А потом тревога требует убегать –
от постылого старого мужа в чужую кровать,
от ответа за воровство, враньё, за сказанное невпопад…
Ты не можешь остановиться, и призраки тьмы не спят.
А потом, на рассвете, умаявшись от беготни,
написав подробно, как чилят твои ступни,
ты уснёшь на время поверхностным нервным сном,
и осыпятся камни зыбких твоих основ.
Нега
Ещё морозен по утрам
чуть дымный воздух февраля,
и серебрится в тишине
ветвей магический изгиб.
Хрустит и розовеет наст
в рассветном мареве зари,
и пламенеет вдалеке
рябин насыщенный коралл.
Хохлатый ловкий коростель,
проснувшись, трапезу открыл;
снегирь, игравший допоздна,
легко покачиваясь, спит.
И пробуждается другой,
чуть различимый, аромат,
и нега томная плывёт
пьянящим запахом весны.
Зачем?
Как можно передать туман
слепым, бесчувственным, глухим,
кто, пряча собственный изъян,
всю жизнь накладывает грим
на основание души,
на многогранность бытия,
кто ненавидит, нелюбим,
кто избегает острия?
Кто избегает понимать
несоразмерность карт и схем,
умея лишь предполагать
об иллюзорности систем?
Зачем тому повествовать
о красоте туманных утр?
Зачем душою обнимать
того, кто правилами мудр?
Пыль
И выключи в себе училку –
она тебе мешает жить.
Чем о невежестве тужить,
чванливую сотри ухмылку.
И поработай над собой.
Другим ты не судья, и славно.
Всегда одно и то же главно: