Ведьмин мост

– Я была няней Женечки вот с такусеньких, – она развела в стороны руками, вероятно, показывая размер Еленского. – Женя рано потерял родителей, считай, я его и вырастила. Своих детей Бог не дал, так что он для меня родная кровиночка. А он в благодарность не выгнал старуху на улицу, приютил в своем доме. Вот комнату отдал – большую, светлую. Женя такой… он хороший, добрый, послушный мальчик. А Алиса совсем другая.

На последних словах лицо Марии Ивановны снова приняло озабоченно-грустное выражение. Напряжение потихоньку отпускало – то ли дело в капельке коньяка для здоровья, то ли во вкусном чае с эклерами, то ли в неспешном рассказе старой няни. Я еще раз взглянула на фотографии и заметила, что снимков Алисы не так уж и много, а жены Еленского вообще нет, только свадебный.

– Почему Алиса так сегодня поступила со мной? – спросила я, возвращаясь к сегодняшним событиям.

– Так день у нее сегодня такой, я ж читала гороскоп, – сказала старушка, словно это все объясняло.

– Мария Ивановна, я хочу узнать настоящую причину, прежде чем соглашусь с ней заниматься. Почему Алиса вообще так себя ведет? Девочка явно избалована взрослыми, она же единственный ребенок в семье?

Старушка налила себе конька в чашку и залпом осушила. Интересно, общение с семейством Еленских тоже сделает меня зависимой от алкоголя? Судя по первому дню в этом гостеприимном доме, мне до такой зависимости рукой подать.

– Да, у Женечки… у Евгения Петровича только один ребенок, – няня теребила загрубевшими руками край салфетки. – Алиса – трудная девочка. Держать ее в руках непросто.

– Это я уже заметила.

– Она напроказничала, но не судите ее строго, пожалуйста.

Я выжидающе смотрела на собеседницу. Она гладила пальцем ободок чашки, словно раздумывая, какой информации я достойна:

– Два года назад мы пережили страшную трагедию, такое не всякому взрослому пережить под силу. Евгению пришлось несладко, но он сильный, мой мальчик. А тут девчонка шести лет, детка совсем… После этого Алиса стала неуправляемой. Единственный, кого она побаивается, а потому и слушается, так это отец. Остальные не выдерживают и сбегают. Вы – седьмая.

– В каком смысле седьмая?

– Седьмая гувернантка.

Я мысленно подсчитала, в среднем обновление гувернанток в этом доме происходило раз в три месяца. Мария Ивановна вспоминала их знаки зодиака, демонстрируя отличную память, и настойчиво развивала свою теорию: все дело в несовместимости знаков, а вовсе не в Алисином характере.

– И как часто они уходили? – перебила я ее.

– Кто как. Одна продержалась только неделю, другая целых четыре месяца.

– И почему же она ушла?

– Алиса заманила ее в колодец, как вас. И бедняжка просидела там всю ночь. Женеч… Евгений Петрович дело замял, конечно. Но Алисонька надолго осталась без присмотра. Одна бегает где-то целыми днями. За ней глаз да глаз нужен, а я стара стала, за ней и не поспеваю.

Всю ночь, – звенели в голове слова Марии Ивановны. Липкий страх снова распространился по позвоночнику. Можно остаться в своем уме, просидев в темнице всю ночь? Пятнадцать минут в каменном мешке пошатнули мою нервную систему, даже незнакомки мерещится начали. Интересно, что же здесь произошло два года назад. Вот и Мария Ивановна, несмотря на задушевный тон беседы, молчит, как партизан («Женечка не любит, когда об этом вспоминают»). Мама Алисы так и не вышла познакомиться со мной и извиниться за поведение дочки. Да кто такая гувернантка, чтобы перед ней господа извинялись?

Вчера я уснула быстро, сразу же после ванны, в которой с остервенением соскребла с себя липкую паутину и плесень колодца. Солнечное утро наполнило меня оптимизмом и решимостью. Вчерашние события не казались такими пугающими. «Чем сложнее задача, тем интереснее ее выполнять», – говорил мой папа. Несмотря на пережитый страх, мне хотелось остаться в этом старинном доме с тайной двухлетней давности, подружиться с Алисой и познакомиться с хозяином особняка. Сам Евгений Еленский теперь казался личностью загадочной и пугающей одновременно. Только бы меня не отправили восвояси! Пока мое положение в доме не было определено, и потенциальный работодатель не вернулся, я отправилась осматривать окрестности.

Из дома я выбралась незаметно, никого не встретив на своем пути. У ворот дежурил все тот же рыжий охранник, который вызволил меня из темницы. Я поздоровалась с ним и поблагодарила за помощь.

– А ты че, остаешься что ли? После того, что Алиска выкинула? Ну ты даешь!

– Посмотрим, – уклончиво ответила я.

– До тебя которая была, Машка, та пулей отсюда вылетела. Манатки собрала и бегом!

– Она тоже в колодце просидела?

– Ага, только ты чуток, а она всю ночь, – охранник шмыгнул носом. – Тогда не моя смена была, Гришкина. Напарника моего. Гришка грит, нашли и вытащили ее оттудова, она как пошла блевать. От страха видать. Как очухалась, не останусь, грит, ни за что.

– Она – это Маша?

– Ну так, не Алиска же! – усмехнулся охранник. – Алиске чего будет! Еленский денег отвалил, чтоб Машка молчала, и делов-то! Все девчонке с рук сходит!

Я заметила, что фамилию шефа охранник произносил с почтением, похоже, его побаивалась не только дочка. Вы можете запугивать своих домочадцев, господин Еленский, но меня вы не испугаете. Я сама себе хозяйка, хоть и нуждаюсь в ваших деньгах.

Вчера у колодца они что-то говорили про камеры и какое-то происшествие.

– А камеры тогда и поставили?

– Не, камеры тогда уже были, их года два как установили. Напарника моего Еленский и уволил, что все прозевал. А он на телек залип. Там наши футбольца гоняли, помнишь, наши вчистую испанцев…

– Я не смотрю футбол.

– Не смотришь? А че так? – охранник удивился, странно, что в природе существовали люди, не интересующиеся футболом.

– Не люблю, – почти вырвалось у меня. Но вместо этого сказала:

– Времени не хватает, работы много, – он понимающе кивнул.

– А что случилось, Константин, – я мельком прочитала имя на его бейджике, – что случилось два года назад?

– Два года, дак эта… – начал он, но тут вся его словоохотливость моментально исчезла. – Ты особо не любопытничай, если хочешь тут остаться и бабки нормальные зашибать. Хозяин не любит, когда нос в его дела суют. Иди давай.

Он распахнул передо мной калитку, и я вышла на улицу. Передо мной расстилались ровные улочки с домиками. Тут мой взгляд уперся в табличку с надписью «Парковая зона». Последовав по направлению стрелки, я вскоре очутилась у небольшой рощицы с асфальтированными дорожками и деревянными лавочками. Под трели птиц и шелест листьев думалось хорошо. Дорожка привела меня к небольшому старинному фонтану. На его чаше едва различимо виднелась гроздь винограда, я нагнулась, чтобы рассмотреть ее поближе. По-моему, подобную я видела совсем недавно.

– И как вам наш парк? – раздался вкрадчивый голос за моей спиной, от неожиданности я вздрогнула и резко обернулась.

Мужчина. Лет тридцати. Симпатичный, с шевелюрой вьющихся каштановых волос. Художник, судя по установленному недалеко мольберту и испачканной краской рубашке. Он широко улыбался, в его глазах плясал огонек.

– Живописный, – пролепетала я, делая шаг назад.

Незнакомец пристально разглядывал меня, отчего я сразу вспомнила о своей непривлекательности. Еще и несерьезная футболка с Эйнштейном, надо было одеться как в день приезда, все равно на встречу с Еленским идти. Хотя в той одежке художник сразу бы распознал во мне гувернантку или другой обслуживающий персонал. Выглядеть гувернанткой в его глазах не хотелось.

– О прекрасная нимфа! Как вышло, что я до сих пор не знаю вашего имени? Это нужно срочно исправить. Вы в гости или…

– В гости.

– Позвольте представиться, Марк Одинцов. Скромный служитель Минервы. Ищу вдохновения в этих райских кущах.

– Олимпиада, – я решила не называть свою фамилию. Она вряд ли что ему скажет.

– Воспевающая небо! Какое незаурядное имя! – Марк протянул мне руку, но вместо того, чтобы обменяться дружеским рукопожатием, галантно приложился к моей ручке. Я смутилась и поспешно ее выдернула.

– Олимпиада – это же… Липа, позволите мне вас так называть?

– Можно и Липой.