Моя идеальная

– Сегодня? – томно тяну, опуская ресницы.

План "соблазнение Артёма Северова" приведён в действие.

Провожу пальцами по горячей пульсирующей плоти сквозь ткань спортивок и слегка сжимаю, когда он ничего не отвечает, продолжая шумно гонять воздух.

– Настяяяя! – грозно рычит и наступает, пока не вжимаюсь спиной в столешницу.

Но сдаваться я не намерена. Я обещала и своё слово тоже держать умею.

– Сегодня, Тёма! Сегодня! – победно подвожу итог и выскальзываю у него под рукой.

– Ведьма, твою мать!

– Так, завтракать будем или как?

Откусываю кусочек яйца и офигеваю от того, насколько это вкусно. И пусть я сделала всё как по рецепту и блюдо не сложное, но всё равно боялась, что пересолю, переперчу или вообще всё испоганю. Заталкиваю остаток в рот и тянусь за импровизированной пиццей.

Артём смотрит на меня с каким-то странным прищуром.

– Ты чего так смотришь? – бурчу с набитым ртом.

Видимо, для мира готовки я ещё не совсем потеряна.

– Жду, когда тебе станет плохо, чтобы скорую вызвать.

Обидеться? Разозлиться? Пнуть его по самому интересному месту? Не-а!

Ничего не отвечая, забиваю в рот ещё одно яйцо и, обойдя парня, разливаю кофе по кружкам и падаю обратно на стул, расставив чашки.

– Не хочешь? Не ешь, Тём! Можешь сам себе готовить, если так боишься. – отбиваю, якобы обиженно.

На самом деле я совсем не дуюсь. Помню наш "незабываемый ужин", которым должна была стать стрёмная мешанина из макарон, помидор и майонеза, и у самой неприятный озноб пробегает, отчего я вздрагиваю.

– Замёрзла?

Север подходит ближе и кладёт ладони на голые плечи, ведя вниз по рукам.

– Нет. Просто вспомнила ужин, которым собиралась нас накормить.

Тёма фыркает, а я начинаю смеяться. Он вторит и паркуется на соседний стул. Не напротив, а рядом. Переплетает наши пальцы и опускает мне на колено.

– Жаль, так и не удалось его попробовать, но замена мне тоже понравилась. – хриплым шёпотом выписывает мне в шею, проходясь по всей длине языком.

Не смотря на все заданные установки, всё равно заливаюсь лёгким румянцем при этом напоминании. Сердце снова срывается в галоп, а в животе начинает стягиваться узел.

– Ешь, Артём! – рычу, запихивая ему в рот яйцо.

Спустя всего несколько минут все тарелки остаются почти пустыми, а Северов с видом наевшегося сметаны кота откидывается на спинку стула.

Сама я кроме тех двух яиц и хлеба-пиццы больше ничего не съела. Видимо, двадцати пятидневная почти голодная диета не способствует тому, чтобы много есть. Желудок полный, и я едва проталкиваю в него кофе.

– Насть, съешь ещё хоть что-то. – просит парень, глядя на остатки еды и принимая ровное положение.

– Не хочу, Тём. Не лезет.

– Ты вообще когда последний раз нормально ела? – рычит, поворачивая меня лицом к себе.

– Вчера? – услужливо подсказываю и тяну брови вверх.

– И вчера ты тоже нихрена не пожрала как надо! А до этого?

– Ну не хочу я, Артём! Что тебе не ясно?! – срываюсь на повышенные, когда он тычет мне в рот последний кусок "пиццы".

Отбиваю его руку и отворачиваюсь.

Не хочу лишний раз даже вспоминать, что стало причиной моего плохого аппетита. Боль никуда не ушла. Просто я затолкала её туда же, где прятала всё, связанное с Артёмом, и подогнала ещё сотню бетономешалок, чтобы уж наверняка. Иначе я просто не выгребу. Надо забыть об этом и жить дальше. По-другому никак.

Север опять хватает меня за руки и смотрит в глаза.

– О чём ты думаешь, родная? – смягчается его тон.

– Тебе обязательно лезть мне в голову, Северов? Сам ничего не рассказываешь, а хочешь каждую мою мысль знать?

Жалею о своих словах раньше, чем успеваю договорить. Но слово – не воробей. Поджимаю губы и отвожу взгляд. Он тяжело глухо выдыхает и сильнее сжимает пальцами запястья.

– Что ты хочешь знать, Настя? – бомбит, не опуская глаз, цепляя мои.

Всё! – так хочется закричать, не просто сказать, а именно проорать это слово, но я ничего не отвечаю, продолжая кусать слизистую.

Я обещала ему не лезть. Обещала не спрашивать. И я обещала себе, что буду выполнять свои обещания. Набираю полные лёгкие воздуха, пока рёбра не начинают трещать, и с шумом выпускаю переработанный кислород.

– Извини, Артём. Я помню, что обещала не лезть в это. – слышу, как скрежещут его зубы. – И я не стану. Пока ты сам не расскажешь. Рано или поздно это всё равно случится. Пусть не сегодня, не завтра и даже не через год. Я умею ждать. И я с тобой на всю жизнь, Северов, так что всё равно когда-нибудь сдашься. – заканчиваю с лёгкой улыбкой, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию.

– Ты меня, блядь, с ума сведёшь, Миронова! – отбивает с лёгкой усмешкой.

И вдруг мы резко замолкаем, перестав улыбаться. Понятия не имею, о чём думает Артём, но мне внезапно становится не по себе.

Миронова…

С этой фамилией я прожила больше двадцати лет, но сейчас она ощущается какой-то чужеродной, неправильной, не моей.

Вам знакомо это странное чувство безотчётной тревоги? Когда без какой-либо причины ощущаешь себя не в своей тарелке? Вот по неизвестной причине именно это сейчас происходит со мной.

– Насть, – пробивается в запутанные нейронные сети моего мозга голос любимого. Поднимаю глаза и смотрю в его внезапно ставшее очень серьёзным лицо, – после всего, что сделали твои предки, ты хочешь продолжать носить эту фамилию?

Раньше я часто задумывалась над тем, чтобы не быть Мироновой: дочерью известных и успешных адвокатов, наследницей элитной и прибыльной адвокатской конторы. Хотела быть просто Настей. Без статусов и обязанностей, без ограничений и условностей, без фальши и показухи. Но кем я тогда буду?

– И кем я буду, Тём? – шепчу едва слышно, потому что меня вдруг топит волной непонятной паники, и говорить становится чертовски сложно.