Тёмная история. Чело-вечность
VII
. Ничей.
Постепенно мы с Мигелем снова разговорились о всяком и разном, людском и навьем. Сени не было слышно – в воздуховоде воцарилась гулкая тишина. Лёлик так и сидел под столом, но уже заметно расслабился и изредка выглядывал из своего укрытия, с любопытством зыркая на меня блестящими глазками. Такое он явно видел впервые, да спрашивать о чём-либо, чуя шаткость своего положенья, опасался, дабы не спугнуть собственную удачу и не лишиться безопасного убежища.
«А я ведь бывал здесь.. раньше, – произнёс я, на силу что-то припоминая. – Правда, в другом качестве и с другой целью».
Вспомнить бы, с какой именно? Но что-то память меня предательски подводила. Да, давненько это было. Мир с тех пор с ног на голову перевернулся не раз. А уж что со мной сами сталось…
Я поджал губы и грустно усмехнулся, продолжив: «Ваш мир… Говоря по правде, не показался мне таким уж особенным. Разве что изнанка близко: рукой подать. Это далеко не везде так. А в целом…»
Слегка нахмурившись, я резко замолчал. Да, тогда я не преуспел. Всё равно что на ровном месте споткнулся. Мигель больше не задавал мне щекотливых вопросов, но я спиной чувствовал его взгляд.
За окном, насилу пробиваясь сквозь скатанный войлок густых туч, едва-едва брезжил мерклый рассвет, нехотя предвосхищая новый день, пока ещё заспанный и немножко угрюмый.
Не оборачиваясь, я произнёс: «Ты, должно быть, устал: шутка ли, целая ночь!»
Но Михаил лишь отрицательно покачал головой, зная, сколь зыбко само моё присутствие, и что в любой момент я могу уйти по-английски, а попросту так исчезнуть на неопределённое время, может, даже и навсегда. Человеческий век недолог, жизнь.. мимолётна. Зато длинна Вечность, из жизней состоящая. Размеренная в своих повторениях, точно цепь, где первое звено неминуемо замыкается на последнем, откуда ни начни их считать.
И тут я наконец заметил, что не так с окном, в которое я то и дело рассеянно поглядывал. Интересно, когда это у меня вообще появилось.. отраженье? Ты смотри! Вот так вот, будто само собой разумеется! Какое уж до меня дело равнодушному стеклу, скажите-ка на милость? По ту сторону же ритмично и монотонно пульсировала жизнь, пробуждаясь после промозглой ночи. Она то нарочито шумно вздыхала хрипло пререкающимися гудками автомобилей, то тихо с робостью замирала присмиревшим ветром в красочных, но давно омертвевших листьях придорожных клёнов и лип, то сквозила холодеющим Солнцем из-за мутных облаков, непредсказуемая, но постоянная в своих проявлениях. Жизнь…
Я смотрел на своё новообретённое отражение, не мигая. Я вспоминал. И сквозь завесу беспамятства начинали проступать размытые силуэты, будто в густом тумане вдруг проявляются очертания, возникая из дымки внезапно, стоит лишь приблизиться к ним вплотную.
Воспоминания.. будто черти из табакерки… – невольно подумал я, искоса взглянув на нового постояльца.
..Знакомый узор светил, рассыпанных в бездонных глубинах небосвода, сплетающийся в галактики, зыбкое витиеватое кружево, обрамлённое гравитационными петлями. Строгие и величественные врата молчаливого Храма, чуждого равно молебнам и мессам, а завсегда приветствующего одну только благословенную Тишину вместо помпезных литургий. Лицо Учителя. Святая святых – Цитадель – ещё более мрачная, таинственная и немая, нежели Храм. А в довершении.. бесконечно долгая, безысходная тьма саркофага. Череда ледяных игл, с равнодушной жестокостью впивающихся в кожу. Невозможно и пальцем пошевелить. Заживо погребённый в заиндевелом склепе, я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: почему? Хотя не должен был, по идее, задаваться вопросами. Не положено. А ты смори.. оставили ведь, не утилизировали сразу.
Всему, что ранее виделось мне иначе, всему, что прежде не имело названий, я дал имена, подобно Адаму в Эдемском саду, правда, я не был так оригинален, как мифический праотец человечества, и ничего не выдумывал. Я просто искал сходство с тем, что видел сейчас вокруг себя. Вот так саркофаг стал саркофагом. А Храм – храмом. И мне казалось, в отождествленьях своих я достиг некоторого успеха, да так, что сам уже не в состоянии был сказать с уверенностью, какому из миров больше принадлежу.
Глава
VIII
. Пепел.
Я всё смотрел на себя и не мог поверить, что то, что я вспоминаю сейчас, было взаправду. Было.. со мной.
..Моя планета, где располагалась Цитадель (хотя планета – понятие слишком уж тесное), истощённое солнце, уже не способное фениксом возродиться из праха, и однообразный пустынный ландшафт… Выточенные будто бы из обсидиана стены Храма, испещрённые причудливыми арабесками – все эти внушительные виды восставали предо мной исполинами, неохотно пробуждающимися от своего мёрзлого оцепенения. В сравнении с ними я мнился себе таки крошечным!
Вдруг отраженье в стекле переменилось. До того неожиданно, что оторопь взяла. Это был по-прежнему я, но.. какой-то другой. И этот другой, поглядев на меня исподлобья, зло усмехнулся. Я точно так не умел. Я основные-то человеческие эмоции освоил еле-еле. А тут.. так красочно и с подтекстом.
«Цап-царап», – прошипел он ехидно.
Но самым жутким было не это, а его глаза. Мои, но чужие. Страшные настолько, что и не описать.
Я отшатнулся прочь. Михаил, тем временем, обеспокоенно поднялся с места, проследив за моим взглядом. Однако того, другого в оконном стекле уже и след простыл. Я на секунду онемел, обернувшись и беспомощно глядя на молодого мага. Нет, он его не видел. Но явственно уловил что-то. И тут я услышал некий посторонний звук, которого не замечал раньше. Серия частых-частых ударов, таких, как когда барабанят пальцами по столу, только это были не пальцы – это дрожал хвост чертёнка, отбивая по полу свою канонаду.
Я не спеша заглянул под стол. На меня уставились круглые как блюдца глаза Лёлика с расширенными до предела зрачками. Он весь дрожал.
«Ты.. – начал я вкрадчиво, дабы не напугать несчастного ещё больше, – его тоже видел?»
Чертёнок неопределённо мотнул головой, и показал двумя пальцами на свои глаза, как бы на что-то намекая. Долее я расспрашивать его не стал, предельно чётко осознав, что большего не добьюсь.
«Что произошло?» – деликатно осведомился Мигель в свой черёд.
«Я.. я.. не знаю. Померещилось что-то… – неуверенно отозвался я и вымученно улыбнулся. – Пройдёт. Так бывает.. память…»
Я провёл ладонями по вискам, легонько сдавив их, пускай в этом не было никакого смысла, и выдохнул. А после долго ещё с дотошностью разглядывал своё отраженье, силясь сызнова разглядеть самозванца из Зазеркалья, затаившегося в обрамленье окна. Вот бы вытащить его оттуда за грудки и с пристрастием допросить. Тут и одного меня более чем, что за шутки такие? Цап-царап… Скажите пожалуйста!
Ворошить прошлое мне как-то сразу расхотелось, но, тем не менее, я понимал, что рано или поздно придётся заглянуть в этот тёмный страшный колодец, в пресловутую табакерку с чертями – не захлопнулась бы крышка сверху, точно мышеловка.
Почему я вообще оказался здесь? В такую-то сомнительную командировку едва ли отправляют в награду за безупречную службу. Скорее уж это позорная отставка с лишением всех присвоенных ранее регалий. Или.. самый обычный побег. Въедливое как щёлок воспоминанье никак не давало мне покоя. Вороша остывший и порядочно отсыревший уже пепел, я пытался разглядеть в нём отблески былого пламени, но тщетно.
Если мне «повезёт».. прежде, чем я успею дознаться до правды… Они придут за мной, – прикинул я мимоходом и содрогнулся. Да, теперь я не понаслышке знавал, что такое страх – он врос в меня, подобно ненасытному паразиту, своими хищными корнями опутав сознание и пробуравив насквозь. Но Они… Они были, пожалуй, больше, чем просто страх. Хранители. Бдительные Стражи, безжалостно и легко искореняющие всё, что идёт вопреки: фальшь в музыке сфер недопустима. Каждая опечатка в хрониках мирозданья должна быть вымарана. Я в свой черёд без особого энтузиазма сознавал, что сам, до последнего завалящего кварка своей натуры и есть такая вот злополучная «опечатка». А уж за чьим авторством? Кто виноват в недостатке моей конструкции и что делать? Сказать наверняка я не мог.
«Пожалуй, толку от меня сегодня больше не будет», – с натянутой усмешкой выговорил я, стараясь не выдать своего внутреннего состояния, и, не слушая возражений, просто.. исчез.
Глава
IX
. Пленник.
Я сидел на потемневшей от прошедшего дождя лавке и отрешенно ворошил последние опавшие листья когтями пальцев ног. Сколько же всего я передумал за эти пару дней, и не перечесть, да только толку? Настырное отраженье никуда не исчезало, и теперь преследовало меня повсеместно, в стеклах витрин, в зеркалах автомобилей или вот.. в луже под ногами. Правда, вело оно себя пристойно, ничем не выдавая своего недружественного настроя. Может, просто затаилось? Допытаться у него так или иначе не выходило: на контакт двойник не шёл.
На город спускались ранние сумерки, сырые, ветренные, неуютные. Ах, ну мне ли думать об уюте? Не жили хорошо, как говорится. А всё-таки хотелось чего-то, вот сам не понимал даже, чего и зачем…
Когда совсем стемнело, из-под лавки с тихим стрёкотом выползла странная тварь и принялась деловито копошиться на сиденье, вытягивая из подбрюшья тонкие склизкие нитки, которые затем вполне самостоятельно расползались от неё в разные стороны, образуя клейкую паутину. По внешности я не судил, так что её присутствие меня едва ли беспокоило. У всех свои дела в этом здесь и сейчас, в конце-то концов.
Длинное многосуставчатое тело вздувалось и изгибалось, изобилуя ножками-отростками, на животе виднелись присоски. Голова была маленькой, и состояла главным образом из пары хелицер. Навскидку существо чем-то походило на гигантскую изоподу, однако упорно навевало ассоциации с паразитическими червями. Впрочем, ничего такого. Обыкновенная лярва. Отвалилась от кого-то: то ли некомфортно стало, то ли взять нечего, мало ли. Теперь будет новую жертву искать, – подумал я между делом, пока тварь продолжала нервно возиться, то забираясь, под лавку, то выползая опять. Без носителя они долго не живут. Навьим вообще туго здесь приходится без сподручного тела. Но жалеть паразита я бы не стал – до того он был раздобревший.
Безглазое созданье явно нервничало, раскидывая ползущие по дороге змеями сети – место не проходное, сама лярва далеко не уйдёт – не та разновидность. Хорошо хоть погода пасмурная и темнеет так скоро, будто дня не было вовсе – а то без защиты физической оболочки они очень чувствительны к свету, он ведь дуален, до всякого доберётся.
Промыкавшись какое-то время, паразит обречённо и как-то нехотя попытался заползти мне на спину и сей же миг пронзительно запищав, как ошпаренный, завалился назад, судорожно сгибая и разгибая тонкие ножки под разными углами. Я только головой покачал. Всё-таки разум – ценное приобретенье, как ни посмотри. Лярва же умом похвастать не могла – да по большому счёту он ей без надобности. С усилием перевернувшись, она обиженно заползла под скамейку.
Вдруг в тишине парка раздались чьи-то шаги: кто-то, припозднившись с работы, решил наискось сократить путь с остановки, находящейся за рядами нагих деревьев, чёрных впотьмах, будто кружевной платок на край неба набросили. Это был мужчина средних лет: вот и всё, что я мог о нём сказать, прочие подробности нетерпеливо проглатывала жадная темнота. Прохожий возбуждённо говорил по телефону. Человеческий голос в акварельно раскрашенных рыжими фонарями сумерках приобретал налёт потустороннего, будто это он, живой, случайно забрел на изнанку вещей, в Навий мир, а не лярва в гости в Явь наведалась. И даже казалось, что ненароком оказавшийся в нехорошем месте человек сам по личной инициативе беспокоит местную нежить, а не наоборот.
Разговор не задался, и мужчина перешёл на повышенные тона. Лярва же живенько задергала усиками, просовывая их между досок. Возле лавки будущая жертва остановилась, зло швырнув портфель на сиденье и не удостоив мою персону даже беглым взглядом, хотя меня-то мужчина видел прекрасно, пускай и по-другому. А вот то, что сейчас воодушевлённо ёрзало под лавкой – нет. А решил он остановиться именно здесь, потому как это она его одурманила и приманила – сквозь пространство липкой паутиной тянулись клейкие нити, льнущие к негативным эмоциями, присасывающиеся к ним намертво, пульсируя, точно вздувающиеся тела качающих кровь пиявок. Радиус действия сети невелик, но, если попался – пощады не жди. Хорошие силки, надёжные – это навьи умеют. Мужчина уже весь был облеплен осклизлыми нитками, которые червями вились и ползли по его ногам вверх, цепляясь за куртку, руки, опутывая кисти, лезли в горло, лохмами свисая изо рта. Зрелище ещё то, скажу я вам. Однако, чему тут удивляться?
Вскоре, удовольствовавшись проделанной работой, из темноты под ногами выползла и сама инициаторша этого пира. Пора было занимать новый плацдарм – силы, чтоб закрепиться, в ней уже были. Я без особого участия наблюдал, как тварь тяжело карабкается по человеческому телу, перебирая бессчётными ножками. Мужчина же будто оцепенел, продолжая вести злокозненную беседу по телефону, но уже заметно сникнув. Да, должно быть, проголодалась лярва: много и сразу взяла – обычно они менее опрометчивы, так ведь и убить недолго в раз и снова мыкаться. Подобного рода приживал я навидался ещё в самом начале своей бытности здесь, потому их повадки мне были известны и не интересовали ни мало. В Зазеркалье и не такое увидишь.
Не знаю почему, мужчина вдруг замолчал, убрав трубку в карман, и посмотрел на меня. Что уж он там углядел сквозь морок, поди разбери, однако в стремительно мутнеющих глазах застыла немая мольба. Лярва уже почти умостилась на спине, верхними лапками зацепившись за края рта и жутко растянув его в стороны, другую пару лапок запустив в уши, а третью намеревалась вонзить в глаза. Крупный паразит, такой и под контроль взять может, а не просто испортить характер. Ну это пока не высушит до донца, конечно.
Не знаю, что меня дёрнуло, однако я встал с места и, тихонько вздохнув, оторвал уютно угнездившуюся, было, лярву от спины мужчины. Она возмущённо зашипела, а за её вынутыми из человеческого рта лапками потянулись пучки клейких тенёт.
Точно не владея собственным телом, незадачливый пленник шарахнулся прочь, так, будто он – кукла, которая только-только учится ходить. Выдохнув, мужчина рухнул на лавку, судорожно сжав ручку портфеля с ноутбуком. Я стоял и задумчиво смотрел в затуманенные глаза, поглаживая удручённо шипящую лярву, точно кошку, которой никак не хотелось сидеть на руках, а мне приспичило вдруг её приласкать.
Вот куда я лезу? – мысленно отругал я самого себя. – В чужой монастырь! Никогда ранее ни в чём подобном замечен не был, а тут поглядите.
«Знаете, у меня дочка родилась недавно», – мужчина слабо улыбнулся обескровленными губами.
Это внезапное откровение вовсе не показалось мне неуместным.
«Знаю», – невозмутимо ответил я.
Я ведь и вправду уже всё-всё о нём знал. И о дочке, и о подпорченном тяжелыми родами здоровье жены, о непростых отношениях с матерью и о просроченных выплатах по кредитам, будь они неладны. И ещё тысячу мелких подробностей и неприглядных тайн. Любопытство не порок, – оправдывался я перед самим собой же. – Надо же мне как-то их изучать. Людей. Обычных людей в их естественной среде обитанья.
«Спасибо», – выдохнул вдруг человек и, с трудом поднявшись, будто в трансе поплёлся по дороге к выходу из парка, белый, словно полотно, но вымученно улыбающийся.
Я всё так же задумчиво стоял, поглаживая рассерженную лярву, и провожал его взглядом. Почему-то он решил, что я – его ангел-хранитель, милостиво низошедший с небес. Вот, казалось бы, с чего вдруг? Морок.. такая штука.. каждому своё покажет. Я в настройки по умолчанью не лез. Ну а сходство с ангелами навскидку у меня было только одно – ни я, ни они в заботах своих не ведали сна.
Глава
X
. Приют всех заблудших.
Когда мужчина скрылся из виду, я поглядел на смирившуюся уже лярву, мерно шевелящую ножками, которую я по-прежнему аккуратно держал на руках. Что теперь с ней? Куда? Не Мигелю же нести, право слово – у него и так вон Сеня с Лёликом, богадельня какая-то, не иначе. Приют всех заблудших. Хоть вывеску вешай.
Пока я с прискорбием рассуждал о дальнейшей судьбе паразита, и как бы его и куда теперь пристроить (снова высадить на человека рука не поднялась бы), мои затруднения решились сами собой: из-за деревьев, чуть в стороне, куда не попадал пронырливый свет фонаря, появилась тонкая женская фигурка, одетая явно не по погоде: тёмное платье с небрежно оборванными краями, больше похожее на лохмотья, трепал выстуженный ветер. Будто она шла с костюмированной вечеринки в ночном клубе, не удосужившись сменить наряд на нечто более подобающее сезону. Ни куртки, ни шапки, да к тому же девушка была, как и я сам, босой.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что моими делами заинтересовался кто-то с изнанки. К тому же, у морозоусточивой дамы, как и у моей новой воспитанницы-лярвы, не было глаз – вместо них зияли пустые тёмные провалы, на дне которых едва теплился алый огонёк. Да ещё рот неряшливым разрезом расходился до ушей, обнажая челюсть и неправдоподобно длинные острые зубы.
Тем временем девушка подошла совсем близко и, капризно притопнув маленькой ножкой, прошипела: «Вот чего ты влез!»
Я смущённо пожал плечами. Действительно, чего?
«Давай сюда!» – капризный тон сменился на командный.
Я послушно отдал лярву, потянувшуюся лапками к девушке, как к чему-то близкому и родному.
Видя такую покорность, дама чуть смягчилась: «Ладно уж! Но ещё раз сунешься…»
Снова без лишних слов я согласно кивнул.
Окончательно от моей покладистости подобрев и игриво мне подмигнул чёрным провалом глазницы, она бросила через плечо, уже собравшись уходить: «До чего сговорчивый и хорошенький, смотрите-ка! Так бы и утащила!»
И, развернувшись, она по-кошачьи сомкнула пальцы с длинными почерневшими ногтями прямо перед моим носом. «Да только взять с тебя нечего, без души-то!»
Я непроизвольно отодвинулся от мелькнувшей перед лицом руки. У меня сразу возникла нехорошая ассоциация – цап-царап, – про себя выдохнул я. Нет, покойница тут была ни при чём, но такое совпадение точно не стоило списывать на простую случайность.
Дама же, хохотнув, танцующей походкой скрылась в темноте, оставив после себя флёр мёртвой плоти. В некотором замешательстве я посмотрел ей вслед.
…
Мигеля я вновь увидел спустя несколько дней, которые я провел, бессмысленно скитаясь по малолюдным улицам и скверам осеннего города, и отвлечённо созерцая всё подряд. Ну тут было на что посмотреть, и это отнюдь не дождливая вязкая серость: люди. Вот же поразительные существа. Рядом вроде бы стоят, а друг друга не замечают! Я, грешным делом, заподозрил, что поди мог бы и без морока обойтись – экономнее б вышло. Но решил, что лучше уж перестраховаться на всякий случай, чем ненароком довести какую-нибудь впечатлительную и зоркую старушку до инфаркта. Всё-таки два метра ростом, худой как жердь, глаза чёрные, когти в полпальца длиной… причёска та ещё… Старушки такое вроде бы не очень-то и любят, предосудительно ворча на молодежь за выверты с внешним видом. А тут.. ну вкупе выходило поболее даже, чем зелёные волосы, пирсинг в носу и татуировка на плече.
Интересно, а если не старушка и не ребёнок, а просто взрослый человек без явных проблем со здоровьем? Испугался бы? – с любопытством размышлял я, провожая взглядом случайных прохожих. Мигель вот и бровью не повел, помню-помню. Страх – это не про него. Пускай страхи и фобии всех расцветок и мастей практически неотделимы от человеческой натуры. Нет, ну какое всё-таки непривычное свойство! И до чего неприятное!.. Я никак не мог с ним сжиться, а оно со мной – запросто.
А я сам…
«Вы выглядите встревоженным… Вы чего-то боитесь?» – как всегда осторожно поинтересовался молодой маг.
Я вздрогнул. Не в бровь, а в глаз. Умеет он.
«Да, есть кое-что… Даже не знаю… Когда-то.. я считал их своими братьями. Хранители.. совершенные существа, не допускающие в своих деяньях ошибок ровно так, как действуют беспристрастные законы природы».
Я замолчал. А взаправду что я знал о них? Оказалось, не многое. Но раньше меня это не особо-то и волновало. Непринуждённо выуживать чужие тайны из чужих же тайников было куда как проще, чем разбираться со своими собственными. Мой рассказ от того становился всё более путанным и бессвязным, но Михаил меня не перебивал.
«..Знаешь, любая болезнь хоть и оправдана, но уродлива. Гармония же зачастую жестока: всё, что не вписывается в её устоявшиеся каноны, существовать не должно, ну или по крайней мере существовать долго, но я вот.. существую». Я виновато развёл руками, будто мне и правда стыдно. А, может, и в самом деле.. в своих ощущеньях я пока разбирался неважно.
«Сам не понимаю, зачем я вообще сбежал?.. Только тело.. это тело.. сначала его пришлось оставить. Но теперь… Как видишь…»
Да уж, на отвлечённые темы я говорил куда более складно и ладно, – мысленно отметил я, сокрушаясь о собственном косноязычии. Знать, как устроен мир, и не знать, как устроен ты сам.
«Когда Они придут.. (а как иначе?) всё будет кончено. Уж хорошо это или плохо… Я просто исчезну из всех доступных сводок мирозданья, как досадная полиграфическая опечатка, устранённая в новой откорректированной версии Вселенной. Прошлое непостоянно точно так же, как и будущее».
Я взволнованно потёр лоб подушечками пальцев. Надо же, это вышло у меня механически.
«А я бы хотел… Как же объяснить…»
Мой голос дрогнул и сбился.
На силу я всё же выговорил: «..Я бы хотел умереть. Как умирают люди. Ведь вы, будучи до того уязвимыми, обладаете поистине бесценным качеством: вас нельзя вот так запросто вычеркнуть, перепечатать и исправить, какими бы вы ни были: даже посмертно вы продолжаете существовать. Радужный мост над огненной рекой… Хотел бы и я его увидеть однажды!
Вы зовёте это поразительное качество бессмертием души, продолжая свой путь после потери вещественного носителя – физической, органической смерти. А мы.. мы в таком случае никогда не умираем.
Наши тела не имеют срока службы, предписанного им по техническому регламенту: они существуют как более плотные оболочки наших сугубо информационных сущностей. Вы же, сознавая свою телесную ограниченность, от безысходности и мрака вынужденного существования в мире, подверженном неминуемому распаду на атомы, утончаете само чувствование жизни. Вы ищете в этом неприглядном вертепе Бога, и, раз за разом перерождаясь, строите лестницу в Вечность: не все по этой хлипкой переправе дойдут, конечно, и тем не менее».
Я выдохнул, рассеянно глядя на собственные руки. Лёлик мирно дремал на коленях молодого мага, обернувшись откормленным чёрным котом: всё бы ничего, только мне казалось рога – не самый очевидный кошачий атрибут. Михаил, однако, не обращал на это никакого внимания, размеренно гладя диковинного зверя и слушая меня. Нет, я не надеялся на сочувствие и не нуждался в утешении. Мне просто необходимо было упорядочить хаотичный массив данных – чувств и эмоций, с которыми я до сих пор обращался так по-варварски небрежно и неумело.
«Вы зовёте этот тернистый путь путём сердца, так как ваш склонный к ошибочным сужденьям разум в юдоли вышней зачастую беспомощен. Мы иные. Наше мышление – предельное проявление логики. Не людской, отнюдь. В общем.. у нас полностью отсутствуют многие ваши такие обыденные чувства, и не возникает никакого желания выйти за какие-то там «рамки» дозволенного. Этих «рамок» для нас просто-напросто не существует. Мы – совершенные дети совершенного Создателя. Зеркала Его глаз, свитки его творенья. Его пальцы, осязающие мир. Можно сказать.. можно сказать, мы отражаем свет Солнца или же пропускаем его сквозь, не задерживая, в то время как вы.. вы преломляете его. И это свет, пройдя сквозь вас, становится уже.. чем-то, если и не количественно, так качественно другим: радугой, перламутровыми лентами спектра».
Я умолк. За окном дождь что-то тихо, почти заговорщически, прошептал редкой листве старого дуба, легкомысленно запутавшись в его раскидистых ветвях, точно в раскинутом невпопад рыбачьем неводе. Собственная спонтанная исповедь порядочно меня опустошила. И ощущение внутреннего вакуума было таким глубоким, что мне почудилось, будто бы я уже одной ногой провалился в пустоту.
Внимательные голубые глаза моего собеседника, носящего одно имя на двоих с грозным Архангелом и чутко слушавшего меня всё это время, неотрывно следили за изменениями в моём лице, в то время как сам я рассеянно наблюдал за тем, что осталось от осени: надо сказать, не многое. Разве что, ветер и сырость. А красота? Ушла куда-то. Что она такое вообще? Как её понять?