Не могу тебя забыть

«Забыть прошлое» – фраза банальная, но она как нельзя лучше характеризует состояние, в котором находится человек на пороге новых отношений. Именно «забыть», отодвинуть в дальний угол все то, что не позволяет рассмотреть и прочувствовать настоящее. Инна находилась в плену прошлого всегда. Она не относилась к тем, кто легко прощается с людьми, собственными чувствами и переживаниями. Она рефлексировала и из-за пустяков, и по серьезным причинам. Все это делало ее жизнь эмоционально богатой и беспокойной. Не было события, о котором Соломатина бы не думала с легким сожалением или досадой. Почти все в жизни ей хотелось задним числом подправить. Неприкрытое внимание Колесника придало Инне решимости. К тому же одиночество – само по себе испытание. Одиночество и обида – испытание вдвойне. В тот вечер, вернувшись домой, Соломатина вполуха слушала сына. Она прокручивала в голове события прошедшего дня и приходила к выводу, что вот сегодня она была почти счастлива. Сначала она устыдилась этого чувства – надо было закончить одну историю, а потом уже… Но, наверное, что-то поменялось в ней… Или она просто устала быть виноватой и неотступно думать о сделанной ошибке. «Так, надо забыть, надо оставить прошлое и быть внимательной к тому, что есть сейчас!» – сказала она сама себе. И уже поздно вечером сама позвонила Сергею Петровичу. Ей была важна его интонация. К тому же боязнь, что у того есть какие-то отношения, заставляла ее осторожничать. Несмотря на поздний вечер, Колесник не спал и ужасно обрадовался ее звонку:

– Привет, а я сам хотел позвонить, но думал, что это неудобно…

– Удобно, – ответила Инна, – удобно. Ты звони. Обязательно.

– Хорошо, я обязательно буду звонить, – клятвенно заверил ее Колесник, и они еще проговорили часа полтора. Это была одна из тех осторожно-приятных бесед, которые тоже бывают в начале отношений. Каждый выяснял вкусы и предпочтения. Оценки были деликатными, выводы расплывчатыми и оставляли пространство для маневра. Одним словом, все условности были соблюдены.

– В выходные поедем на аэродром! – сказал на прощание Колесник. – Обязательно бери сына. Ну, мы еще все обсудим. На работе.

Последняя фраза была многозначительной.

– Да, обсудим, – сказала Инна и попрощалась. Она еще некоторое время сидела в кресле и наблюдала за спящим Степкой. На душе было легко.

Степку она на аэродром, конечно, не взяла. Для Колесника она придумала уважительную отговорку, но для себя решила, что сына никогда не будет знакомить ни с кем, кто бы вызвал у него вопросы. «Есть отец. Он отца любит. Нечего голову морочить ребенку, он и так замечает все, что не нужно!» – подумала Соломатина, вспомнив, что Степка удивился ее отсутствию в воскресенье и новым обтягивающим джинсам.

– Мама, ты как наша Оксана Ивановна. Она такая классная, – сказал сын. Оксане Ивановне было двадцать два года, и она была воспитательницей в группе сына.

Мать, ухватившая перемены в дочери, как-то поинтересовалась:

– Он хоть разведен? Или холост? Не хватало семейных скандалов еще!

– Мама, я разберусь, – спокойно сказала Инна, но внутри все клокотало. Почему до сих пор родители пытаются контролировать ее поступки? Соломатина вдруг припомнила, что еще несколько лет назад она даже и представить не могла, что кто-то задаст ей подобный вопрос. После расставания с Олегом на Инну обрушилась не только критика. Теперь ее пытались контролировать. Соломатина, как человек, знакомый с психологией, понимала, откуда это идет и почему теперь так происходит. После их расставания с Федотовым родители занимались внуком. Особенно в период, когда Инна еще была стюардессой. Это была неоценимая помощь, Инна была им благодарна. Но помощь иногда предполагает зависимость. Так случилось и на этот раз. Фраза о Колеснике Соломатиной не понравилась, и через некоторое время она решила поговорить с родителями.

– Мама, как ты понимаешь, я человек взрослый, самостоятельный. Во всем, что происходит в моей жизни, я буду разбираться сама. И очень прошу больше не задавать мне вопросов о моих отношениях с кем бы то ни было. Мне не нужен комплекс вины. Я вполне успешный человек, который в состоянии отвечать за свои поступки.

– Но у тебя сын… – проговорила мать.

– Ты правильно заметила – это у меня сын, – улыбнулась Инна, – и мой сын не дает права вам меня контролировать.

Мать молчала, поджав губы, отец в другой комнате сделал тише телевизор. Он прислушивался к разговору на кухне.

– Мам, я очень благодарна вам за помощь. Но я хочу вам объяснить, что они никак не связаны – ваша помощь и моя жизнь. Помощь человеку никак не связана с правами на этого человека. Поверь мне как психологу.

На кухне появился отец:

– Мы волнуемся. Степан без отца.

– Неправда. У Степана отличный отец. Которого он видит почти каждую неделю.

– Отца надо видеть каждый день.

– Так не бывает. Нормальные отцы работают.

– Ты что, выходишь замуж? – спросила мать. Лицо ее было мрачным.

Соломатина поперхнулась. Она даже и представления не имела, что родители такое себе насочиняли. «Значит, если я стала красить глаза, купила себе три новых платья и стала ходить на высоких каблуках, я – выхожу замуж?!» – Соломатина чуть не расхохоталась. Они с Колесником целовались всего три раза, а родители ее выдали замуж.

– Мама, папа, вы узнаете первыми, если я надумаю выйти замуж… – сказала она примирительным тоном, но тут ее перебил отец:

– Знаешь, а ты нам тут не устраивай разборки. Мы помним все твои истории – то без работы сидела, то с этим Антоном связалась, никчемный поэтишка-алкоголик, то самолеты эти… Ну вот скажи, кому нужна была эта самая лицензия? Какой из тебя пилот? В твоем возрасте? Только здоровья нам попортила, ночами не спали и как на иголках сидели, пока ты перед мужиками выпендривалась… У тебя сын. И главнее этого нет ничего! Ты сейчас должна быть с ним! А не бегать… Не удержала мужа, сама виновата. А коль виновата – старайся, веди себя по-человечески. Объясняй, рассказывай, чтобы мы знали и не волновались…

Соломатина во все глаза смотрела на родителей. Она, которая учит пациенток избавляться от давления и зависимости семьи. Она, которая вдалбливает женщинам, что они не должны ничего и никому, кроме себя, ибо безграничные обязательства рождают огромные неврозы, она сейчас слушает о том, где ее место.

Соломатина посмотрела на мать, ожидая с ее стороны хотя бы формального протеста. Но мать молчала. И было понятно, что отца она поддерживает. Инна вдруг поняла, что здесь вся психологическая наука бессильна. Здесь бессильны новые идеи, здесь не сработают доводы, и все ее, Соломатиной, успехи, по сути, ничтожны по сравнению с теперешним статусом – статусом матери-одиночки. А этот статус подразумевает покорность и зависимость от близких людей.

– Значит, так, – Соломатина попыталась взять себя в руки, чтобы не расплакаться от обиды, – по-вашему не будет. Я буду заботиться о вас и о сыне, но за свои поступки и за свою жизнь я буду отвечать только перед собой. И, надеюсь, никаких вопросов вы мне задавать больше не будете. Мне очень жаль, что все мои достижения вы цените так низко. Летать я училась, потому что нравилось это дело. И я горжусь, что я, женщина, освоила такую профессию. А что касается мужиков, папа, я давно совершеннолетняя, и у меня нет необходимости интересоваться твоим мнением. И очень жаль, что мы не можем обсуждать такие вопросы в другой тональности.

– А ты условия тут нам не ставь! – запальчиво проговорил отец. – Не ставь нам условия. Мы тебя вырастили, твоего сына растим. А может, у нас другие планы. А может, мы хотим поспать днем, вечером телевизор посмотреть, поехать куда-нибудь. А мы няньками работаем.

При этих словах мать дернулась, словно бы хотела остановить отца. Но тот не заметил этого движения и продолжил:

– Ты отлично устроилась – мол, жизнь моя, живу, как хочу, но вы мне помогайте.

– Я думала, что не очень напрягаю вас. Я думала, что вы его любите и вам нравится возиться с ним. И я думала, что вы мне спокойно скажете, если вам будет тяжело. Очень жаль, что вы терпели так долго и теперь упрекаете.

– А кто говорит, что мы не любим Степу? – вступила в разговор мать. Она, видимо, испугалась, что отец перегнул палку. И еще она вспомнила, что характер у дочери сильный и независимый. И что, скорее всего, теперь отношения между ними опять станут такими, как были прежде – дочь будет заботиться о них, но дистанция между ними увеличится.

– Мама, я совершенно ничего не поняла. Кроме одного: договориться нам не удастся.

– Пока ты будешь так себя вести – не удастся, – подтвердил отец и вышел из кухни.

Соломатина прошла в прихожую, быстро оделась и выскочила из квартиры родителей. Ее душили слезы, сдержать она их не могла. Инна чувствовала себя совершенно несчастной – она вдруг получила удар оттуда, откуда не ждала. И что самое главное, ее бронь, ее защита, которую она так тщательно выстраивала, не выдержала, и в ней образовалась брешь. Инна совершенно не понимала, что теперь надо сделать, чтобы помириться с родителями. С одной стороны, ее обвинили в том, что она эгоистична, легкомысленна и тратит свою жизнь на ерунду, в то время как старые родители за нее выполняют ее обязанности по воспитанию ребенка. С другой стороны, эта была полуправда – Инна сама обеспечивала семью, она работала, содержала свой дом, не тратя деньги, которые отправлял ей Федотов. Она занималась сыном. Да, родители забирали Степана из сада, водили на некоторые занятия, и иногда он оставался ночевать у них. Это была существенная помощь Соломатиной и облегчение ребенку – времени на дорогу уходило меньше, и сил, соответственно, ребенок тратил меньше. Теперь это все было невозможно. Инна не относилась к непоследовательным женщинам. И результатом сегодняшней ссоры с родителями может быть только одно – отныне Степан проводит все семь дней в неделю у себя дома. И Инна должна так перекроить свое и его расписание, чтобы это не отразилось на занятиях и чтобы они оба не свалились от усталости.

Домой она добрела уже без сил. Забрав Степана из сада, покормив его ужином, почитав книжку и уложив спать, она позвонила Варе Мезенцевой.

– Да что тут непонятного? – сказала Варя выслушав историю. – Тебя хотят заставить жить так, как они считают нужным. Понимаешь, для поколения наших родителей личная жизнь – это что-то вроде неприлично-недостойно-излишне. Особенно когда есть ребенок. Вот они видят, что у тебя отношения с Колесником. Им это не нравится – и об отце Степана ты уже не думаешь, и легкомысленно-веселой вдруг стала, глаза красишь. Непорядок.

– А разве родителям не важно счастье детей? – Инна специально задала провокационный вопрос.

– Важно. Очень. Только в их картине мира нет твоей формулы. Есть – их. Они не совпадают. Вот если бы ты с Олегом опять стала встречаться – тогда другое дело. А ты с каким-то Сергеем Петровичем. Непонятно, откуда взялся, почему-то одинокий. А потому – подозрительный. Да и к сыну как будет относиться? А потом, вдруг ты Степана забросишь! Забудешь о своих материнских обязанностях в пользу сомнительного знакомства. Понимаешь, формально они правы. Такое же тоже случается. И тогда ребенок остается на руках бабушки и дедушки. Они растят его, выводят в люди. Их понять тоже можно. Но я и тебя понимаю. Сергей Петрович человек приятный, ты не должна оставаться одна.

– Колесник – хороший, – вздохнула Инна.

– Знаю. Хороший он. Кстати, как у тебя с ним?

Соломатина вздохнула:

– Было хорошо. А теперь уже не знаю…

После разрыва с Федотовым Инна даже думать не могла о каких-либо других отношениях. Сергей Петрович появился на ее горизонте в момент, когда обида на мужа, ревность и угрызения совести превратились в однообразный тяжелый груз, тянущий ее назад. Человек бесконечно переживать не может. Острота притупляется, остается усталость от непродуктивных эмоций, и психика ищет выхода. И тогда вдруг мир, который как бы не существовал вокруг, обретает очертания. История с Колесником была именно такой. Если для самого Сергея Петровича это был шанс совершить решительный шаг, для Соломатиной это был «глоток воздуха» и возможность объективно посмотреть на произошедшее. После погружения в собственные тягостные проблемы чье-то внимание подействовало ободряюще.

Колесник ухаживал тактично. Соломатина понимала, что нравится Сергею Петровичу, видела, что его намерения серьезны. Насколько могут быть серьезными намерения сорокапятилетнего разведенного мужчины. Инна не обманывалась – под венец Колесник может ее и не позвать, но то, что он хочет отношений прочных, это было заметно и по разговорам, и по поведению.

Внешне он ей нравился, манеры его она знала, и они были симпатичны. Еще она чувствовала некую ответственность и прочность этого человека. И, что было тоже важно, она была благодарна ему за помощь и поддержку. И эта благодарность ее не тяготила, не сковывала, не делала зависимой. Он так деликатно всегда опекал ее, что она этого даже не замечала. И только сейчас, уже войдя в эти отношения, она оценила его. Ко всему этому примешивалось чувство новизны – романтические отношения настолько казались чем-то невозможным, что первые знаки внимания со стороны Колесника и настораживали, и отпугивали, и смущали. Все это происходит тогда, когда человек сталкивается с чем-то новым. «Э, матушка, да ты забыла, что ты – женщина!» – сказала как-то вечером себе Соломатина, внимательно посмотрев на себя в зеркало. В отражении были осунувшееся лицо и волосы, собранные в высокий хвост. «Бррр! Какая противная тетка!» – сказала сама себе Инна и показала отражению язык. Отражение ответило тем же. На следующий день Соломатина подрезала волосы, немного высветлила пряди, придала бровям иную форму и наведалась к знакомому косметологу. Та, шестидесятилетняя дама с застывшим лицом испуганной первоклассницы, спросила:

– Совсем хочешь возраст поменять? Или чуть-чуть?

Соломатина посмотрела на косметолога, на ее губки бантиком, которые плохо подчинялись хозяйке.