Ложа Белого мопса

В темноту входить Марта остерегалась, так и топталась на пороге. Когда-то Топалов запер ее в этом темном сарае, солнечный свет едва проникал сквозь плохо пригнанные доски. Минут двадцать просидела она взаперти, наблюдая за движением паучьих лапок по прозрачной паутине и колошматя по двери, пока ее не хватились одноклассницы и не выпустили из темницы. Телефон остался в плаще, сняла, чтобы не запачкаться. Желтый плащик прислала мама на день рождения, и этим подарком Марта очень дорожила.

Субботник. Ей понадобились грабли. Пришлось зайти в сарай. Вот тут-то за спиной раздался скрип заржавленных петель и смех противного, мстительного мальчишки. И все из-за чего? Сущей ерунды.

В школьном театре Топалову досталась роль Грея – высокий, худощавый, с огромными серыми глазами. Играть больше некому. Не Кольке же роль отдавать: упитанный, с конопушками на блинообразном лице, еще и гэкает. Топалов не горел желанием перевоплощаться в гриновского персонажа, тем более учить слова, и Марта немного поднажала, самую малость. В воспитательных целях. Как известно, искусство облагораживает. Договорилась с футбольным тренером, чтобы Топалова (на время, конечно) перевели в запасные игроки. Хотела как лучше, а получилось не очень. Это Марта сразу поняла, как только паучок пробежал по ее щеке и судорожный крик застрял в ее горле. В этом случае с искусством вышла промашка, не облагородило искусство. Наоборот, из Топалова поперло все противное, вредное, хотя особой противности и вредности за ним раньше не замечалось.

«Что ты везде лезешь, Сорокина? Что тебе вечно надо? Что ты ко мне домоталась со своим театром? – вопил Топалов, как только оказался на скамейке запасных и узнал, кому обязан своим счастьем. – Ну держись! Театра тебе захотелось? Будет тебе театр!»

Марта даже опешила от таких угроз и хотела отказаться от дополнительных занятий с отстающим учеником. Слабость была минутной. Она же не слабачка какая, вытянет Топалова, на твердую четверку вытянет…

Марта тряхнула головой, ее последний звонок давно отзвенел, а вот что помнится. Из двери, кряхтя, вышел мужчина в рабочем темно-синем халате. Чуть больше морщин на добром лице, чуть больше седины в смоляных волосах, чуть больше сутулости в некогда широко расправленных плечах.

– Марточка! Ушам своим не поверил, неужели ты! – заулыбался Михаил Петрович, вытирая руки тряпкой.

Как будто вчера разговор у них был.

Выпускной класс, начало учебного года. За окном легким золотом покрыты липы. В груди легкая, непонятная тоска. Второй год, как ушел Топалов из школы, говорят, поступил в строительный колледж, говорят, и бросить успел. Некому теперь обзываться и лягушек тоже некому подбрасывать в ее рюкзак, а на душе кошки скребутся. «Гормональная перестройка организма сопровождается резкими перепадами настроения и депрессией», эту фразу она из умных книжек выписала и перечитывала в минуты особых терзаний.

«Марточка, тебе обязательно поступать нужно на филологический в столицу», смотрел Михаил Петрович строго, не шутил.

О подобном Марта и мечтать не смела: «Там такой конкурс! Я не пройду», – шептала лучшая выпускница, прикладывая руки к трепетавшему сердцу.

«Пройдешь, обязательно пройдешь. Если цель себе поставишь, непременно добьешься. Ты еще вот такой кнопкой была. – И он отмерил ладонью метр от пола. – А уже точно знала, что нужно делать. Составь план занятий – и вперед, с песней!»

Хорошо, Марта его послушалась и подала заявление, каким-то чудом оказалась в конце списка приемной комиссии, но ведь прошла! А Темка следом увязался, по квоте проскочил…

– Ты только посмотри, какую красоту чуть на металлолом не стянули. Мы старую часть погоста с ребятками расчищали. Под жухлой листвой и старыми венками лежали три боковые грани от пирамидальной башни-навершия. Марта, да ты зайди! – директор сделал приглашающий жест рукой, зашел сам, в пристройке щелкнул выключатель, и яркий свет разрезал темноту.

Марта медлила, но неуёмный интерес победил, и, глотнув побольше свежего воздуха, она шагнула в тесное, заваленное до самого потолка помещение.

– Часовенка-надгробие в готическом стиле у нас в Липках?! – не поверила своим глазам Марта.

– Да, «Ангел под сенью» называется. Но ангела и след давно простыл. Улетел ангел-то, – усмехнулся Михаил Петрович, протирая проржавелую конструкцию строительной перчаткой.

Все поле остроконечного фронтона украшала ажурная резьба, в которой угадывались изображения. Она присела на корточки, чтобы получше их рассмотреть.

– Мужики помогали мешки с мусором вывозить – хвать и тоже в кузов! А сами обсуждают, куда подороже загнать можно. Для них-то что, ржавые железяки с какими-то дырками! Чугунолитейное изделие! Обрадовались легкой поживе! – Он погрозил пальцем. – Век девятнадцатый, не раньше! Что скажет специалист по символизму?

– Я не защитилась. – Марта фотографировала декоративные элементы на гранях. Полумесяц, розочки, глаз в центре треугольника и собачка, по очертаниям походившая на мопса.

Совсем недавно она видела рисунки этих масонских символов в старой тетради. «Чем строже оберегались масонские обряды и символы, тем меньше их доверяли перу и бумаге», – писал Греч.

– Это совсем неважно, знатоком становятся и без бумажек с печатями. Я в нашем музее фотокарточки нашел с часовенкой. Выйдем на свет, Марточка. – И он достал из кармана телефон.

На экране с трещиной («Пятиклашки беготню устроили, раздухарились. Мальчишки без умысла со стола смахнули, сам виноват, в классе телефон забыл», пояснил Михаил Петрович) появились изображения старых фотографий. Франтоватый мужчина, почтенное семейство с двумя детьми, молодая пара позировали на фоне изящного надгробия в форме пирамидки. Готическая часовенка была излюбленным местом фотосессий в дореволюционных Липках.

– Ангел под сенью на чьей могиле был? – уточнила она.

– Наверняка не сказать. Нашли около памятника Потоцкой. Еще до революции ставили, – пояснил директор.

Неужели графиня имела какое-то отношение к масонству? Нужно поскорее записи Греча дочитать.

– Я слышала, ее родственницы вернулись. Они в самом деле праправнучки Потоцкой?

– Документы не показывали, а меня отчесали, как потомственные графья. Я к ним сунулся, хотел в школу пригласить на встречу, чтобы детишки не забывали старину. Куда там. – Он развел руками.

Она спросила про Николая Греча, известно ли ему это имя.

– Конечно, слышал. Его журналистские расследования гремели на всю империю. А вот к нам попал в глубинку и сгинул. Так это он на карточке-то! – радостно откликнулся Михаил Петрович. Все та же Марта, его любимая ученица, интересуется историей родного края. Что бы ни говорили, не меняет столица людей, особенно таких цельных, как Марта Сорокина.

– Правда?! А можете его фотографию мне прислать? Я вот думаю музейную комнату открыть, посвященную пребыванию Греча в наших Липках. Что скажете, Михаил Петрович?

– Фотографию можно, только ты давай-ка сама, я в этих вещах не очень-то соображаю, – ответил он, протягивая свой телефон. – Дело хорошее задумала. Приходи, чем могу подсоблю. У меня комната пустует около кабинета музыки. Разобрать – и пользуйся на здоровье. И ребятки с удовольствием помогут.

Марта набрала побольше воздуха, выдохнула и спросила про самое важное.

– Михаил Петрович, а нет ли вакансии в школе? Я почти год в гимназии проработала. – Немного помедлив, добавила: – Мне работа нужна. Очень.

– Как же так, Марточка! Ты же в институте осталась, научную работу писала. – В голосе директора слышалось глубокое огорчение.

– Обстоятельства изменились… Из университета мне пришлось уйти. По личным причинам. А из гимназии уволили. – Опустив голову, призналась Марта. Не оправдала она надежд своего учителя.

Он сокрушенно покачал головой, за своих учеников болел всей душой.

– Ну и дураки, такими учителями разбрасываться. Таких литераторов еще поискать надо! А, пусть остаются с носом! Я бы с удовольствием, Марточка, но ставок нет… Знаешь что?! Неподалеку коттеджный поселок строится, там и больница, и магазин, и школа будут. Вот куда тебе надо! Ты поинтересуйся у Дмитрия Топалова на счет вакансий, он же строит. И сам сейчас в Липках, пока стройка идет. Помнишь Диму-то? Он с мамой в Липки перебрался, вы, кажется, в девятый класс пошли. Отчаянный такой молодой человек, характерный, без отца рос… – улыбнулся Михаил Петрович, и около его добрых глаз показались лучики морщин.

– Откуда строитель может знать про школу? – отмахнулась Марта.

– Ты не поняла. Дима руководит этим проектом. Гендиректор, так, кажется. – Он поскреб затылок.

– Кто? Топалов? Гендиректор?! – недоверчиво переспросила она.

– Возможно, и по-другому называется. Но главный точно Дмитрий. Наверняка и директора новой школы знает, по старой памяти словечко за тебя замолвит.

Вот еще! Не хватало к троечнику на работу проситься, подбородок Марты упрямо взметнулся вверх. На первое время запас есть, а дальше видно будет.

Вечером, сидя на тесной кухоньке, Марта распределяла дела по степени важности.

Первым пунктом значился вопрос с землей. Медлить нельзя, сроки поджимали – две недели. Марта приготовила необходимые документы и собралась прояснить это недоразумение как можно быстрее. Вот выложит свои бумажки на столе перед уполномоченным лицом и приготовится принимать извинения: так, мол, и так, просмотрели, разобрались, ошибочка вышла. Живите себе, граждане Сорокины, ни о чем не переживайте. Марта мило улыбнется и скажет: «Ну с кем не бывает! Хорошего дня!» – на этом и разойдутся, довольные друг другом.

Поиск работы – это второе. Ни к какому Топалову она с протянутой рукой не пойдет. Кто бы мог подумать, что человек, у которого в дневнике вечно все шиворот-навыворот (это сейчас электронные, а раньше на бумаге записи велись), руководит стройкой! И на этом рынке уже пять лет как плавает, не тонет, сообщил поисковик.

И третье. Записи Николая Греча. От занятного чтения Марта отвлеклась далеко за полночь. Журналист утверждал, что в Липках существовала масонская ложа Белого мопса, и входили в нее исключительно женщины. Основала ложу графиня Анна Потоцкая в 1890 году почти сразу после рождения ребенка. (Навершия с надгробия Анны она и рассматривала сегодня днем.) Ее дочь Ольга стала Великой Мастрессой после смерти матери и руководила ложей до своего поспешного отъезда за границу.

Поскольку масонские общества официально были запрещены, существовала ложа тайно. Греч приложил немало усилий, чтобы выйти на след масонок, и разыграл целое театральное представление, чтобы попасть в ложу, но об этом позже.

Марта сравнила фотографии на телефоне с зарисовками журналиста. Да, символы масонства.

Полумесяц – женское начало в виде серпа, смотрящего налево. Освещает путь блуждающих в сумерках, помогает выйти на путь истины.