В третью стражу. Будет день
«Ну на нет и суда нет, не так ли?» – Усилием воли Баст подавил возникшее было раздражение и, встав с кровати, пошел на кухню. Последние четыре дня он жил на съемной квартире и, главное, один. Это воспринималось как настоящее – без дураков – достижение, поскольку Кейт жить отдельно от него не желала и, великолепно играя «блондинку», пропускала все «намеки», какими бы прозрачными они ни были, мимо ушей. То есть не вступая в пререкания и, тем более, не признавая, что имеет место конфликт интересов, – делала то, что ей хотелось. А хотелось ей… Ну, если не пошлить, то знать наверняка, чего именно ей хотелось – невозможно. Очень неглупая женщина и ничуть не простая. Иди знай ее резоны! Но четыре дня назад Баст нашел наконец подходящий повод, он же довод – Операция – и Кисси вынуждена была «услышать» и согласиться. Война – это святое. Без шуток. И без всякой иронии, потому что, при всем своем показном легкомыслии et cetera, у Ольги имелись весьма серьезные личные счеты как к Гитлеру, так и к Сталину. Не любила она их, обоих двух. Это если мягко выражаться, интеллигентно. А если грубо… Но пусть лучше будет, как есть, – не любила и намеревалась, что характерно, свести с ними счеты не «кухонно» по-интеллигентски, а на деле. Ну, а дел, как выяснилось, она могла и готова была наворотить изрядно. Врагу не пожелаешь.
«То есть, тьфу! – мысленно сплюнул через плечо Баст. – Врагу посочувствуешь, но как раз и пожелаешь!»
– А я что буду делать? – спросила Кисси во время очередного обсуждения операции.
– Ничего, мадам, – галантно склонил голову в полупоклоне Федорчук. – Вы нам и так уже безмерно помогли. Что бы мы без вас накрутили – наизобретали? Даже и не знаю. А теперь наша очередь это «что-то» воплотить в жизнь.
– Да, да… – с рассеянной улыбкой ответила Кейт и закурила очередную свою декадентскую сигаретку, заправленную в мундштук.
Виктор не преувеличивал, хотя и драматизировал несколько: для получения нужного психологического эффекта. В голове у Ольги сидело огромное множество фактов по истории тридцатых-сороковых годов, и всем этим богатством она щедро делилась с компаньонами, да и советы по ходу дела давала вполне толковые. Умная особа. И хитрая, но это – небесполезное в жизни – качество, скорее всего, принадлежало Кайзерине Кински. Тоже та еще штучка. Не зря же рыжая! Разговор закончился, а через некоторое время – буквально через пару часов – она Виктору «ответила», да и Олегу со Степаном тоже. И как «ответила»! Лучше бы пощечину влепила, что ли. А так просто «мордой по неструганым доскам», что называется – никак не меньше.
Шли по улице, направляясь в «один отличный ресторанчик», – как выразилась Кисси, – неподалеку, на предмет поужинать – жили-то все по-холостяцки, свободные как ветер. И вдруг баронессе загорелось зайти в тир, который совершенно случайно оказался как раз по пути. Ну если женщина хочет… тем более, почему бы и нет? Вполне себе молодецкая забава для трех не самых худших в Париже стрелков. Зашли и постреляли… Вот только в сравнении с дамой стрелки-то оказались как бы и не «самые лучшие».
– Э… – сказал Степа.
– М-да… – промычал Олег.
А Витя ничего не сказал, но о чем-то подумал, и это отразилось в его глазах.
Ретроспекция
Ольга Ремизова, Санкт-Петербург, 1996–2009 годы
Иркину бы активность да в мирных целях! Казалось, подключи «девушку» к динамо-машине, и она запитает электричеством всю немаленькую Вену. Такой, видишь ли, темперамент, такая энергетика. И откуда что берется? Ведь родные же сестры, но не похожи ничуть. Наверное, так и должно быть, когда разница в восемь лет. Другое поколение, другая судьба.
– Так, – сообщила Ирина через полчаса. – Я же тебе сказала, никаких автобусов и прочих поездов. Есть тебе оказия до Праги, да такая, что пальчики оближешь!
– Облизываю. – А что ей еще оставалось сказать?
Честно говоря, не хотела она сюда ехать. Неудобно было. Ведь заранее же знала, как Ирка ее будет принимать, потому и стеснялась. Но живой человек – соскучилась, два года не виделись, и, в конце концов, поддалась на сестринские уговоры, согласилась, приехала. И то сказать, чувства чувствами, а противостоять напору госпожи ди Скоцци… это совсем другое здоровье надо иметь.
Они и всегда были разные. Старшая сестра, то есть Ольга: спокойная, даже излишне «спокойная», неэнергичная, безынициативная. Во всяком случае, таковой ее воспринимали другие, и она порой готова была с этим согласиться и соглашалась, принимая на себя уготованную судьбой роль. «Тихоня Оля» – так с легкой руки лучшей подруги ее и дома называть стали, хотя в мечтах своих… В мечтах она была совсем другой, но с возрастом, как известно, мечты имеют свойство нечувствительно растворяться в окружающей среде, да и от слова «халва» во рту сладко не становится.
А вот Ирка – сестра младшая – всегда знала, как получить то, что ей положено, а положено ей всегда было все. Абсолютно все. И ведь не рвала из рук, не жадничала – зато и подруг у нее было столько, сколько сама хотела – не исхитрялась. Нет. Все приходило как-то само по себе, она только действие начинала и – получалось. После пятого класса захотела перейти в английскую школу, единственную в районе, куда по прописке-приписке к месту жительства попасть не могла. Сама пошла и очаровала директора и была зачислена. А после – это уже восьмой класс был – так же перешла в математическую.
– Зачем? – спросила тогда Ольга. – Ты же чистый гуманитарий!
– А там мальчики умные. – Вот такой ответ.
В восемнадцать, на втором курсе университета, вышла замуж. Жених… Ну что сказать. Спортсмен, умница, восходящая надежда российской физики. Впрочем, не прошло и двух лет, как Кирилл и Ира жили уже в Германии, где Кирилл продолжил обучение в докторантуре, а Ирина завершала образование, но уже на немецком языке. И завершила, и нашла – можно подумать, это так легко – работу в какой-то европейской организации в Брюгге. Немки о такой работе могли только мечтать, а она – без европейского гражданства, без связей и протекции – раз и в дамках!
Ольга тогда только головой покачала, но, хотя и обидно было до слез, посоветовала Ирке, прилетевшей в Питер «пообщаться», от предложения отказаться. Кирилл-то ни в какой Брюгге поехать не мог, у него диссертация… планы, карьера.
– А у меня? – спросила Ирина. – Если любит, все бросит.
Но, разумеется, не бросил. Трагедия? Отнюдь. Через полгода Ирина познакомилась в Брюсселе с молодым очаровательным еврократом. Алессандро ди Скоцци на итальянца – как представляла их Ольга – похож не был. Скорее, на какого шведа-норвежца: золотистый блондин с правильными чертами лица и васильковыми глазами. Вы представляете себе, что это такое, если в комплекте идут метр девяносто два роста и атлетическое телосложение, довольно высокий интеллект, – конечно, не Иркины сто сорок три по шкале IQ, но все-таки сто двадцать, – образование и весьма перспективная работа.
Ольга представляла. Теоретически. Но тут, мало того, что итальянец был по уши влюблен в Ирину, сама Ирка умудрилась влюбиться в него ничуть не меньше, чем была влюблена в свое время в Кирилла. И вот любовь-морковь, свадебное путешествие на Гавайские острова – Ольга даже позавидовала немного, но исключительно про себя – и… Дальше Ирина начала методично рожать детей, одновременно пописывая женские романы на немецком и русском языке. Мальчик – роман, девочка – два романа, еще одна девочка – еще две книжки, и так далее. В общем, пять детей, одиннадцать книг и докторская по творчеству Магритта. А пока она занималась детьми и книгами, Алессандро делал карьеру. Два года в Брюсселе, два года – в Нью-Йорке, год в Женеве, и вот теперь – Вена.
– Ты должна приехать к нам на Рождество.
– Ир, – решила отшутиться Ольга, у которой просто не было сейчас денег на такую поездку. – Я же православная…
– Билет я тебе уже купила, – оборвала ее Ирина. – Получишь в аэропорту. «Шенген» у тебя до февраля – знаю. Жду.
Так Ольга и попала на католическое рождество в Вену, ну а коли так, то уж из Вены в Прагу, куда собралась ее единственная и лучшая подруга – Таня, грех не подскочить. Что может быть романтичнее, чем встретить Новый год в красивейшем городе Европы?
– …Есть тебе оказия, да такая, что пальчики оближешь!
– Облизываю… – согласилась Ольга и посмотрела на сестру, полчаса обзванивавшую многочисленных своих друзей в поисках оказии. – И «на ком» же я еду?
– Ты едешь на черном бронированном «Хаммере»! – радостно выпалила сестра. – Один наш знакомый, вообще-то он, наверное, торгует наркотиками… Шучу! – Сразу же подняла вверх руки Ирина, увидев реакцию Ольги. – Не волнуйся, милая. Он торгует оружием… но на совершенно законных основаниях. Так вот, Федя едет в Прагу, и он… Нет-нет, приставать он к тебе не будет. Его подружке шестнадцать, и она будет с вами в машине.
По-видимому, у Ольги снова изменилось лицо, потому что Ирина всплеснула руками и заявила:
– Ну, хватит привередничать! Это его проблемы. Посадят за соблазнение несовершеннолетней, так его, а не тебя. Но ведь не посадят, адвокатов наймет, да и ляльке нравится!
«Нравится, – согласилась Ольга, едва увидев «подругу олигарха». – Причем обоим».
Девушка оказалась белая и крупная с отчетливо прописанными чертами лица и контурами юного, не успевшего отяжелеть тела. Что называется, все при ней – даже голубые глаза. И цену себе знала, паршивка: «подавала» себя как самый крутой бренд в самом дорогом бутике, где наверняка и одевалась. И, разумеется, папик, глядя на нее, млел и пускал слюни. Где ему было устоять перед таким-то дивом?
«Красота – страшная сила!» – усмехнулась про себя Ольга, вполне оценив «боевую подругу» торговца оружием. Но и девушка, похоже, была без ума от своего не по возрасту подтянутого брутально-мачоватого Феди.
– Здравствуйте, Ольга! – он возвышался над ней, как гора. – Я Федор, а это Лара. Будем знакомы!
«Так мы же с вами, Федор Львович, уже знакомы, только вы меня не помните…и хорошо, что так!»
– Очень приятно!
* * *Дело было в девяносто шестом, осенью. Ольга тогда уже не бегала на лыжах, да и стреляла редко и только по случаю, забывая помаленьку свое «славное прошлое». Институт закончила, замуж сходила… В общем, жизнь удалась, как говорится, да так, что мало не покажется. Одна в чужом городе, и что с того, что город этот – Петербург. Она же не питерская, ее проживание в Северной Пальмире не грело. Наоборот, все время было холодно, и на улице, и дома. А дом… Квартира была – прямо сказать, ужас, что такое. В старом фонде на Васильевском острове: одно слово, что своя жилплощадь – и это действительно немало – да еще и от работы близко. В остальном же – просто мрак. Не ремонтированная чуть ли не со дня окончания ленинградской блокады, холодная и сырая, с текущим потолком и щелястыми перекошенными рамами, квартира эта, как бы даже двухкомнатная, навевала на Ольгу уныние, если не сказать тоску. И не отремонтируешь ведь! На какие шиши ремонт затевать? Оклад у библиотекаря мизерный, и в этом смысле, что в районной библиотеке торчать, что в БАНе значения не имеет. Культура у нас, как известно, финансируется по остаточному принципу. Наука тоже, а какие остатки были в девяностые, знает только тот, кто тогда жил…
Как-то вечером, после работы, Ольга вышла из библиотеки на Биржевую улицу, свернула за угол и шла теперь по Тифлисской в сторону набережной – рядом с ней остановилась машина. Погода была привычно никакая, то есть скверная, но «в пределах разумного». Сыро, пасмурно и знобко, и мелкий дождик, никак не решавшийся пролиться по-настоящему. Настроение под стать, а тут еще этот шикарный, но весь в грязных потеках автомобиль.
«А вдруг эти?» – мелькнула паническая мысль.
Под «этими» понимались бандиты всех мастей, от которых, известное дело, молодой женщине ничего хорошего ожидать не приходилось. Впрочем, если верить прессе, не молодым тоже, как и мужикам любых возрастов.
– Ремизова, ты?! – мужчина, вылезший из машины, показался знакомым, но кто это, Ольга с ходу не вспомнила.
– Я… А вы…
– Ты! – улыбнулся мужчина, подходя. – Мы с тобой сто лет, как на «ты».
– Коля! – узнала наконец Ольга.
– Я и есть! Ну, здравствуй, «кукушка»! Видит бог, я тебя не искал, даже не думал!
Что-то было в интонации Коли Венцова, что-то такое, что заставило сердце Ольги тревожно сжаться.
– А с чего тебе меня искать? – спросила вслух.
– А ты здесь что, живешь, что ли? Или по работе? – ушел от ответа Николай.
– Я в библиотеке работаю, – объяснила Ольга, но увидев, что Венцов ее не понял, добавила еще пару подробностей: – Там, – махнула она рукой за спину. – За углом главное здание Библиотеки Академии наук. БАН называется. В ней я и работаю, и живу, стало быть, тоже здесь в Питере. Стечение обстоятельств…
– Да уж… Случай! – покрутил головой Венцов. – Замужем, дети?
Вроде бы интерес проявил, но прозвучало как-то нехорошо, словно допрос.
– В разводе, бездетна, – тем же сухим, канцелярским тоном ответила Ольга.
– Я к тому, что, если ты не занята, могли бы в кабаке посидеть… А то погода у вас тут, прямо скажем…
– А ты откуда сейчас? – Приглашение в ресторан прозвучало совершенно неожиданно, но менее соблазнительным от этого не стало. Вот только одета Ольга была не по-ресторанному, да и неловко как-то…
– Я-то? – усмехнулся Коля. – Не поверишь, из Найроби!
– Ну, тогда ладно, – ответно улыбнулась Ольга. – Раз из Найроби, тогда пошли в ресторан, если, конечно, не застесняешься. Одета я, как видишь, не по моде.
– А мы выберем что-нибудь более демократичное, чем Астория или Европейская, лады?
* * *– Хочешь заработать пять штук? – спросил Венцов после третьей рюмки.
Выглядел он неважно, говорил нервно. При свете стали видны темные мешки под глазами, да и сами глаза… Зрачки бегают, белки отливают нездоровой желтизной…
– Пять штук? – переспросила Ольга, которую от тепла, водки и обильной, но главное, вкусной закуски уже немного «повело». – Ты имеешь в виду пять тысяч рублей?
– Нет, – покачал головой Венцов, – я имею в виду пять тысяч долларов.
– Боже, Коля! Это же очень большие деньги! – удивилась Ольга. – Кто же мне их даст и за что?
– Ты стрелять не разучилась?
– Да ты что! – от его слов она даже отрезвела разом.
– А что? – пожал плечами Николай. – Людей, которые с трехсот метров могут в… ну, скажем, в тарелку круглую попасть, – усмехнулся он, буквально продавливая свои больные глаза Ольге в голову, – таких людей, Оленька, кот наплакал, а спрос большой. Теперь понимаешь?
– Это ты меня в киллеры вербуешь, что ли? – она никак не могла поверить, что все это происходит с ней на самом деле.
– А если и так, что с того?
– Людей убивать грех!
– Каких людей! – неожиданно возмутился Венцов. – Ты веришь, что честный порядочный человек способен за каких-то пять-шесть лет стать миллионером? Ты действительно думаешь, что среди наших нуворишей есть случайные люди? Тебе ведь доктора или библиотекаря никто не закажет. Они таких денег не стоят. А тех, кто стоит, не жалко. Среди них, Оля, нет праведников, одни, извини за выражение, козлищи, а агнцев всех давно в асфальт закатали. Компреву?
Вообще-то в словах бывшего члена сборной Москвы по биатлону имелась своя сермяжная правда. И все-таки…
– Убийство…
– А они, думаешь, никого никогда? Да и ведь не резать же тебе их придется. Выстрелила с трехсот-четырехсот метров, и аля-улю. Прощай, дорогой товарищ!
– А если милиция?
– А вот это уже другой разговор. Выпьем? – предложил Венцов.
– Нет, я… Впрочем, ладно, наливай! – согласилась Ольга, ей казалось, что все это происходит во сне или не с ней, а с кем-нибудь другим. В романе, скажем, или фильме…
– Ты будешь стрелять, – сказал Венцов, зажевав рюмку водки куском севрюги, – а все остальное – на мне. Заказ получить, оружие достать, лежку подобрать, место разведать, да и охранять тебя буду. Все-таки ты женщина и нашим хитростям не обучена…
– Вашим хитростям?
– Оля, я же за ЦСКА не просто так выступал, я же Рязанское воздушно-десантное заканчивал.
– Так что же… ты сам?.. – вопрос напрашивался, но и ответ, если честно, был заранее известен: достаточно было посмотреть на лицо и руки Венцова.
– Болею я, – поморщился Николай. – Видеть стал плохо, и руки… А мне как раз заказ дали… Я честно тебе предложил: пятьдесят на пятьдесят. Пять штук мне, пять – тебе. И убивать, к слову, никого не надо.
– Как это? – не поняла Ольга.
– А так, что заказчик желает кое-кого пугнуть, но до смерти не убивать. Надо ранить…
– А если промажу?! То есть, если как раз попаду?
– А ты постарайся не мазать. Плечо, нога… Мало ли мест!
– Коля, я же его искалечить могу.
– Можешь, но это не твоя печаль. Жить будет, значит, все в порядке – контракт соблюден.
– Как это в порядке?! А если он после этого ходить не сможет?
– Оля, – покачал головой Венцов. – Ну, не будь дурой, ладно? Какое тебе дело, будет он ходить ногами или под себя? Тебе деньги платят за ранение. Точка. И чтобы ты не сомневалась, мужик этот оружием торгует. Танками, бомбами, ракетами… И знаешь, кому продает? Эфиопам, эритрейцам, в Сомали, в Афганистан… Представляешь, что это значит, или девочку из себя строить будешь?
В его словах был резон, вот только так сразу изменить свою жизнь? Страшно и… опять страшно, но уже по-другому. Но ведь если разобраться, возможно, что не случайно увидел ее сегодня Венцов, «совершенно случайно» оказавшись на Тифлисской улице.
«Судьба?»
– А из чего? Ну, то есть не из спортивной же…
– СВД[1] семьдесят первого года выпуска тебя устроит?
Винтовку Драгунова Ольга себе в общих чертах представляла. Пришлось пару раз стрелять, но и только. Однако в голосе Венцова явно слышалась гордость.
– Устроит, наверное, – пожала она плечами. – А почему такая старая?
– Ах, ты же не знаешь! – кивнул довольный собой Венцов. – Еще по рюмочке? У старых «драгуновок» шаг нареза триста двадцать миллиметров, сечешь фишку! А потом перешли на двести сорок. Ну, будешь?
– Стрелять?
– Пить будешь?
– Так я и так уже пьяная!
– Ну, какая же ты пьяная! Ты, Оля, трезвая, а нам вон еще и горячее несут! Давай, по рюмочке, и за мясо!
– А из-за смены шага кучность упала, так? – спросила Ольга, когда официант отошел от их столика.
– Точно!
– А зачем тогда переходили?
– Так это же армейская винтовка! Военным нужен более универсальный ствол… ну, там бронебойно-зажигательные, то да се… А я тебе к «драгуновке» качественные патроны достал. 7H1 – специальные снайперские…
* * *Стрелять пришлось лежа с упора, с чердака дома, расположенного неподалеку и чуть наискось от дома, где жила любовница попавшего по раздачу господина Огольцова. Дистанция триста восемьдесят два метра… Не смертельно, но опасно близко к красной черте. Впрочем, Ольга, хоть и нервничала ужасно, но не оплошала – попала Федору Львовичу в бедро.
– С почином! – улыбнулся ей Венцов, когда Ольга вскочила вслед за ним в машину.
– Давай не будем! – на душе было скверно: только что она, Ольга Ремизова, стала настоящим киллером.
Выстрелила, убедилась, что попала, бросила винтовку, прошла к выходу на лестницу… Сердце билось, словно с ума сошло, во рту ощущалась горечь, будто именно там скопились пороховые газы от только что прозвучавшего выстрела, но Ольга не забыла снять мужские ботинки, в которых ходила по чердаку, и перчатки, и вязаную шапочку… На улицу вышла нормальной женщиной, но и «ненормальной» одновременно.
– Снайперов обычно называют механиками, – сказал ей тогда в машине Венцов. – А ты у нас библиотекарь. Звучит!
Впрочем, карьера снайпера так и не состоялась. Коля пропал куда-то, не появлялся, не звонил. Сначала Ольга даже обрадовалась. Потом стала волноваться. Что-то случилось? Его арестовали? Или заказчикам не понравилось, как она… Но прошло еще немного времени – пара месяцев или больше – и она увидела в старом номере «Спортивной газеты» некролог. Все-таки Венцов был мастером спорта международного класса и как-то даже стал чемпионом СССР, однако отчего так «скоропостижно» умер не старый еще, в общем-то, мужик, в газете не сообщалось. От передоза? Или действительно болел? Или и его самого, в конце концов, кто-нибудь «заказал»? Все возможно, но правды Ольга так и не узнала.
11.02.36 г. 04 ч. 03 мин
«Уела, – усмехнулся Ицкович, вспоминая вчерашний день по пути на кухню. – А ведь Кисси просто заманила нас… лиса…»
Будильник показывал без четверти четыре. Что называется – ни то ни се, одно очевидно: пытаться заснуть еще раз – напрасный труд. Толку ноль, а нервы напрягает. Лучше уж недоспать, если что.
«Ладно, потом как-нибудь компенсирую, – решил он и, включив свет, скептически оглядел свои «запасы продовольствия». – Если будет кому спать…»
Самое смешное, что подобные оговорки принадлежали, судя по всему, не еврею Ицковичу, а арийцу Шаунбургу. В его стиле шуточки. Черный юмор по-баварски, так сказать.
«А не нравится, не ешьте!»
Олег хмыкнул, сунул в рот оставшийся с вечера, но все еще сочный огрызок морковки и принялся варить кофе.
В ожидании поднимающейся пенки он сделал еще пару глотков белого вина, оставшегося с позавчера, и закурил сигарету. Руки не дрожали, и сердце билось ровно, но совершенно спокойным он себя все-таки не чувствовал. И тем не менее однозначно определить свое состояние не мог ни Баст, ни Олег. Похоже, такого не случалось раньше ни с тем, ни с другим. Не страх и даже не опасения за исход операции. Тут все как раз наоборот. Ицкович настолько был уверен в успехе, что по-хорошему только из-за одной этой уверенности стоило бы запаниковать. Но нет. Был уверен – и не собирался рефлектировать. Тогда что?
Ответ никак не давался, хотя Олег успел перебрать, кажется, все возможные варианты еще до того, как вскипел кофе. Рассмотрены были моральные проблемы, связанные как с фактом убийства исторической личности, так и, возможно, десятков ни в чем не повинных французских граждан. И политические последствия не остались без внимания. И даже запутавшиеся – нежданно-негаданно – как черт знает что, отношения с женщинами, вернее с одной, присутствующей в опасной близости от границ его внутреннего пространства, и другой – далекой, отсутствующей физически, но присутствующей фигурально.
«Возможно, – согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег. – Возможно…»
Возможно, все дело в том, что операцию по «наведению мостов» он придумал практически в одиночку, и… Ну, если верить мемуаристам, такие операции проводятся не с кондачка, а готовятся долго и тщательно. А он… нафантазировал бог знает что и послал зверю в зубы женщину, в которую влюблен.
«Влюблен?» – вопрос непростой и, несомненно, требующий изучения, но, разумеется, не сейчас. Потому что сейчас, он в Париже, а она… в Москве.
«Да что я, пьян был, что ли?!»
Олег налил кофе в чашку, отхлебнул горячую горькую жидкость прямо вместе с гущей, не дожидаясь, пока осядет, и взглянул на проблему «объективно».
Честно говоря, было во всем этом немало странностей. И времени после «перехода» прошло, казалось бы, всего ничего, а ощущение, что всю жизнь в этом времени живет и в этой «шкуре» лямку тянет. Он даже начал как-то забывать, что является – и не только по образованию – дипломированным психологом. А между тем, тут было к чему приложить свои знания и умения. Вот только до этой ночи ему это и в голову не приходило. Он просто жил и «не тужил», даже тогда, когда занимался скучной и потому еще более утомительной рутиной. Последние три дня, например, Ицкович работал снабженцем при Вите Федорчуке, великом – без преувеличения – химике и подрывнике. Но и тогда, когда мотался по Парижу в поисках подходящего помещения или ингредиентов для адской машины, и тогда, когда сибаритствовал с сигарой в зубах, коньяком и женщинами – ну, да одной конкретной женщиной, но такой, что способна равноценно заменить добрую дюжину «женщин обыкновенных» – заниматься самокопанием, или по-научному – интроспекцией, ему и в голову не приходило. А зря. Там, в глубинах сознания и подсознания, творилось такое, что всем фрейдам и юнгам мира с друзьями их фроммами такое и в страшном сне не приснится.
«А старик-то вроде бы жив… – вспомнил Олег о Фрейде. – И Пиаже в Женеве. А Выготский умер, царствие ему небесное, но живы-здоровы в Москве Лурия и Леонтьев… Не заговаривай мне зубы!»
Это, и в самом деле, было похоже на попытку «запутать следствие», но Олег от соблазна уйти в бесплодные размышления «о времени и о себе» отказался и вернулся к главному. А главное заключалось в том, что в черепе Баста фон Шаунбурга, как ни крути, сидел уже не совсем Олег Семенович Ицкович. А вот кто там сейчас сидел, это и было страшно интересно узнать. И не только интересно, но и жизненно необходимо, поскольку от понимания того, что за оборотень возник первого января 1936 года в Амстердаме, зависело и все дальнейшее. В частности, и то, насколько Олег мог доверять нынешним своим инстинктам и импровизациям.
