Большие истории маленького Вовки

Сергей одобрительно махнул рукой. Хороший аппетит – хорошее здоровье, это я, мол, уважаю. Разлили по сто грамм водки.

– Давай за встречу!.. Он не долго у них был. Пришел к Лариске, хвастал, что бывшую на бабки развел. Захотел денег с нее сорвать за найденный клад. Даже срок определил – три дня. Говорит, если заартачится, дом заставит продать. Типа, его наследство.

Кирилл насторожился:

– Во козел! А может заставить?

Белов разлил по второй, подвинул другу тарелку с огурцами:

– Нет. Это он блефует. У меня знакомая в нотариальной конторе. Я ей позвонил, обрисовал обстановку. Она мне быстро все слила. Слушай. Оказывается, этот козлина приехал специально наследство оформлять. Квартиру продал. Это ту, из которой жену с сыном выгнал. Прогулял деньги и решил снова отыграться на Женьке. А мать, Нина Ивановна, видимо, знала своего придурка лучше, чем он сам себя. Поэтому давно на внука дарственную отписала, и про клад ничего Юрке не говорила. Ждала, когда Вовка подрастет, для него берегла семейную тайну. Ну та вот, по закону бывшему мужу при таком раскладе ничего не достается. Дом – внуку. А любой найденный в доме клад принадлежит владельцу жилья, то есть, опять же Вовке. Только Женя об этом тоже ничего не знает. Вот этот гаденыш и изводит ее угрозами, записками и прочей фигней.

Кирилл задумался:

– Так гнать надо его. Может, мозги вправить, чтоб дорогу забыл? Нашел над кем измываться. Над девчонкой с мальцом!

Белов кивнул лысой головой:

– Выгнал уже. Дал взашей раза, а рука у меня тяжелая. Повредил его чуток, да ничего, оклемается. Лариске лекцию прочитал, да, что с нее взять, она Юрку около нотариальной конторы и подцепила. Рожа у него смазливая. Вот она и повелась. Привезла его сюда со всей остальной компанией, даже фамилии и имени не спросила. А он, похоже, до баб охочий, Лариску с ходу окрутил, все расспросил и про клад узнал. Быстро махинацию придумал как на халяву поживиться. А к Лариске в доверие втереться – раз плюнуть. Сам знаешь!

Так за разговором просидели до полуночи. Гости за стенкой тоже притихли. Ночная тишина накрыла деревню. Кирилл убрал свой стакан. Хватит на сегодня, и так хорошо посидели. Сергей поддержал друга. Обсудили вопросы по бизнесу. Майер дал дельные советы, Сергей даже кое-что записал в рабочий блокнот, чтоб к утру не забыть. Белов искренне порадовался и поддержал решение Кирилла жениться:

– Смотри, Кирюха, передумаешь, я Женьку с пацаном заберу. Не посмотрю, что ты друг. Нравятся мне эти ребята. И Ваське тоже. Понял?

– Понял, Серега. Только зря ты на это надеешься. Я уже и кольца купил. На Новый год к отцу их повезу.

– Это правильно, – разомлевший Белов завалился на диван и зевнув, передал плед и вторую подушку Кириллу на раздвижном кресле. – Ты, друган, их то спрашивал, согласны ли они с тобой жить, или ты один без них все решил?

Кирилл вздохнул:

– Вот и приехал, сегодня хотел их спросить. А тут такое дело. Поругались мы немного с Женей из-за ерунды какой-то. А потом этот козел приперся, и я психанул. Ушел, ничего не сказал.

– Да-а! Вот такая она, жизнь семейная. Завтра выруливай, исправляй ошибку. Не мне тебя учить. Если Женька тебя любит, все у вас срастется. А если нет… – Сергей не договорил, захрапел молодецки на полуслове. А следом и Кирилл засвистел носом. От их богатырского храпа позванивали стаканы на тумбочке. Хорошо посидели!

Юрка, пошатываясь, постоял некоторое время возле закрытых ворот. Глухо звучала музыка, в больших, светлых окнах мелькали силуэты разгулявшейся компании. Лариска, сука, с какой легкостью от меня отказалась. Что я для нее? Тьфу, насрано! Конечно, слово братца для нее закон. Это понятно. Там и кров, и средства к существованию, и все хотелки и терпелки. А я кто? Два дня знакомы. Я повелся, самоуверенный кретин, думал, словил удачу за хвост. Ага, сейчас! Братца, по глупости, не просчитал. Надо было дураку сперва разнюхать обстановочку, разузнать, кто кому друг, товарищ и брат. А я напролом, вот и получил.

Размышляя о своей горькой судьбинушке, Юрка присел на занесенную снегом деревянную качель. Толкнул ботинком землю. Ненавистная малая родина качнулась вместе с ним сперва в одну сторону, потом в другую. Вот так и жизнь меня мотает: то вверх, то вниз, к чертовой матери. Сквозь тонкие перчатки на «рыбьем меху» стали замерзать руки. Юрка сунул кулаки в карманы. Ого! Вот это кстати! Пальцы нащупали пачку сигарет и зажигалку. Вытащил, закурил. Куда я теперь? В дом не пустят, это точно. Хорошо не прибили, так, слегка бока намяли и выгнали как паршивого пса во двор. Он посмотрел на занесенные по окна домишки. Те, что еще остались, не развалились, брошенные хозяевами. И правильно, что тут, в этой дыре нормальному человеку делать? Ни магазина, ни почты. Лукоморье, одним словом.

Юрка поежился, обхватил себя руками, похлопал по бокам. Не май месяц! Он поднял голову. Черная бездна без звезд, бескрайняя и холодная.

Скрипнула калитка, вышли два пацаненка с санками. Покосились на пьяного дядьку на качелях. Юрка, конечно, узнал Вовку. Ишь, подрос за два года, но не изменился. Глаза Женькины и характер тоже ее. Моего ничего нет, будто не я родил:

– Эй, парень! Да погоди, не уходи, – Юрка слез с качелей. – Тьфу, едва не примерз, еле штаны отлепил от сидушки. – Слушай, Вовка, ты меня что, вправду не помнишь? Или тебя так мамка против меня настроила?

Стоять было плохо, буквально от ветра шатало. Юрка для устойчивости расставил пошире ноги. Парень останавливаться не захотел. Отойдя на несколько шагов, молча оглянулся. Тот, что постарше, сердито крикнул:

– Дядя, не приставай к Вовке, а то я отцу скажу!

– Да я не пристаю. Я так, спросить просто. Слушай, тебя ведь Васькой зовут. Я помню. Ты будь другом, позови из дома кого из ребят. Только не отца, с ним я уже поговорил. Может, Лариска выйдет. Ну, очень надо! Я замерз уже, сдохну сейчас от холода.

– Ладно, померзни еще чуток. Я сейчас Вовку провожу и вернусь. – Пацаны побежали дальше. Юрка посмотрел им вслед, прислонился к железному забору и прикрыл глаза. А ведь если бы Женька отвалила часть денег за золотишко, у меня все бы получилось. И Лариска, дрянь, собачонкой бы за мной побежала. И Новый год я встречал бы на теплом пляже у моря, а не торчал бы сейчас тут ледяным столбом.

Васька вернулся быстро. Пробежал в калитку, на прислонившегося к забору пьяного дядьку даже не взглянул. Позовет ли кого? Позвал, не забыл. В воротах нарисовался Миха водитель, это Юрка помнил, вместе пили, вместе Ларку делили. Рад, гаденыш, наверно, что меня выперли. Теперь вся Лариска твоя.

– Эй, Юрка, ты что тут стоишь? Замерзнешь на хрен. Зима ведь.

– Миха, будь другом, вынеси бутылку и сигарет. Околел совсем.

Тот быстро смотался в дом, притащил две бутылки водки и пачку сигарет «Гангрена». Нынче на каждой пачке какую-нибудь дрянь пишут по указу здравоохранения. Махнул рукой, давай, мол, грейся и уходи куда подальше. И убежал под теплый Ларискин бочок. Эх, бабы дуры! Все беды от них. Юрка открыл бутылку, запрокинув голову, залпом выпил половину. Глотку и грудь обожгло спиртом. Стало теплее, как к печке привалился. Почти сразу градусы ударили в голову. Дорога под ногами вертанулась раза два вокруг него и встала на место, как ей и было положено лежать. То есть, легла, как положено встать на место. Или… Тьфу, запутался! Юрка с трудом настроил в гудящей голове маршрут движения, и потопал к отчему дому. А что? Мой дом, имею право туда идти. Я там родился, значит, он мой. Ну и пусть, мамка отписала дарственную Вовке. Дом то все равно мой. Женька не знает ничего. Иначе бы выгнала меня сразу без разговоров. А она перепугалась, раскудахталась как курица. Можно еще поднажать малость, припугнуть и раскошелится, как миленькая. Вон у избушки две машины стоят: черный внедорожник ее мужика (успела, зараза, уже завести) и ОКА в сугробе. В доме комп навороченный. Не хило денежек, видать, привалило. А все прибедняется. Делится, значит, не желает. Сейчас посмотрим, как ты не хочешь делиться.

Было трудно идти по дороге, которая качается как подвесной мост через реку. И заборчик гнилой совсем. Держусь обеими руками, а он шатается вместе со мной. Едва отцепился от калитки, рухнул в сугроб. Посидел чуток, допил вторую половину из бутылки и пополз до крыльца по тропинке. Так надежнее, а то ветер поднялся, с тропинки сносит. Дополз, стукнул пустой бутылкой в дверь. Получилось звонко, аж эхом отдалось.

– Тебе чего? На коленях извинения просить явился или еще золота просить? – Женя, сведя брови, не добро смотрела на «любимого» бывшего.

Юрка с трудом принял вертикальное положение. На сколько мог, выпрямился, внимательно посмотрел на Женю, нет, на двух Женек, или на трех?

– Из-з-звините, дайте… дайте мне все мое. – Он жалко хлопал заиндевевшими ресницами, посиневшие губы едва шевелились. Женя посмотрела на побелевшие пальцы, сжимающие бутылку и на полные снега короткие, форсистые ботиночки:

– Замерзнешь ведь, придурок! Иди откуда пришел, и забудь сюда дорогу. Нет у нас ничего. Все, что было, ты уже у нас отнял. Честное слово, нет у меня ни денег, ни золота. – Она дернула на себя дверь, но Юрка буквально висел на ручке.

– Врешь, сука! У тебя мужик богатый, в доме компьютер дорогущий, на улице две машины. Делиться не хочешь, все под себя гребешь. Мой дом оттяпала, меня на дворе решила заморозить. Дура! Пусти, щас я с тобой разберусь. – Он ухватился за косяк, и дохнув перегаром, рухнул на крыльцо, едва не разбив лицо о порог.

Женя захлопнула дверь, накрепко заперла засов и ушла. Пусть делает, что хочет, не открою. На часах половина второго ночи. Легла не раздеваясь, мало ли, что он еще придумает. Хоть бы ушел поскорей, не дай бог ломиться в окна и двери начнет. От шума проснулся Вовка:

– Мама, кто это? – Женя обняла сына.

– Пьяный тип с дурной головой. Вообще-то, это твой отец. Вернее, был твоим папой давным-давно, ты его не помнишь. Он ушел от нас, когда тебе два-три годика было.

– Если он ушел от нас так давно, зачем сейчас пришел? – Вовка сонно пучил глазенки в темноте. – Знаешь, мама, я не хочу, чтобы этот дядя с пьяной головой был моим папой. Давай я теперь буду нам папу сам выбирать. А то ты уже выбирала, а я еще нет.

Женя улыбнулась, погладила Вовку по вихрастой голове:

– И у тебя, сынуля, есть кандидатура на должность папы?

– Кандидатуры нет, а папа есть – это Кирилл. Он хороший, и тебе понравится!

Мама вздохнула:

– Ох, Вовка, он мне так нравится, аж дышать не могу. Только я его обидела не нарочно, и он ушел.

Вовка удивленно покрутил головой:

– Но, если не понарошку обидела, значит и обижаться не надо.

– Правильно, сынуля, не надо нам обижать друг друга. Давай-ка спать. Ночь на дворе, а мы с тобой разговорились тут. Спи, мой хороший. – Женя поцеловала Вовку в макушку, и прислушиваясь к холодной тишине за черным окном, закрыла глаза.

Юрка привстал на корточки. Холода уже не чувствовал, только белая земля и черное небо крутились в голове, очень хотелось спать. Встал, ухватился за дверную ручку, дернул. Заперлась на все замки, боится, зараза. Пусть побоится, утром приду, объясню еще кто чего стоит. Скользя по обледеневшим ступенькам, спустился с крыльца. Рядом в сугробе стоит занесенная маленькая машина. Хоть и спьяну, но сообразил, что в дорогой джип лезть – себе дороже. Шатаясь, добрел до ОКИ. Выдернул из поленницы увесистое полено, и размахнувшись, бухнул по лобовому стеклу. Скрипя осколками, вполз на животе через разбитое окно на пассажирское сиденье. Порезанными в кровь пальцами вытащил из пачки сигарету, прикурил. В кармане нащупал вторую бутылку. Удивился находке, открыл зубами и давясь, проливая водку себе на грудь, выпил сколько мог. Тут-же, не выпуская ее из рук, отключился и уснул. Будучи мертвецки пьяным, не учуял запаха дыма. От тлевшей сигареты загорелся облитый водкой рукав. Пламя быстро охватило всю машину и спящего в ней пьяного пассажира.

Только один свидетель был этого жуткого зрелища. Серый, пушистый кот таращил глаза с крыши дома, и огненный факел отражался в его черных зрачках.