Красавица для Чудовища

Она отбросила таз с постиранным бельём на землю, которое собиралась развесить сушиться на ещё тёплом осеннем солнце, и подбежала ко мне, чтобы больно обхватить руками мои плечи и хорошенько меня встряхнуть:

– Иванна! Нет! Тебе ни в коем случае нельзя так делать!

– Как? – испуганно переспросила я тогда, потому что не понимала, что из моих действий ей пришлось не по нраву.

– Магия! Тебе нельзя ею пользоваться! Это опасно, Иванна! Никогда, слышишь – никогда! – не смей поднимать с земли листья! Или делать ещё что-то необычное! Тебе необходимо держать свою силу в себе и никому и никогда её не показывать! Ты поняла меня, Иванна?!

В тот день она выспросила меня обо всём том, что я умела делать, и приказала смотреть на неё или на маму, чтобы понимать, что можно, а что нельзя. Я ужасно испугалась того, что разозлила её, что делала плохое, то, что делать не следует. Я задавила в себе магию. Спрятала её ото всех, и от себя в том числе.

Я смогла отказаться от дара, от удобств, что он приносил, да, но магия никуда не исчезла. И через несколько лет дала о себе знать.

Только-только стало известно о гибели отца на приграничной войне, куда его несколько лет назад призвал Король. О, эта война казалась бесконечной и была символом несчастья всех жён, какое бы положение не занимали их мужья. Стычки на границах вспыхивают и по сей день. Наш враг не желает отступать в попытке захватить Королевство.

Именно тогда мама и бабушка были вынуждены пойти в услужение к кому-то, кто мог предоставить нам крышу над головой, горячую миску супа и кусок хлеба. Без отца мы уже не имели возможности жить той жизнью, к которой привыкли.

Естественно, уже скоро об этом знали все соседи, в том числе злой мальчишка, сын одного из торговцев, который быстро набирал очки в глазах Короны. О, этот мальчишка любил меня дразнить и до случившегося, но в тот раз перешёл все мыслимые границы, назвав моего отца трусом, которого убили из-за попытки сбежать от сражения.

Наверное, тогда-то и началось моё нетерпение к несправедливости.

Я жутко разозлилась, и мальчик в то же мгновение взлетел в воздух, а затем с силой ударился о землю. Он сломал руку, и во мне тоже что-то сломалось. Я испугалась своих сил. Безумно! Я никогда не хотела причинять кому-либо вред, как бы сильно меня не разозлили.

Сыну торговца помогла бабушка. Она каким-то образом убедила его, что он упал сам, что я к случившемуся с ним не причастна. Ума не приложу, как ей это удалось, но мы спокойно покинули родной дом, и я больше никогда не видела того мальчика.

С тех пор моя магия затихла на долгое время, но сильные чувства её нет-нет да пробуждали. Я жутко боялась, что однажды кто-нибудь от неё пострадает, потому что больше не могла контролировать её силу. Поэтому душила своё проклятье со всем своим внутренним рвением. А позже узнала, что моя магия опасна не только для окружающих, но и для меня самой.

И вразумила меня вновь бабушка, поведав древнюю историю.

Она рассказала мне, что давным-давно таких, как я, было много. Что они, не скрываясь, использовали свою силу, помогали страждущим, защищали невинных, ну и попросту жили обычной жизнью среди обычных людей. Но однажды тогдашнему Королю перестало нравиться то, что кто-то обладает силой больше его собственной. Эти девушки и женщины его пугали. Он принял решение, что Корона должна управлять такими же простыми людьми, как он сам. Никакой магии. Никакой силы, которая может угрожать его положению.

Настало время истребления магии. Таких девушек и женщин, как я, стали звать ведьмами, их заключали под стражу, а затем убивали.

И меня скорей всего Корона убьёт, если узнает, что я ведьма.

Младшая госпожа даже не представляет какой опасности меня подвергает. И себя, и свою семью. И самое главное – мою сестру. Впрочем, она и недолжна такое предполагать, верно? Если кто-то и что-то должен, так это я.

И в первую очередь – это научиться владеть своими чувствами. То, что сейчас произошло на кухне, никогда не должно повториться.

Я просто не имею права выходить из себя!

– Ты выглядела спокойнее, перед тем как уйти на кухню, – выводит меня из раздумий настороженный голос сестры. – Опять что-то случилось?

Ох уж это её «опять» – усталое, обречённое, словно передо мной сидит наша бабушка. Кстати, это уже не первый раз, когда я замечаю подобную схожесть, хотя Лилия, бучи здоровой и энергичной, очень мало времени проводила с бабушкой. Та больше следила за мной, а точнее за тем, чтобы я скрывала свою силу и красоту.

– Немного вышла из себя, – дёргано жму я плечами. – Но ничего серьёзного. Ешь.

– Пожалуйста, – взмаливается сестра. – Я и так весь день, как на иголках, только и строю догадки, одну хуже другой. Расскажи, что на самом деле сегодня случилось.

Я долго смотрю на Лию, раздумывая с чего бы начать, и так и ничего не придумав, осторожно спрашиваю:

– Скажи, тебе же нравилось в деревне у господ?

Оказывается, я зря переживала о том, что Лилии может не понравиться то, что ей придётся уехать в деревню и расстаться со мной. Да, после моего рассказа она долго возмущалась, спорила, огрызалась и переживала. Но я хорошо запомнила, как загорелись её глаза при упоминании деревни. Тут же вспомнилось, как она надолго пропадала со своими тамошними подругами и возвращалась с ярко блестящими глазами. Отголосок того блеска проскочил и тогда, когда я сообщила, что старшая госпожа возьмёт на себя обязательства по устроению её замужества. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что там есть юноша, который нравится моей сестре.

Она не сказала этого мне прямо, но вся её защита и неприятие будущего были не большим, чем обыкновенным страхом. Моя сестра перестала быть той энергичной и беззаботной девочкой, какой была пару лет назад. Конечно же, она хотела увидеть и подруг, и того юношу, но боялась того, как они все воспримут новость о её недуге. Захотят ли вновь общаться?

Я всё это понимала, убеждая сестру, что у нас в любом случае нет другого выбора – мы не имеем права не подчиняться воле господ, а сердце моё сжималась от боли за неё. Как же я хотела знать способ, который ей помог бы. Если не встать на ноги, то хотя бы принять себя такой, какая она есть.

В итоге, не обращая внимания на нахохлившеюся от обиды и злости как воробушек, сестру, я, сославшись на длинный день и усталость, уношу пустую посуду в такую же пустую кухню, где о случившемся напоминает вставленная в окно вместо стекла тряпица, и возвращаюсь обратно, чтобы тут же упасть лицом в подушку и крепко уснуть.

Глава 3

Начиная со следующего дня, я едва замечаю, как быстро ускользают минуты, дни, недели…

Каждую секунду отъезд из усадьбы господ всё ближе и ближе. А также расставание с сестрой. И безумно страшная встреча со столицей, с её обитателями и обитателями королевского замка. С самим Королём.

Получится ли у меня безупречно сыграть роль Глафиры, дочери господина Краз, наместника в пятом поколении благоухающего Юго-восточного края?

Впрочем, сама Глафира делает всё возможное и невозможное, чтобы получилось.

Бесконечная вереница объяснений, правил этикета, манер.

Я даже не догадывалась, что благородные девицы должны по-разному приветственно приседать перед господином в зависимости от его статуса. Это мы – слуги, кланяемся всем одинаково, а девицы обязаны приседать тем глубже и опускать голову тем ниже, чем выше положение у мужчины. Только у них. Женщины же все равны друг перед другом. Разве что сама Королева находится на ступеньку выше остальных. В данный момент у нас нет Королевы, – скончалась несколько лет назад, – и как с ней себя вести, Глафира не посчитала нужным мне объяснять.

Информации в голове появляется столько, что с каждым днём становится труднее дышать.

И спектакль разыгрывать приходится уже сейчас, при любом удобном случае.

Стоит любому из слуг приблизиться к нашей тесно-сплочённой компании ближе, чем на пять метров, как старшая госпожа начинает громко причитать о том, что, мол, с ума здесь, в родовой усадьбе, без своей кровиночки сойдёт, потому уедет вместе с ней, но только в деревню, куда возьмёт с собой лишь несколько слуг, чтобы на свежем воздухе мечтать о том, как её дочь станет Королевой. А если та не станет ею, так мать дождётся дочь там, в деревне, с распростёртыми, утешительными объятиями.

К слову, чем больше времени я провожу в компании старшей и младшей госпожи, тем больше узнаю обеих, тем удивительнее для меня является растущая симпатия к Глафире. Я долгое время считала её глупой и поверхностной, но то была маска.

Госпожа Ираида же пугает меня. Своей хваткой, хитростью и расчётливостью. Но при этом она обладает таким достоинствам, как умение держать обещания. Для меня это самое важное, потому что именно на её попечении я оставлю свою сестру.

Несмотря на обучение, ежедневное подражание Глафире по её же команде и под цепким, оценивающим взглядом, – обязанности её личной служанки никто не отменял. Те же уроки сестры по вышиванию, которые совершенно не хотят мне поддаваться – я лишь каждый раз истыкиваю иголкой все пальцы.

Мне приходится вставать ни свет, ни заря, делать приготовления к пробуждению госпожи, практиковаться в вышивании в любую свободную минуту, помогать госпоже одеться, самой нарядиться в господское платье, чтобы привыкать к дорогой ткани. Но всё это лишь до обеда – это время слугам строго запрещается беспокоить младшую госпожу. А затем нам накрывают стол в гостиной, и мне, конечно же, сначала приходится помогать, а затем и обедать-учиться. Что является особенным мучением, потому что я и поесть нормально не могу, и в приборах постоянно путаюсь, за что каждый раз получаю нагоняй от «учительницы».

Каким образом я поправлюсь до размеров госпожи, я не имею ни малейшего представления.

После обеда вновь информация. Много информации. Всего не упомнить, вот как ни старайся. Зато время ужина я провожу с сестрой на лоджии среди благоухающих растений в больших и маленьких горшках – это моё любимое время. Сестра, кстати, в какой-то момент смиряется с нашей общей участью и всё чаще заговаривает о деревне, о том, как сильно и изменились ли вообще её знакомые. Так же она безумно переживает обо мне, постоянно выведывает, что я узнала и запомнила из нового. Но в любом случае, в этот короткий час я дышу свободнее. А затем вновь красивое платье и украшения, приседания, танцы! И подготовка ко сну.

Меня по-настоящему беспокоит по какой такой причине Глафиру буквально передёргивает, стоит ей услышать или упомянуть самой Короля; как и то, почему она прикладывает столько усилий, чтобы избежать отбора. Вот я и не выдерживаю однажды вечером, расчёсывая её длинные белокурые локоны, и спрашиваю осторожно:

– Глафира, скажите, что не так с новым Королём? – а вот и дрожь отвращения, дёрнувшая её плечи. – Почему вы считаете его чудовищем?

– Потому что он и есть чудовище, – тихо и зло произносит она и присматривается ко мне через отражение в зеркале внимательнее, словно решает стоит ли мне доверить продолжение фразы. Решает, что стоит. Она резко поднимается со стула без спинки, обхватывает мои руки своими прохладными пальцами и усаживает нас обеих на край огромной кровати под балдахином, пока убранным подхватами к столбикам. Сужает глаза и говорит страшным голосом:

– Я кое-что о нём знаю. Почти из первых уст!