Лицевая-изнаночная

– Иду на запах. Отлично пахнет, – сказал он, присаживаясь за стол и с аппетитом потирая руки.

– А где Юля? – спросила Наташа.

– Может, руки пошла помыть? – Борис положил себе на тарелку оладьи и потянулся за сметаной.

Вдруг в коридоре хлопнула входная дверь. Все переглянулись.

– Юля? – вопросительно окликнула сестру Наташа.

Ей никто не ответил.

– Ушла, – сказала Нина.

Борис нахмурился, и его рука с блином на секунду повисла в воздухе.

– Давайте пить чай, – твердо сказал он и, как от назойливой мухи, отмахнулся от неприятных мыслей.

– Я тут Наташу пригласила к себе в гости на Рождество, вместе с Юлей и тобой, Борис, – растеряно сказала Нина. – Так что жду вас всех 7 января, надеюсь, Юля тоже придет, а если нет, вы ей расскажете, как всё прошло. Я её понимаю.

Нина обернулась к Наташе:

– Мой сын тоже не в восторге от этого всего, но на Рождество всё таки придет. Хочет познакомиться с Борисом.

– Надеюсь, Юля тоже. Я с ней поговорю, – пообещала Наташа.

– Сердцу не прикажешь, она должна сама принять решение, не нужно ее силком тащить, уговаривать, а то никакого знакомства не получится, только лишние обиды появятся, – Нина разливала заварку по чашкам.

Борис, как всегда, ел с аппетитом и с набитым ртом ответил:

– Юля у нас всегда такой была. Еще в детстве умудрялась всех вокруг себя закрутить. Так чем меньше мы будем на ее поведение обращать внимания, тем лучше.

«А не поэтому ли она себя так вызывающе ведет? – вдруг пришло Нине в голову. – Если с детства всё семейство старалось не обращать на нее внимания. Вот она и старается изо всех сил, чтобы с ней считались».

Нина вздохнула, ей стало жалко Юлю, и обида, которая неприятно саднила, вдруг улетучилась.

– Ничего, ее можно понять, еще неизвестно, как бы я себя повела, если бы моя мама вдруг взяла и вышла замуж после смерти отца. Я на месте твоей дочки не была, – заметила Нина.

– Вот что мне в тебе нравится, так это доброта, – ответил Борис.

«Почему доброта? Вовсе я не добрая, просто могу влезть в шкуру другого человека. Но делать что-то лишь бы другим было хорошо в ущерб себе?..» – Нина задумалась и поняла, что именно так она и поступала почти всегда.

«И разве это доброта? Люди называют это таким красивым словом, а сами просто пользуются такими, как я», – Нина еще раз вздохнула.

– Не переживай ты так за Юлю, – по-своему истолковал ее вздохи Борис.

Нина пожала плечами и легко встала, давая понять, что не хочет больше об этом говорить.

12.

Нина все же переехала к Борису, несмотря на недовольство своего сына и ревность Юли. Правда, не сразу, а ближе к 8 марта. Свою квартиру решила сдавать, чтобы были дополнительные деньги к пенсии. Это, кстати, и примирило Андрея с существованием Бориса, ведь когда она вышла на пенсию, сын переживал, что Нина слишком мало получает, а его помощь брать отказывается.

В конце концов, с существованием Нины смирилась и Юля.

Внуки Бориса – Артем и Данил – и внук Нины, Димка, оказались почти ровесниками и крепко сдружились, да так, что начали называть друг друга братьями. Димка был счастлив, ведь до этого момента он рос в семье один.

С собой в дом к Борису Нина взяла портрет мужа и поставила его на видное место, рядом с портретом Ольги.

– А кто эта женщина? – спросил однажды у нее Димка.

– Это бабушка Артема и Данила, первая жена деда Бориса, – Нина глянула на внука и заметила, что он как-то странно смотрит на портрет.

– И куда она делась?

– Умерла.

Дима пожал плечами:

– А зачем она рядом с нашим дедом Игорем стоит?

– Потому что это полка памяти, тут стоят портреты людей, которых мы любили.

Мальчик помолчал:

– А когда ты умрешь, тебя тоже на эту полку поставят?

– Возможно, откуда я могу знать? Я же уже умру, – Нина улыбнулась, хотя Димка уже и учился в школе, а вопросы задавал совсем детские.

– Я поставлю, – заверил ее внук, крутанулся и убежал во двор. Детям долго рассуждать о смерти несвойственно.

Нина жила с Борисом довольно мирно, они не ссорились, бывало, спорили, но до обид не доходило. Когда сошел снег, и на лыжах стало невозможно кататься, они стали подолгу гулять с Бастелом, а потом, не сговариваясь, решили, что было бы неплохо сесть на велосипеды.

– Только вот сомневаюсь, а это нормально в 60 лет? – испугалась своих желаний Нина.

– А почему нет? Если здоровье позволяет, то, конечно, нормально.

– И то правда, – Нина помолчала, углубившись в вязание, а потом опять спросила. – А что скажут дети? Андрей точно начнет критиковать.

– По большому счету, я думаю, им все равно, у них своя жизнь, им до нас нет дела, – ответил Борис. Он любил разгадывать кроссворды, и сейчас сидел за одним из них, поэтому говорил задумчиво, делая паузы.

– Тогда нужно денег подкопить, чтобы купить велосипеды, – Нина приподняла взгляд от вязания.

– Согласен, – ответил Борис и, нацелив карандаш на кроссворд, как коршун, клюнул им бумагу, с усилием написав какую-то букву.

В последнее время Нина думала о том, как сильно изменилась ее жизнь, причем, это касалось даже не того, что теперь она жила с другим мужчиной, в другой квартире, самое главное, поменялись привычки, отношение к себе и людям.

«Кто я была раньше? – рассуждала про себя Нина – Можно сказать, тётка. Пока дети были маленькие, жила только их жизнью: лечила, кормила, одевала. Потом занималась огородом, разговаривала про рассаду, урожай, и рыбный клёв, который всегда так волновал Игоря. С Верой болтали по душам, но тоже всё про дачу и закрутки. Тётка, как есть. А сейчас? Лыжи, велосипед, джинсы, давление нормализовалось, пяток лишних килограмм сошли. Всё как в 20 лет, словно жизнь только начинается».

Она опять оторвалась от вязания и вздохнула, потому что в 20 лет кажется, что впереди бескрайний океан времени и можно делать, что хочешь, тратить его, как заблагорассудиться. А в 60 лет? Она прислушалась к себе и поняла, что времени достаточно, страха потратить его не туда и не с тем человеком, у нее нет.