– Ещё пожелания будут?
– Мне бы хотелось привести себя в порядок.
– У Вас сегодня банный день, думаю, Вам выдадут всё необходимое.
– Спасибо! Мы ещё встретимся?
– Несомненно. Что передать Вашей супруге?
– То, что я люблю её больше жизни… – слова застряли в горле.
– Поверьте, это взаимно! – он пожал мне руку на прощанье, незаметно вложив в неё маленький сложенный кусочек бумаги. Глазами указал наверх. – Будьте осторожны!
Только сейчас я заметил встроенную под самым потолком камеру. Моё сердце бешено заколотилось. У меня была записка от любимой, что может быть дороже?
– Спасибо Вам! Да благословит Вас Бог!
Было жаль с ним расставаться, хотелось пообщаться, ещё поспрашивать.
– Один только вопрос: есть ли изменения в состоянии того человека…
– Увы, мне нечем Вас порадовать. Если что-то узнаю, тут же сообщу. Так же Вы можете потребовать встречи со мной, если в этом будет необходимость. Крепитесь, Эрик, всё проходит, пройдёт и это! Более мудрых слов ещё никто не придумал. Мне пора! Был рад с Вами познакомиться.
– Взаимно, спасибо, Михаил Борисович!
– Можно просто Михаил.
Он ещё раз пожал мне руку и вышел из кабинета.
А я вновь открыл окно и, воспользовавшись моментом, успел отведать прохлады, пока не появился конвоир.
– Руки за спину, задержанный! На выход.
«Словно других слов и не знают!» – вздохнув, подумал я.
И снова: обшарпанный коридор, железная клетка, скрипящая ржавая кровать.
«Никогда не заведу себе животного, которое держат взаперти!..»
Глава 12
Как только камеру закрыли и шаги полицейского удалились, я достал заветный клочок бумаги. Каждое предложение перечитывал по нескольку раз. Написано всё было очень мелким почерком, чувствовалось, как Наташа волновалась, когда писала.
«Эрик, я люблю тебя больше жизни и буду ждать столько, сколько понадобится, – эти слова давно стали для нас заветными, – чтобы ни случилось, помни об этом! Мы делаем всё, чтобы ты как можно скорее был на свободе. За меня не переживай, Марик остался поддержать нас и во всём помогает. Адвокат у тебя – один из лучших. Мы докажем твою невиновность. Держись! Люблю. Твоя Н.»
Я опустился на кровать и раз за разом перечитывал драгоценные строчки. Как важно знать, находясь здесь, что тебя любят и ждут, несмотря ни на что. Сердце наполнилось тёплым светом надежды. Записка у сердца грела мне душу.
В этот день мне выдали матрац с одеялом и подушкой, позволили помыться и даже сбрить щетину, бритву дали безопасную и под присмотром. Вытираясь после душа застиранным полотенцем, я разглядел свои побои. Пулевое ранение внутри ещё беспокоило, но внешне затянулось, лишь при нажатии ощущалась боль. Всё тело «расписано» синяками, чёрно-сине-кровавыми полосами. «Хорошо, что Наташа этого не увидит, – подумал я, – кости целы, и слава Богу! Остальное заживёт… Одежду бы чистую!..» – но пришлось натягивать на мытое тело всё те же свои вещи, нижнее бельё и носки я застирал и повесил на батарее в камере сушиться.
Субботний вечер был по-настоящему долгим. Где-то в дальнем конце коридора работал телевизор, шёл футбольный матч, и слуги закона то и дело эмоционально вскрикивали и обсуждали между собой подробности. На посту оставался только дежурный, время от времени отвечавший на телефонные звонки. Из задержанных, такое чувство, что остался я один, во всяком случае, не наблюдалось каких-то признаков присутствия ещё кого-то поблизости.
«Затишье перед бурей, – подумал я, в СИЗО такого счастья не будет, туда стекаются в ожидании суда со всех городов и весей преступники всех мастей, что уж и говорить о дальнейшем… Одному Богу известно, что ждёт меня впереди!»
Было слышно, как дёргает носом какой-то простуженный полицейский, как гудит бойлер отопления и течёт по трубам вода. Бессмысленное ожидание, пустая трата времени, сводит с ума. Я пытался заполнить вынужденное бездействие воображением, представляя, как там сейчас моя семья, во что играют Эрика с Мишей, как Наташа тихим голосом разговаривает с Таней на кухне, а Виктор с Мариком пытаются общаться, конечно, с бокалом вина в руках, Витя же не может приехать с пустыми руками… И каждый из них, так или иначе, думает обо мне. Так тяжело, хоть волком вой! Чтобы окончательно не впасть в уныние, я молился за каждого поимённо, вспоминая всех, с кем сводила судьба. Времени свободного теперь уйма, только сил не прибавляется. С каждым днём всё больше ощущается мой вынужденный пост, но заставить себя посмотреть на миску с чем-то неописуемо отвратительным я не мог.
Вспомнилось, как готовит моя Наташа, и стало совсем тяжело, от голода живот стянуло. Я попросил воды. Обычно приходилось пить проточную воду с едким запахом хлорки. Дежуривший в эту смену полицейский, к моему удивлению, принёс мне воды не из-под крана, а в бутылке со своего стола. Я налил её в железную кружку и выпил залпом с таким наслаждением, что даже руки задрожали. Он заметил это.
– Ещё можно?!
Парень кивнул.
Я снова налил полную кружку и жадно её осушил до дна.
– Не пейте сразу много, вырвет. Лучше оставьте у себя бутылку.
– А как же Вы?
Он ухмыльнулся,
– Я не пропаду, – глаза у парня живые, не бездушные, как у многих.
От благодарности даже на слезу пробило. Кажется, за такое короткое время я отвык от человеческой доброты.
– Спасибо! Благослови Вас Бог!
– Это правда, что Вы священник? – в его взгляде промелькнула искренняя заинтересованность.
– Да, но в данный момент под запретом.
– Я слышал про ваше дело… уважаю Вас за то, что Вы сделали. Убивать таких зверей надо.
– Не надо никого убивать, я поступил опрометчиво, нужно было попытаться остановить его другим способом.
Я заметил в нём глубокую душевную рану…
– А я сюда пошёл, чтобы убивать этих гадов, но пока не представилось случая.
– Что-то произошло в Вашей жизни?
– Пять лет назад изнасиловали и убили мою родную сестру. Никогда не забуду и никому не прощу. Когда эти твари выйдут из тюрьмы, я их найду и убью одного за другим.
Я не сразу нашёл слова…
– Тогда Вы станете таким же, как они.
– Пусть, гореть мне в аду, но и им жить припеваючи не дам.
– Сочувствую Вашему горю! Только месть и ненависть губят нас самих.