и хорошо, и неприметно.
Он сам себе принадлежит.
Его свобода многоцветна.
Он был прозрачен, как простак,
доступен, чист и неподкупен,
потом затоптан, и впросак
всё попадался многим людям.
Но, выбирая быть собой,
он улетал и возвращался;
блестел, кружился, улыбался –
искристый, чистый, голубой.
Легко ему свободным быть.
Он, белой шубы не жалея,
накрыл террасы и аллеи
в надежде холод победить.
Тихое таинство
Тихий Сочельник. Светло и уют.
Пахнет весной. Ясноглазые блики
розовых всполохов неба плывут.
Смотрят сквозь ветви священные лики.
Тихая радость. Затеплился свет
в утреннем Солнце благого рассвета.
Нет непогоды и сумрака нет.
Радостью этой душа отогрета.
Тихое таинство. Матерь Христа,
миру родившая светлое Чудо,
не отреклась от святого креста,
чтоб не боялся Спаситель Иуды.
В первозданном серебре
В первозданном серебре, в облачном тумане,
с красотой наедине, в снежно-белой раме
соткан белый-белый день из хрустальной нити,
и бликует светотень. Профиль Нефертити
высечен на небесах лунною дорогой.
В разметавшихся снегах зимнего немного.
Вёсны, поступью легки, не сказав ни слова,
зажигают огоньки снова, снова, снова,
и туманами плывут зори на восходе,
и сияют там и тут звёзды в хороводе.
Покаяние
Закрывая людскую грязь,
мерзость помыслов, слов и дел,
отстранённо, не торопясь,
отрезвляющий снег летел.
Грязных образов перебор,
самомнений и суеты.
Покаяние – приговор
обладателям пустоты.
«Я» – в начале и «я» – в конце,
в чужой жизни, в чужой судьбе