Я киваю и выхожу из зала. Ноги сами несут меня по коридору, мимо картин в строгих рамах, мимо высоких напольных ваз. Третья дверь слева… Почему я так уверена, что это именно здесь?
Стучу. Никто не отвечает. Осторожно открываю дверь – кабинет пуст. Большой дубовый стол, кожаные кресла, книжные шкафы до потолка. И этот запах – смесь кожи, дорогого парфюма и чего-то неуловимо знакомого.
На столе хаос из бумаг. Среди них должна быть папка с меню… Мои руки действуют сами – открывают второй ящик справа, достают темно-синюю папку с золотым тиснением. Именно то, что нужно. Но откуда я…
– Что вы здесь делаете?
Голос заставляет меня вздрогнуть. В дверях стоит высокий мужчина в безупречном сером костюме. Александр Князев – я узнаю его по фотографиям из интернета. Но фотографии не передают его настоящего облика – властную осанку, пронзительный взгляд серых глаз, легкую седину на висках.
– Простите, я… искала папку с меню для согласования, – я поднимаю папку, чувствуя себя воровкой.
Он хмурится: – И как вы узнали, где она лежит?
– Я… – слова застревают в горле. Действительно, как?
– Александр, дорогой, ты уже освободился? – в кабинет впархивает эффектная брюнетка в дизайнерском костюме. Диана Ревзина, его невеста. – О, а это кто?
– Из кейтеринговой службы, – отвечает он, не сводя с меня изучающего взгляда. – Искала меню.
– И нашла? – в голосе Дианы проскальзывают странные нотки.
– Да, всё в порядке, – я стараюсь говорить спокойно. – Извините за вторжение. Я пойду.
Выхожу из кабинета на подгибающихся ногах. Что со мной происходит? Почему я знаю расположение вещей в его столе? Почему его голос показался таким… родным?
– Подождите, – Диана догоняет меня в коридоре. – Как вас зовут?
– Ева.
– Ева… – она словно пробует имя на вкус. – И давно вы работаете в кейтеринге?
– Около двух лет.
Что-то мелькает в её глазах – настороженность? тревога? – но тут же исчезает за безупречной светской улыбкой.
– Что ж, удачного дня, Ева.
Возвращаюсь в банкетный зал, но работа больше не клеится. Я то и дело ловлю себя на том, что замираю, разглядывая детали интерьера – хрустальную люстру, узор на обоях, лепнину на потолке. Всё кажется знакомым, будто я видела это тысячу раз.
После обеда краем глаза замечаю Александра – он стоит на верхней площадке лестницы, разговаривая по телефону. Солнце из высокого окна освещает его профиль, и на мгновение картинка накладывается на другую – тот же силуэт, тот же разворот плеч, только галстук другого цвета…
– Ева! – голос Марины возвращает меня к реальности. – Нужно проверить расстановку свечей.
День тянется бесконечно. Я стараюсь сосредоточиться на работе, но мысли постоянно возвращаются к утреннему инциденту в кабинете. Как я могла знать про папку? Почему чувствую себя здесь как дома?
Вечером, уже собираясь уходить, я слышу обрывок разговора за углом:
– Она странная, эта официантка, – голос Дианы. – Ты видел, как она держится? Как ходит? Она совсем не похожа на обслуживающий персонал.
– Ты преувеличиваешь, – отвечает Александр, но в его голосе слышится напряжение.
– Я видела, как ты смотрел на неё. Будто увидел призрака.
Торопливо ухожу, пока они меня не заметили. В фургоне, возвращаясь в город, я не могу избавиться от ощущения, что сегодня произошло что-то важное. Что-то начинается – или, может быть, возвращается.
Дома долго стою под душем, пытаясь смыть напряжение этого дня. Закрываю глаза – и снова вижу серые глаза Александра, его удивленный взгляд в кабинете, настороженность Дианы.
А ночью мне снова снится тот же сон – бесконечный коридор, чьи-то шаги, мужской голос, зовущий меня по имени. Только теперь я точно знаю, чей это голос. И от этого знания становится ещё страшнее.
Глава 3. Старые фотографии
Александр
Коробка с фотоальбомами пылится в дальнем углу кабинета уже два года. Я не открывал её с того дня, как полиция официально закрыла дело о гибели Евы. Но сегодня, после странной встречи с той официанткой, что-то тянет меня к этим снимкам.
Первое фото – благотворительный аукцион пять лет назад. Я тогда только закончил строительство делового центра в центре города. Помню, как она появилась в зале – статная блондинка в изумрудном платье, с идеальной осанкой и холодной улыбкой светской львицы. Ева Романова, дочь известного финансиста.
"Позвольте представить вам мою дочь, Александр", – голос её отца звучит в памяти. – "Она недавно вернулась из Лондона".
Перебираю снимки нашего стремительного романа – свидания в лучших ресторанах, премьеры в театре, благотворительные вечера. На каждом фото она безупречна – фарфоровая кожа, светлые волосы уложены волосок к волоску, осанка балерины. Настоящая принцесса из высшего общества.
Вот наша свадьба – роскошное торжество в самом дорогом отеле города. Ева в платье от известного дизайнера стоит рядом со мной, её улыбка отточена годами светских приёмов. Я листаю дальше и вдруг замечаю то, чего не видел раньше – лёгкую напряжённость в её позе, едва заметную натянутость улыбки.
Два года совместной жизни промелькнули как один день. Идеальная жена, безупречная хозяйка дома. Она всегда знала, какой галстук подойдёт к моему костюму, какое вино подать к ужину, как развлечь самых важных гостей. Но сейчас, глядя на эти фотографии, я впервые задумываюсь – была ли она счастлива?
Последний снимок сделан за неделю до её исчезновения. Приём в нашем доме, Ева в синем шёлковом платье стоит у рояля. Красивая, недоступная и… одинокая? Как я не замечал этого раньше?
Звон разбитого стекла в коридоре вырывает меня из воспоминаний. Выхожу из кабинета – та самая официантка склонилась над осколками разбитых бокалов.
– Позвольте помочь, – говорю я, опускаясь рядом с ней.
– Простите, я такая неловкая сегодня, – её голос звучит непривычно живо для обслуживающего персонала.
Поднимаю глаза и замираю. Теперь, вблизи, я вижу то, что не заметил утром в кабинете. Черты лица – они похожи на Евины, но словно кто-то слегка изменил рисунок. Нос чуть тоньше, скулы выше, подбородок более округлый. Тёмно-русые волосы вместо светлых, собраны в простой хвост. Карие глаза вместо серых. И всё же… что-то неуловимо знакомое в линии губ, в наклоне головы.
"Посмотри на меня, Саша", – вдруг всплывает в памяти голос Евы. Она единственная называла меня так.
– Вы порезались! – голос официантки возвращает меня к реальности. Действительно, осколок оцарапал палец.
– Пустяки, – отмахиваюсь я, но она уже достаёт из кармана форменного передника пластырь.
– У меня всегда с собой, – поясняет она, ловко заклеивая царапину. – Издержки профессии.
Её пальцы – тонкие, изящные, совсем как у Евы. Но кожа загрубевшая от работы, ногти коротко острижены. А ведь моя жена делала маникюр дважды в неделю…
– Благодарю, – я поднимаюсь. – Как вас зовут?
– Ева.