– Ситуация как в кино. И, Господи, я же не смогу пойти против их воли, Лана-а-а… не смогу…, – Ася с досадой замотала головой.
– Ну, ладно-ладно. Погоди, не раскисай! Давай, рассказывай! А то я ничего не понимаю.
– Как бы тебе объяснить… Может, начну издалека, зато все по порядку. – Ася набрала воздух в легкие и грустно посмотрела на подругу. – Помнишь ту историю с Федором? Лет десять назад, когда мы с тобой познакомились?
– Ну, да. Только двенадцать уже. Разговор двух случайных попутчиц вылился в многолетнюю дружбу. – Ланка присела напротив. – Как я Федору благодарна! Что б он там не сделал. Ведь теперь у меня есть ты. Я тогда понимала, что ты, возможно, не все мне рассказываешь, но старалась помочь, облегчить переживания и не задавать лишних неуместных вопросов.
– Да. Только я, и правда, тебе тогда не все рассказала. Для меня эти события произошли как-то технически. Я тогда и не думала, что когда-нибудь вспомню про Леснова, пока мы здесь с ним снова не встретились. – Ася поднялась и медленно прошла на балкон.
Май повеял душными, сводящими с ума запахами цветущих деревьев. Девушка остановилась, опершись на дверной косяк. Воспоминания, затуманенные то ли глухими откликами боли, то ли изрядным количеством пьянящего вермута на голодный желудок, все-таки достигали сознания, но были какими-то нечеткими. Образ загорелого черноволосого красавца медленно постепенно вырисовывался перед ней. Ясно видны почему-то были только глаза, возможно, самые красивые глаза в мире, и нужно признать – его тело… Ася сделала большой глоток ароматного вермута из горлышка.
– Да видно не технически все же. Видела б ты себя сейчас.
– Ты, как никто, знаешь мое отношение к мужчинам. Не в моих правилах бросаться на все сладкие леденцы. Можно испортить фигуру, знаете ли. Но, вот думаю, что тогда, именно я поступила некрасиво. Ведь я практически воспользовалась Федором, как вещью. Хотя все решили, что это он воспользовался мной. – Девушка вернулась за стол.
Вспомнился разговор с отцом в тот день, когда он просто был вне себя от ее выходки.
– Настя-Настя! Я не умаляю вины этого мерзавца, но ты виновата не меньше! Как можно было допустить подобное поведение? Как можно было вообще связаться с этим… с этим… – Отец практически задыхался от гнева. – Ты – женщина! Ты – моя дочь! Как может женщина вести себя настолько легкомысленно, настолько постыдно и настолько отвратительно? – Брезгливое выражение исказило правильные черты лица Григория Вересковского. – Все, хватит! Мне некогда с тобой разбираться. Поедешь со мной в Париж, чтоб под боком была. Отсидишься в номере, подумаешь над своим поведением, а после отправишься доучиваться подальше отсюда! Нет, не в Европу. На Донбасс поедешь, в Донецк. Там учебные заведения на уровне, будешь думать о повседневном существовании, о работе, чтоб не оставалось времени на глупости.
– А, как же вы собираетесь за мной присматривать, отец? Отправите со мной няньку? Дуэнью для непослушной дочери наймете? Или… хм… – Ася на мгновение ухмыльнулась в догадке. – Ах, ну, да… – Она сгримасничала и выдала:
– Блюсти-то больше не-че-го!
В ту же секунду хлесткая пощечина обожгла щеку, на глазах выступили слезы.
– Не смей мне дерзить!
Отец прежде никогда не поднимал на Анастасию руку, несмотря на их постоянные стычки и ее, с детства взрывной характер, о существовании которого на тот момент все успели порядочно позабыть. И сейчас, отдаленная годами от того мгновения, Ася непроизвольно коснулась рукой щеки, снова почувствовав комок обиды на отца. Она посмотрела на подругу и продолжила:
– Конечно, Федор мерзавец порядочный. Представь, эдакий «синий чулок» в моем лице встречается с «суперменом», по которому сохнут все девчонки в округе, хоть и знают, каков он. Но хорошие девочки, как известно, любят плохих парней и потому, его сущность меня не останавливала. Мы с Лесновым стали встречаться тайком. Позже и сами не заметили, как притянулись друг к другу. Но поначалу он стал ко мне подкатывать не по большой и чистой любви, а на спор с приятелями. Так отцу и сказал. А я… я ответила взаимностью, чтобы сделать что-нибудь родителям на противность. Я же им никогда не перечила, а внутри просто вулкан всегда бушевал, но я сдерживалась и позволяла себе максимум порвать подушку, да так, чтоб никто не видел. Если короче, то отец застал нас в самом неприглядном виде. Посыпались угрозы. Федор, как отпетый авантюрист, для которого нет ничего святого, пообещал папе за кругленькую сумму оставить дочу в покое и не позорить, то есть меня. Думала, отца снова удар хватит.
– И ты не думала, что Федор на такое способен? – Лана поднялась и стала наполнять бокал для подруги.
– Я об этом не думала. Меня этот момент вообще никак не трогал. Может грубо прозвучит, но я просто завела себе любовника, который мне понравился. Хотела убить скуку, которой меня окружили предки.
– То есть родители думали, что искатель богатеньких девушек надругался над их невинной девочкой, а ты…
– … а я не стала все опровергать. Решила, пусть каждый думает, что ему больше нравится. Я воспользовалась ситуацией, чтобы слинять из-под родительской опеки и тотального контроля, подальше из Крыма. Иначе или отец бы задушил меня своими нравоучениями, или я бы его угробила очередным доведением до припадка. Нам, двоим, нет места под одной крышей – это и ежу понятно. Но не могу же, я открыто доводить родителей? – Анастасия нервно вздохнула.
– Тогда мы с тобой и познакомились…, – Лана хлебнула вермута, запивая кусочек шоколада.
– Да. Паршивенько на душе было из-за ситуации. Меня лично Федор никак не обидел, хотя после и получил пощечину за свое хамское поведение перед папочкой. Ей Богу, мне тогда было бы легче, если б он просто поклялся жениться на мне! Я даже дала себе обещание, отомстить ему, при случае.
– Ты ненавидишь мужчин. Ты же их только используешь!
– Не драматизируй. Ну, есть немного. А в общем, я люблю мужчин! Куда ж без них? Без мужчин и ценность женщины теряется. – Ася пригубила бокал и продолжила.
– Короче, скандал тогда чуть не разразился сумасшедший. Папа поставил нахала на место. Попытка шантажа провалилась, хотя Федор всерьез и не рассчитывал что-то получить. Он это наговорил в ответ на папины угрозы. С перепуга.
История случилась перед самым отъездом отца. Он на выставку во Францию вез свое супер-пупер вино. После всего этого мигом меня с собой забрал. Типа посадил под замок. Изысканное наказание великих мира сего: сидеть в Париже и любоваться Эйфелевой башней из окна. С другой стороны, он считал, что я все же оскорблена хоть и сама виновата. И что мне нужно, прийти в себя.
Виктор Семенович туда тоже приезжал по их общим делам. Что-то там по ресторанам нашей Империи VERITAS[2 - Истина – с лат. (In vino veritas» – с лат. «Истина в вине»)]. Деловая поездка. Так вот, пока я пялилась из окна парижского отеля на Эйфелеву башню и прикидывала, чем в результате для меня обернется семейный скандал, эти два заговорщика одно дельце провернули. Даже меня переплюнули старики.
Мы только приехали, и они в тот же день, после выставки, в ресторан отправились, а меня в отеле оставили. Вернулись поздно так, здорово «под шафе», меня разбудили. Я к ним не стала выходить, а пока в туалет вставала, услышала обрывок разговора.
Папаши сетовали друг другу на поведение детей:
– …ну, щенок, он еще мне свои зубки показывать будет. Я ему устрою. В армию! Пусть защищает родные просторы! Там ему эту дурь быстро вышибут. Только 18 стукнуло, а он, видите ли – драки до смерти, наркотики и бабы! Опозорил, как мог. Додуматься, я узнаю из светской хроники, что он наворотил. Мой сын за решеткой за пьяный разбой и разгул с проститутками! С такой компанией да по таким местам шляться! Ай, дожил до седых волос… Решено: пока армию на пару лет организую. Все! Хватит! Не хотел ему портить жизнь казенными харчами, а раз так… еще бы лучше в военное отдать его…
– Слушай, не горячись ты! Моя Настасья, что скажешь, лучше? – Вместо волнительной и горячей речи Воронцова послышался размеренный тон Григория Филипповича. – Каково, застать их с этим… без роду без племени? Да еще и у нас дома. Господи, Витя, я чуть сквозь землю от этой картины не провалился. Жизнь Настя точно загубить бы могла. Что люди сказали бы? А, может, еще и скажут. Моя дочь, как какая-то продажная девка! Столько нервов вымотал за эти две недели, пока все уладил. И я же ее ударил. Впервые в жизни поднял руку. Думал, приступ хватит, и не доберусь больше до столицы мировой моды. Ничего, пусть теперь шурует на Донбасс. Подальше отсюда все ж таки лучше. Найдет работу, поживет-подумает, попытается сама себя содержать. Полезно будет. А тем временем здесь скандал утрясется. – Вересковский на минуту замолчал. – Не разговаривает со мной, представляешь? Но деньги на покупки взяла. Завтра выпущу, пусть прогуляется по магазинам. Подуется – перестанет. Девчата молодые – в душе существа продажные. За хорошие цацки обиду забудут быстро. Хотя вот моя Наталья не такая! Ни разу не получалось грешок замолить подарками. Эх, сердце отцовское, отошло быстро. Наказать было, Настю хотел, а сейчас вот выпил, расслабился и жалко уже стало. Перегорел почти. Хотел, брат, чтоб у дочки все было, но страшновато теперь, что на деньги ее охотников много найдется. А она влюбится и потом очень страдать будет, когда поймет, что ее только за деньги и любят. Как вот оградить от такого? И тебя, между прочим, сие несчастие тоже не обходит.
Жаловались так, жаловались сначала. Судя по тону, еще одну бутылку коньяка прикончили. А потом я голос адвоката услышала:
– Господа, господа! Вы забываете важнейшую вещь, а я говорил и снова повторю: деньги любят счет, как основное блюдо, и бумаги с подписями – на десерт…
На этом я пошла обратно к себе. А через время, уже дома, в очередной перепалке отец заявил, что выдаст меня замуж за кого решит сам, как это раньше у аристократов заведено было и у нашей фамилии, в том числе. Во избежание неприятностей. Что-то про завещание говорил. Я только отмахнулась. Была так рада тому, что цель достигнута. Я – свободна. У меня должна была начаться своя жизнь. Такая жизнь, о которой я всегда мечтала. Интересная и яркая.
Я добилась всего, чего хотела. Мама с папой об этом не подозревают, и даже не представляют, какая я на самом деле. Они старались всегда сделать из меня идеальную партию для достойного жениха. Хорошую хозяйку, покорную жену. Мама до сих пор считает, что я краснею, если нужно поругаться с обслугой, даже по телефону. А папа, что я тихая скромная служительница «великого и могучего», канцелярская крыса, корректор для чужих творений. Что я… хм… парниковый одуванчик. Сначала нужно оберегать, чтоб не сорвали, а после, чтоб не сдули. А я…, – Ася махнула рукой.
– Не только не отвечаешь родительским стандартам, но и вообще далека от них. А тебе не кажется, что родители бы гордились вот такой своей дочерью? Сильной, уверенной. Молодая, талантливая женщина, которая держит в руках немалый коллектив. От которой зависят жизни других людей и благополучие их семей. Железная леди. Замечательный автор и журналист. Красавица. Тайная мечта любого мужчины.
– Знаешь, это как мужчины: сначала любят глазами, а уже после видят твою душу. Никому с первого взгляда не придет в голову сразу в душу заглянуть, а не на фейс. На обложке книжки почетное место занимает имя автора, а в журнале – главного редактора. Никто сразу и не подумает, что без тех, кого не видно – корректоров, ведущих специалистов, фотографов, визажистов, верстальщиков, журналистов – ни книги, ни журнала не было бы. Мое имя и значимость в профессии для родителей находится в том месте, где титры уже обычно не дочитывают.
– К сожалению, есть и такой момент в жизненной реальности…
– Вот-вот. И потом, думаешь, папа бы понял, как я матом разговариваю с рабочими из типографии или каждый месяц кричу «Вася, мать твою, что это!», швыряя Ваське очередной опус?
– Ну, знаешь. Как говориться, если хочешь найти общий язык с младенцем, стань на четвереньки. А если хочешь подружиться с обезьяной – залезь на дерево. Так что, везде есть издержки. Ты говоришь на таком языке, который понимают твои подчиненные. Кстати… давно хотела спросить, а чего ты Ваську не уволишь? Ты ж его постоянно склоняешь вдоль и поперек? Не проще ли…
– Не проще. Это я так, ворчу на его счет. Васька уникальный экземпляр. Он смотрит на вещи совершенно под другим углом. Просто его нужно научить, как этот взгляд правильно подавать. Он у меня самый молодой и особо ценный кадр.
– Креатив, значит?
– Вроде того.
– Ась?
– А.
– На последнем приеме ты была настоящей леди. Леди с большой буквы. Да у тебя на лице написано, что ты у нас голубых кровей. Графиня, одним словом. – Ланка подперла подбородок кулаком и, любуясь, уставилась на подругу.
– Не произноси при мне этого «ругательства»! – фыркнула та.
– Другие бы миллион отдали, чтоб принадлежать к такой фамилии, а ты выделываешься.
– Если б они побывали в моей шкуре, то быстро бы о своих желаниях пожалели.
Лана, настойчиво переводила неприятную для подруги тему в другое русло: