Уроды. Часть первая

– Я обращаюсь к вновь выброшенным. Прошу слушать внимательно. Те, кто уже усвоил информацию раньше, молча могут не слушать. Не усвоившие слушают молча, до тех пор пока не усвоят. Усвоившие повторят, когда я закончу информировать. Выбросками называют тех, кого выбросило из Седого моря по причине случившегося уродства. В Седом море обитают моряне. Они плывут или не плывут по Правилам во имя Благого Стояния, создаваемого Благими Детялями. Они гармоничны. Они плавны и бесконечны. Когда моряне становятся папой и мамой, они рождают следующих морян. Те в свою очередь следуют за папой и мамой, пока не будут готовы стать папой или мамой. Урод – урождается негармоничным. Он не может быть плавным. У него вырастают конечности. Он разрушает строй и расстраивает родителей. Урод – угроза Благому Стоянию. Урода выбрасывают из моря в резервуар для плавления. Повтори, Вилькельм.

Я чуть было снова не открыл рот. Но вовремя спохватился. Повторить всё это? Невозможно! Но Плоский смотрит прямо на меня и уже не вращается. Я понял, что он ждёт. А, была – не была!

– Урод – угроза Благому Стоянию. Урода выбрасывают из моря в резервуар для плавления, – сам слегка удивившись, выпалил я.

Я всё понял! Я повторил! Но Плоский всё так же смотрит прямо на меня и не двигается с места. Видимо, что-то я сделал не так?

– Выбросками называют тех, – зашептал сбоку Плывункельм.

Я вздрогнул: от него я никак не ожидал шёпота и не понял, к чему это он. Но когда снова улышал: «Выбросками называют тех», – я понял, что он мне подсказывает, и начал повторять следом:

– Выбросками называют тех, кого выбросило из Седого моря по причине случившегося несчастья…

– Недобросок, – раздался шёпот, но это я не стал повторять.

Пауза была недолгой: опять полился голос Плоского:

– Те, кто уже усвоил информацию раньше, молча могут не слушать. Не усвоившие слушают молча, до тех пор пока не усвоят. Усвоившие повторят, когда я закончу информировать. Выбросками называют тех, кого выбросило из Седого моря по причине случившегося уродства.

– А, да – уродства! – попытался я исправить ситуацию, но безуспешно.

– В Седом море обитают моряне, – кажется, вовсе не слыша меня, продолжал Плоский. – Они плывут или не плывут по Правилам во имя Благого Стояния, создаваемого Благими Детялями. Они гармоничны. Они плавны и бесконечны. Когда моряне становятся папой и мамой, они рождают следующих морян. Те в свою очередь…

Я почувствовал, как мою конечность сильно сдавили. Попытался рассмотреть сначала осторожно, потом вспомнил, что при Плоском можно шевелиться, и повернулся в сторону. Плывункельм что-то отчаянно пытался мне объяснить, шевеля всеми плавниками сразу по направлению ко рту, который он держал как-то особенно сжатым, почти проглоченным. Я не мог его понять и повернулся за помощью к Упсу. Тот забавным образом перекрестил конечности на голове, тоже закрывая себе рот. Я понял и закрыл свой рот своими конечностями.

К этому времени Плоский снова добрался до слов: «Урод – угроза Благому Стоянию. Урода выбрасывают из Моря в резервуар для плавления. Повтори, Вилькельм». Я молчал. Я даже смотрелки прикрыл щеками на всякий случай. Воцарилась тишина. Никто не шевелился. Плоский прокрутился два раза и удалился.

И тут началась суматоха! Плюхкельм с громким сопением вытаскивал свои конечности из своей головы-локатора. Оказалось, всё, чем он мог слушать, думать, смотреть и издавать звуки, находилось у него в верхней части, как в чаше, и он тоже всё это прикрывал конечностями, а теперь старался растопырить всё обратно, как было. Булькельм колыхал головой, будто пытался связаться с собственными смотрелками. Кстати, локатора у него не было. А конечности, разумеется, были. И тоже длинные. Он стоял, но получалось, что сидит, потому что конечности были согнуты вверх углом. Бульк качал на них свою голову вверх-вниз, а она колыхалась. Упс помогал своей самой короткой конечностью Плюхкельму растопыриться до равновесия, так как тот всё время заваливался набок. Я придержал Упса, потому что он сам был меньше Плюха в два раза.

– Ну, ты, недоброшенный! Кто тебя просил высказываться? – наскакивал на меня Плывункельм.

«Хорошо, что он такой неуклюжий», – подумал я.

– Почему ты сердишься? Я не должен был повторять? Я не так что-то сделал?

Вдруг из-за подскакивающей пятиножки появился новый урод. У него между двух смотрелок и рта был какой-то нарост с двумя маленькими дырочками, которые то открывались, то закрывались. И на смотрелках неслышно хлопали какие-то мохнатые занавесочки вверх-вниз.

– Меня Живулька можно называть всегда, – многозначительно добавила странная голова без локаторов, но с какими-то плоскими наростами по бокам.

– Я Вилька. А всегда – это и при питателях? – уточнил я, начиная понемногу разбираться в здешних правилах.

– Всегда – это и при питателях, – урод быстро хлопнул мохнатыми занавесочками несколько раз подряд и продолжил. – После Пятнистого приходит Плоский, говорит свою речь и, если никто ничего не произносит, удаляется себе претихонечко! Плоскому надо или повторить слово в слово всё, о чём он проинформировал, или не отвечать вовсе. Иначе он будет повторять одно и то же. Пока у нас конечности не исчезнут! Понял?

– Не знаю пока. Скорее, нет. Надо было молчать? Или повторять слово в слово? – я огляделся вокруг, пытаясь понять ответ на этот трудный вопрос.

Но все смотрели на меня молча. Даже Плывун престал мельтешить и накрыл головой все свои топталки, а смотрелки прикрыл плавниками.

– Ну, ты с облака, точно! – опять Булькельм с этим непонятным, будто мы не на облаке…

А может, и правда, резервуар не на облаке? Надо выяснить. Но потом, сначала разберёмся с Плоским:

– Я всё-таки, не понимаю, что я должен был делать. Вернее, я понял теперь, что надо просто молчать. Но почему? Питатель же объяснял! А я понял! Почему надо было молчать?

– Потому что никому не интересно, понял ты или не понял! – снова занервничал Плывун. – Надо ЗАпомнить! Понял?

– Нет. Я запомнил. То есть, я понял. Запутали вы меня совсем, – я с надеждой уставился на Живульку.

– Я думаю, Плоский – не живой, – не подвёл меня урод. – Не может живой помнить и повторять слово в слово одно и то же бесконечно. Ты видел, чем он говорит?

– Не-ет, – удивился я.

– Вот то-то! Он как те, кого мы не видим, а только слышим. Он, может, не видит нас даже!

– Как это «не видит»? А смотрелка?

– Какая «смотрелка»? Пупырка-то? То-то и есть, что смотреть она смотрит, а видит ли? Большой вопрос! Мне кажется, это – не глаз! – значительно заключил Живулька, выдав под конец ещё одно незнакомое мне слово.

– А «глаз» – это что? – настороженно спросил я, ужасно боясь, что в процессе объяснения наслушаюсь новых неясностей и запутаюсь окончательно.

– А глаз – это твоя смотрелка! – на удивление просто объяснил урод. – Смотрелка – это тупой отражатель. Он не обрабатывает информацию. А ты, судя по твоим бесконечным вопросам, стараешься всё не просто обработать, но и переварить окончательно!

Значит, глаз! «Переварить окончательно…» Окончательно – это до конечностей? Сделать частью своего моря. Хорошо. Ну, да. Сначала в моём море были только мама и папа. Потом остров. Теперь этот резервуар. А! Вот что имел в виду Булькельм, когда говорил, что нам будут обзор ширить. Я как бы в себя всё складываю. Перевариваю. Понятно. Правда, что значить «переваривать» – не понятно. Хорошо! Ширимся дальше. Я в резервуаре. А резервуар где? И где эта розовая сторона и остальные стороны? И почему уроды – угроза Благому Стоянию?

– Живулька, а почему уроды – угроза? Я так понял: Благое Стояние нас боится. Мы страшные, потому что у нас есть конечности. Что-то мне самому страшно: что значит плавление?

– Нам тут всем страшно, Вилька, – утешил меня одноярусник. – По-моему, Стояние никого не боится. Его как бы нет, в том смысле, что его нельзя ни увидеть, ни услышать, ни потрогать, ни понюхать. И оно как бы есть, потому что…

– Ни по – что? – пребил я Живульку.

– А, извини, ты ещё не полный урод, как я. Просто я могу не только видеть и слышать, но и чувствовать запахи. Я не знаю, как тебе это объяснить. Видишь, я отличаюсь от тебя тем, что у меня есть нос, – урод ткнул странной конечностью с мелкими топырками в свой нарост с дырочками. – Видишь? Это и есть уродство, потому что – лишнее, ненужное. И под водой эти отверстия закрываются, чтобы туда не заливалось море. А теперь через них свет попадает внутрь меня, и я чувствую его качество. Оно или приятное, или не очень!

– Да, я понял! – обрадовался я, вспомнив то странное ощущение, не то во рту, не то где-то в голове. – Я тоже чувствую, только не знаю как! В голове или во рту – кислое, сладкое, противное, а ничего нет! Ты думаешь, это Свет? Качество Света – это…

– Не мудри, это запах! Все предметы вокруг нас мы отражаем смотрелками, а постигаем глазами. Смотрелки, чтобы не натыкаться. Глаза, чтобы понимать. Потом есть звуки, мы их слышим, я так понял, кто чем. Ну, запах – это как звук, только его улавливают носом. А у тебя носа никакого нет! Хотя, что ты умеешь делать своим локатором, я не могу сказать, – Живулька как-то странно изогнул свой рот.

– Локатор улавливает обстановку! Он помогает мне жить! Понимаешь? – я участливо посмотрел на Живульку, которому совершенно ничего не могло помочь. – Когда у меня отпал виляльник, мне стало очень трудно плавать, а самое главное – совершенно невозможно вилять. Уродом быть очень тяжело, даже если ты не полный урод. Поэтому я очень сочувствую тебе! А давно отпал твой локатор?

– Я уже родился уродом, – как-то странно, совершенно без грусти, проговорил Живулька. – И точно знаю, что уродом быть прекрасно! Гораздо лучше, чем обычным морянином. И кто тебе сказал, что локатор помогает жить? Чем? Мой прапрадед был почти абсолютным уродом! Он мог бегать, прыгать, летать и плавать! Его конечности были гибкие и сильные. Он ими даже мог делать новые вещи! И у него не было никакого локатора и в помине.

Я молчал. Я переваривал. Зачем надо делать «новые вещи»? Какой смысл в том, чтобы летать, а тем более прыгать? Мне по-прежнему было жаль Живульку, но я боялся его обидеть и молчал. Я видел, что урод гордится своим предком, которого мне тоже было жаль. Ещё больше. Я так и видел, как он носится без всякого смысла то над облаком, то под ним. Как делает своими топырками никому не нужные новые вещи. А его сынок один-одинёшенек мыкается без локатора и без виляльника в Седом море…

– Не плачь! – погладил меня по локатору Живулька. – Не надо! Всё будет хорошо, вот увидишь! Устраивайся удобнее, сейчас испытание для тебя начнётся. Приготовься.

Глава 4. Испытание

Всё затихло вдруг. Стало темно. Не видно ничего и не слышно. Только этот остался, запах. Как будто испортилось что-то. Так. Готовиться-то к чему? Если к чему – не знаешь, то и как – не известно. Испитание! Или пытание? Нас питание? Хорошо! Пока ничего не началось, буду переваривать то, что я уже впитал! Сначала интересно: что я улавливаю локатором?

Говорю и ем я ртом. Вижу я… Ничего я не вижу! Темно. И даже не факт, что у меня глаза, а не смотрелки… Дальше. Я понимаю всё, что говорят вокруг. Ну, не совсем всё, но я слышу… Так это я локатором слышу звуки и качество света! Значит, он мне нужен для того, чтобы улавливать всё, что нельзя увидеть и съесть. А в море у меня был локатор? Или я смотрел и ел? И вилял… А Живулька-то всё остальное улавливает без локатора! Выходит, ему локатор не нужен. У него для всего свой отдельный вырост. Он не путается, где звук, где запах! Может, он не урод вовсе? А, нет, наоборот, он сказал: полный урод! А я не совсем ещё укомплектованный, значит. Хорошо! Теперь дальше!