Надя обошла комнату, вернулась, присела на краешек кровати и спросила тихо, как провинившийся ребёнок:
– Ты обиделся?
– Что?… Нет, – Кидан обернулся к ней и сказал очень мягко: – Надя, я не животное. Я тоже не всегда хочу. Может быть так, что ти хочешь, а я – нет.
– А я – животное?
– Нет, я так не говориль.
– Вот я и не хочу.
Но в знак благодарности за то, что он понял её, не сердился и не настаивал, Надя слегка коснулась губами его щеки. Нежная, гладко выбритая кожа, чистая и упругая, пахла свежестью… Она уже узнавала его запах. Он её манил. И вот она коснулась его щеки во второй раз – чуть ближе к губам, потом провела губами по пушистым усам и, чуть улыбнувшись, осторожно поцеловала в губы.
– Тебе нельзя верить, – прошептал он. – Ти меняешься… Как ти меня целовала! – он прищёлкнул языком, полуприкрыв глаза. Надя улыбнулась – и завладела его губами с такой силой, что у него мгновенно вскипела кровь, и комната куда-то поплыла… Пару минут спустя Кидан вскочил, выключил свет, телевизор и бегом вернулся к ней. От её поцелуев он нагрелся, как утюг, его руки нетерпеливо стаскивали, сбрасывали её одежду – всю, до последней нитки, затем он также быстро разделся сам, и вот, когда его обнажённое тело впервые приникло к её телу, он, утопая в блаженстве, вдруг ощутил слёзы на её лице.
– Надя, что слючилось? – его голос прозвучал с неподдельной тревогой.
– Ты никогда ничего мне не скажешь…
– Тебе нужны слова?… Словам не надо верить.
– Когда я к тебе прихожу, ты даже не радуешься!
– Я радуюсь! Когда ти приходишь, ти сразу меняешь мою настроению, а ти этого даже не замечаешь, да?
Она всё продолжала всхлипывать.
– Ты меня не любишь!
– Надечка, это чувство… Ти мне нравишься, и я могу тебя любить, но нужно время…
Его слова перемежались поцелуями, от раскалённого тела исходил жар и какие-то иные токи, пронизывающие её насквозь, до сладкой дрожи. Сомнения и страхи её улеглись.
– Тебе так подходит, эре?
– Да!.. Да!.. – шептала она в такт его движениям, а тонкие руки обхватили его с неожиданной и властной силой.
– Моя маленькая! Моя маленькая!
Надя открыла глаза: прямо над ней из темноты выступало его лицо…
Никогда я не забуду твоих глаз и твоей улыбки в эту минуту – умных, нежных, всё понимающих, снисходительных, счастливых глаз мужчины, который сумел разбудить огонь страсти в своей неопытной возлюбленной.
…его лицо – и выражение этого лица поразило её: в его умных проницательных глазах, светящихся бесконечной нежностью и счастьем, ей почудилось что-то сверхчеловеческое. Он смотрел на неё, как смотрит мудрый учитель на свою маленькую ученицу, когда ей нетвёрдой рукой удаётся, наконец, вывести первую букву.
Потом долго лежал, прижавшись лицом к её животу и коленям…
Что ты сделала? Я не могу пошевелиться! Не могу и не хочу…Мне нравится твой запах! Здесь, внизу, тайный твой запах, идущий из недр твоего существа.
– Надечка, можно один раз так?
– Нет!
– Немножко.
– Нет.
– Чуть-чуть. Ми считаем – один, два, три – и всё. Пожалуйста, Надечка, один раз…
И когда, не слыша больше возражений, он сделал так, оба едва не потеряли сознание.
Несколько минут после пережитого шока в комнате царило молчание. Кидан первый произнёс:
– С тобой я устаю… Видишь, как я сильно… Я никогда не устаю! – и тут же умолк, спохватившись. Незавершённая фраза повисла в воздухе, но она молчала – ни о чём не спросила, не пожелала разъяснений. Казалось, она не совсем ещё пришла в себя.
– Первий её любовник и зовут его Кулья, – улыбнулся Кидан.
Он сам не понимал, как и когда это произошло, но он снова хотел её и вошёл так стремительно, что она не успела даже удивиться.
Она больше не чувствовала ни боли, ни желания сопротивляться – нет, всё, что они сейчас делали, было прекрасно. «Теперь я понимаю…» – подумала она, так же, как и он, не закончив своей и без того ясной мысли. И снова, как много – о, как много! – дней назад прозвучал его вопрос, по интонации больше похожий на утверждение:
– Твоё тело подходит к мне?
– Да? Подходит?
– Я тебя спрашиваю!
– Я не знаю…
– Если би не так, да, если би не подходило, ми би сейчас так не касались! – и добавил шёпотом, с неподражаемо милой улыбкой, обозначившей ямочки на щеках: – Белим всегда подходит чёрний.
Он сел, меняя кассету в магнитофоне, но его взгляд – через плечо – был прикован к ней, как она сидела, зажав ладони между коленями, прикрыв руками грудь… Ему приходилось видеть роскошных женщин с куда более обильной плотью, но почему-то именно это хрупкое создание казалось ему восхитительным и совершенным…
Почему? И сейчас, и когда ты уйдёшь, и ещё много-много времени после я буду думать об этом, пытаясь разрешить неразрешимую загадку: почему? Я не могу отвезти от тебя глаз. У меня странное чувство, очень-очень странное чувство по отношению к тебе: как будто Господь в глубине сердца узрел мою мечту, вывел её во вне и облёк плотью, и вот – ты передо мной. Мне всё в тебе мило, меня пленяет каждый изгиб, каждая выпуклость твоего тела. Не прячься! Я хочу тебя видеть!
– Скромная, – проговорил он с улыбкой, точно в этом было что-то забавное. Потом во внезапном порыве встряхнул, рывком поднял её на ноги, поставил перед собой на кровати, любуясь, – и вдруг упал перед ней на колени.
– Ти – чуди!
– Кто?
– Чу-да… да? Так правильно?… Надечка, если би все твои действия били как твои слова, ти би никогда, ни с кем… – и смеялся, довольный своей победой.
В дверь в который уже раз тихо, но настойчиво постучали.
– Почему ты не открываешь?
– Ти хочешь?