Старуха налила себе в стакан вонючего отвара, и Ленка выпалила:
– А сеть-то тут есть?
Бабка прищурилась:
– Тебе какая надобна?
– Явно не рыбу ловить. Фильмы смотреть, песни, там, слушать, с девками переписываться.
– Во-первых, не с девками, а с девочками. Во-вторых, сеть есть, но другая. Ты ее должна сама почувствовать. Одевайся, в лес пойдем. Да волосы прибери, сейчас ленту дам. Болотница простоволосых не жалует. Завидует, – чему-то усмехнулась она.
Все, тухляк, поняла Ленка. Интернета нет, связи (она украдкой взглянула на дисплей) тоже нет. Попремся в лес комаров кормить и грибы отыскивать. Пироги, конечно, с сырниками вкуснющие у бабки. И не орет никто, не обзывается. Но долго она здесь не протянет.
Старуха ходила по комнате и бурчала под нос скороговоркой:
– Поиграй-поиграй и отдай! Поиграй-поиграй, Домовой, и отдай.
– Чего?
– Это я с Домовым. Лента куда-то запропастилась.
– У меня резинка есть с блестками, – примирительно сказала Ленка, на сытый желудок спорить не хотелось, и можно было смириться с существованием нечистой силы или съехавшей кукухой у бабки.
– Резинка не пойдет. Лента нужна. Да вот же, – она вытащила синий моточек из-под толстой книги. – Спасибо, Домовой.
Бабка повела ее к задней калитке. Ленка внутренне приготовилась ко всякому: частокол из человеческих костей и черепов – вместо обычного дощатого забора, скелетная рука – вместо железного запора, зубастый рот – вместо замочной скважины. Но все оказалось обычно, а потому неинтересно.
Прямо за калиткой начинался бескрайний лес. Пахло хвоей, смолой и грибами. Протоптанная дорожка вела их по густому ельнику. В ушах надрывалась Билли Айлиш, и жизнь показалась Ленке почти сносной.
– Затычки свои из ушей вынь, – грозно приказала ей бабка.
Ни фига себе, затычки, это самое ценное, что имелось у Ленки – айфоновские наушники. Подарок дяди Паши, предпоследнего маминого ухажера. Просто так отдал, трещинка на корпусе образовалась. И она послушно убрала кремовую коробочку с драгоценностью – пусть и не последняя модель, но свои! – в карман толстовки.
– Слушай! – раскомандовалась старуха.
Ну, слушает. Птица орет, ветки под ногами хрустят, комары в уши жужжат, один за лоб уже жахнул, вода далеко журчит. Лес как лес.
– Слушай! Слушаешь, а не слышишь! Ты не можешь быть глухой! – старуха злилась. Чего доброго, бросит в этой чаще, и поминай, как звали.
Ленка покорно закрыла глаза, решила постоять так истуканом минут десять, глядишь, старушенция и отстанет… Справа под опавшей листвой кто-то шебуршался. Она пригнулась и разглядела: копошились дымчатые лохматые клубочки. Носа коснулась паутинка.
– Ежики? – один подкатился поближе и потерся о ее штанину.
– Лесавки, – одобрительно кивнула бабушка. – Незлобный дух. Труху на голову посыплет или паутиной обмотает. Если скажет родитель своему ребенку: «Черт бы тебя побрал!», тут же Леший заберет себе дитя и обратит в Лесавку. Еще!
Еще… Еще впереди звенело малюсенькими колокольчиками. Лена увидела тонкие струны, они тянулись повсюду: от елочки к кустику, от кустика к березке, от березки к кочке. И на этих ниточках, как нотки, качались маленькие существа со стрекозиными крылышками и пчелиными глазками. Лена протянула руку и дотронулась до струны, та мелодично запела, создание тоже начало издавать такой же звук.
– Ты их видишь? – прошептала бабушка.
– Жучков на ниточке?
– Это навки, души умерших.
–Это которых жажда мучит? Поэтому у них глазки такие яркие?
– А ты внимательная, – от похвалы девочке стало неожиданно приятно. – Видишь, тельце у них человечье, а со спины все внутренности видны?
У одной из навок хищно клацнули челюсти – пролетающего мимо комарика как не бывало. У Лены все сжалось внутри, хорошо рукой схватить не успела за прозрачные крылышки:
– А они опасные… для человека?
– Сейчас гвоздики сушеной с черемшой им посыплем, и не опасны станут. Голодная навка может, конечно, к человеку присосаться, тут одежда с вышивкой из охранительных узоров поможет. Вот у меня в узелке порошок заготовлен, поди пока веток сухих набери.
Вот так всегда: сгоняй-принеси-подай. Она показно вздохнула, кто-то вздохнул рядом с не меньшим чувством.
В отдалении у разлапистой елки стоял огромный гриб – пузатенький, румяный старичок с надутыми щеками – и махал ей. В руках держал коробочку, сначала Ленка не узнала, а потом… коробка с яблочным планшетом! Зачем деду в лесу дорогая техника? Модель хоть какая? Она сделала шаг в его сторону, но гриб переместился за чахлый кустик. Ленке привиделась его лесная избушка, проконопаченная золотым мхом, а в ней сотни, нет, тысячи новеньких серебристых планшетов. Один, может, и ей перепадет – от дедка не убудет. «Угощать лесных жителей надо, не скупись», – вспомнились ей напутственные бабкины слова. Ленка порылась в сумке, нашлось печенье.
– Эй! Как тебя там? Хочешь галет?
–… планшет, – отозвалось из-за кочки.
Ленка рванула к кочке, по дороге запнулась новенькой кроссовкой за корягу (на белоснежной коже осталась уродливая полоса) и зло подопнула подгнивший ствол. Деда-гриба на прежнем месте уже и след простыл.
– Так будешь или нет?
– … планшет, – раздалось откуда-то из-за хилых березок и осинок. Ковер из мягкого мха пружинил и чавкал. Откуда-то выплыло рваное туманное облачко, за ним маячила грибная шляпа. Ее нога провалилась в черное оконце с вонючей водой, белый носок моментально промок.
– Зараза! – Ленка оценила ущерб. – Да сдался ты сто лет!
–… планшет, – насмешничал противный старикашка.
– И планшет твой на фиг!
Туча мелких мошек вилась около лица. Воняло сыростью и гнилью. Мешались ватные завесы тумана. Еще и ноги по самые щиколотки проваливались в вязкую жижу – конец кроссовкам. Оконцев стало еще больше. Куда дальше? Она всхлипнула:
– Эй, старикан, где ты? Ты зачем завел меня в болото?
Закрякала утка, забулькал тетерев, заревела корова, завыла собака. И снова тишина, только болотная протухшая каша причмокивала с аппетитом. Рядом тоненько захихикали. На ковре из беленьких цветочков с желтыми сердцевинами сидела женщина. Странная, конечно. Тело тонкое – а еще Ленку мать называла дрищем – голова с наперсток, глазки маленькие и выпученные. Разрядилась в меха из мха (чуднАя! весна же), в густых волосах мелкие желтые цветочки.
– Женщ…
Мать всегда бесились, если ее в очереди называли женщиной, Ленка решила расположить к себе незнакомку наверняка:
– Тетенька, здрасьте!
Та приветливо кивнула, не сбежала, как противный трухлявый гриб.
– Я тут, эта, заблудилась. Немного. Как к деревне выйти?