-то чужой голос внутри Вивьена, и он не смел противиться ему. Он испытывал к епископу тихую ненависть, гулкий бас которой более не старался заглушить. – Ничто уже не будет, как прежде. Ты будешь жить в вечном страхе потерять то, что считаешь дорогим, и страх этот притворится в жизнь. Ты потеряешь все и будешь умирать с осознанием этого…

Вивьен бездумно переставлял ноги, пока дверь кельи не закрылась за ним на ключ с обратной стороны. Не помня себя, он прислонился спиной к стене, безвольно съехал по ней, внутренне ругая себя за то, что не повиновался сиюминутному порыву и не убил епископа прямо в тюрьме.

Закрыв руками лицо, он содрогнулся от болезненной волны, пробежавшей по его телу, и заплакал навзрыд.

***

Ни одна ночь прежде не казалась Вивьену такой бесконечно долгой. И даже томительное ожидание в кабинете Лорана, решавшего судьбу Кантелё, не было таким тяжелым.

Несколько раз за эту ночь Вивьен вскакивал и начинал расхаживать из стороны в сторону по келье, мучаясь бессилием. Не в силах совладать со своими чувствами, он снова пытался позволить рыданиям выйти наружу, но слезы больше не шли, из горла рвались лишь протяжные тихие стоны, а боль в груди – должно быть, именно там, где находилась душа – ощущалась почти физически.

Хватаясь за стены и молотя по ним, сбивая в кровь костяшки пальцев в приступах отчаяния, Вивьен мысленно растягивал ночь, но часть его, казалось, противилась этому и, наоборот, призывала первые лучи солнца скорее возникнуть на небосводе. Словно его душа разделилась на две половины: одна из них все еще сопротивлялась судьбе, а вторая смирилась с неизбежным и хотела лишь прервать муки ожидания.

Так или иначе, оставалось всего несколько часов. А после на площади соберутся люди, и Элиза, затерявшаяся среди толпы, увидит, как из возлюбленного Вивьен превратится в палача.

Он мучительно скривился, ухватившись за пульсирующие болью виски.

«Не думай об этом, не думай об этом! Ты сделаешь только хуже!»

Но не думать он не мог. Вивьен уже знал, что Элиза не простит его, как бы он ни пытался объясниться с нею. Возможно, не стоило и пытаться? Вивьен раз за разом представлял себе холодный, полный ненависти взгляд Элизы, и ему казалось, что это окончательно сломит его и без того пошатнувшуюся волю.

Это было слабостью. Нельзя было привязываться к Элизе так сильно, нельзя было позволять себе любить ее. И все же по-настоящему пожалеть об этом не получалось. Впрочем… была ли разница?