Алекс же только вздохнул. В темноте улиц он все-таки себя чувствовал неуютно.
– Не-не-не, мы за вас отвечаем, – замахал руками Волков, – Проводим, и спать будем спокойно.
Так, переговариваясь они дошли до школьных дверей. Но они были заперты. Тимыч ворча достал ключи. Но ключ даже не повернулся в замочной скважине. И дверь, как они не толкали ее, не поддавалась.
– Интересно, чьи это еще шутки? Не иначе клеем замок залили. Вот узнаю, кто, шкуру спущу, кипятился Волков, – Надо позвонить кому-нибудь. В МЧС, а Петр Евгеньевич?
Но Зайцев в недоумении смотрел на дисплей телефона.
– Связи почему-то нет. Даже экстренные вызовы, и те недоступны.
– Может, у тебя что с телефоном? – сказал Валентин Игоревич, доставая свой. Но и у него была та же история. Так же безуспешно попытались позвонить и Тимыч с ребятами.
– Н-да, ситуация… – сказал историк, и подытожил, – Наверное, от грозы не только подстанцию обесточило, но и с вышкой проблема какая-то случилось. Поди-ка вся деревня без связи. Так, придется через окно вылезать.
Но открыть окна в коридоре у них почему-то не получилось. Дергали и трясли каждую створку, но фрамуги стояли намертво.
– Вековой слой краски не позволяет впустить в храм науки свежий ветер, – пошутил Петр Евгеньевич.
Но Тимыч задумчиво возразил:
– Нет, мы в конце августа окна мыли. Все рамы легко открывались. Странно… Это очень странно.
На всякий случай они поднялись на второй этаж, потом на третий – ни одно окно не открывалось. Веньке казалось, что они в школе находятся уже целую вечность. Наступившая ночь давно должна была пройти. Но непроницаемая тьма за окнами не желала рассеиваться. Даже если это и грозовые тучи заволокли все небо, какой-то просвет должен появиться за это время. Или на худой конец зарницы сверкать…
Но создавалось такое впечатление, что школу поместили в большую коробку и плотно закрыли крышкой, так как тьма казалось очень уж неестественной. Но такого ведь на самом деле быть не может? И какое же тогда всему этому можно дать логическое объяснение?
Они снова спустились на первый этаж.
– Может стекло разбить? – вынес предложение Валентин Игоревич, – Потом скинемся, да вставим. Не всю же ночь сидеть тут взаперти? Или все-таки подождать до утра? Господа попаданцы, ваше мнение.
– Зачем до утра? – поддержал Тим Тимыч. Это меня никто не ждет, да я почти что дома. А мальчишек хватились, наверное. С собаками ищут, да не знают, что они в школу забрели. Добровольно-то после уроков кто в школу ходит, верно мыслю, а, школяры?
А Волков молча подошел к окошку, намотал на руку куртку и тихонько стукнул по стеклу. Оно не шелохнулось. Он стукнул сильнее. Результат тот же. Тогда физрук, прикрыв левой рукой лицо, со всей силы ударил правой по стеклу. Потом еще, и еще. И вот он уже бьет наотмашь, а стеклу, обычному, хрупкому оконному стеклу, хоть бы что… И дребезжащий звук, разрывая тишину, разнесся по пустому коридору. Только звук этот был странный – не стеклянный, а металлический, словно удары наносились по листу железа.
Веньке стало по-настоящему страшно.
7 глава
Некоторое время все стояли молча, переваривая случившееся.
– М-даааа…– нарушил молчание Тимыч, – странная вещь, эти стекла. Иной раз от малейшего чиха разлетаются вдребезги! Сколько же я поменял их на своем веку. И сколько оправданий выслушал: «нечаянно», «слегка задел», «едва прикоснулся». Что же такое в этот раз случилось? Не стекло, а броня какая-то…
– Да, – задумчиво отозвался Валентин Игоревич, – и правда, как броня. Словно по металлическому листу долбил.
– Ладно, чего тут стоять, – продолжил он, – пойдемте куда-нибудь сядем, что ли… Кабинет какой открыть, или может в спортзале расположиться?
– Лучше уж ко мне, в кабинет истории, – отозвался Петр Евгеньевич, – я его, по-моему, и не закрывал.
Вся компания направилась в кабинет к историку. Шли, в полной темноте, подсвечивая себе телефонами. Но Валентин Игоревич предложил использовать какой-нибудь один телефон. Для экономии. А то, кто знает, сколько им придется сидеть в школьном заточении.
– У меня, кажется, свечки в кабинете есть, – сказал Петр Евгеньевич, – Купил по просьбе бабы Нюси, да так и не донес до дома.
Зашли в кабинет, ребята и Волков расположились за партами. Тимыч, как самый крупногабаритный, аккуратно примостился на подоконнике. Заодно дернул на всякий случай раму, а потом ударил по стеклу. Результат оставался прежним – окно не открывалось, а от удара стекло звенело с металлическим дребезжанием.
Петр Евгеньевич порылся в шкафу и достал обычные хозяйственные свечи. Пять штук. У Веньки промелькнуло: «А насколько же хватит этих свечек?» Эта мысль ему показалось странной, ведь если рассуждать логически, в темноте им находиться всего-то часов восемь. В шесть часов уже рассветет. Но судя по тому, как развиваются события, логикой тут и не пахнет.
Петр Евгеньевич зажег свечку. Поставил ее на учительский стол. Стало как-то уютнее, что ли… Венька немного успокоился. Они ведь не одни, И Тимыч с ними, и учителя. Ничего страшного не случится. Правда, потеряют их. Баба Фрося переживать начнет. Да и дед тоже. Они хоть не держат его в ежовых рукавицах, но такого еще не было, чтобы ночь на дворе, а Венька домой не пришел. Бывало, конечно, что Веньке и на всю ночь приходилось сбегать. Но это тихо, без шума вылезти в окно, предварительно устроив в кровати свернутую из одеяла куклу…
И словно услышав Венькины мысли, Тимыч сказал:
– Ну, что, ноченьку скоротаем, а там, глядишь, и выпустят нас. А может, и раньше. Мальчишек хватились уже, искать будут. Если что, Лисициной обязательно сообщат, а она первым делом в школу пойдет.
– Выпустят, куда денутся, – нарочно бодрым голосом сказал Петр Евгеньевич. А мы пока посидим, да сказки порассказываем друг другу. Кто первый?
– Ну, Петр Евгеньевич, ты предложил, тебе и карты в руки. Тем более, говоришь, роман исторический пишешь. Вот и расскажи нам, о чем там речь ведется, – в тон ему ответил Валентин Игоревич.
– Могу и рассказать. Или лучше слово дать нашему уважаемому Тимофею Тимофеевичу? Как деревенскому старожилу и ветерану школьного образования.
– Про старожила, ты, Петр Евгеньевич правильно сказал, а вот на счет школьного образования загнул. Я ж всего на всего сторож.
– Не скажи, сторож иной раз поглавнее завуча будет, – со смешком заметил Волков, – Ладно, Тим Тимыч, приоткрой завесу истории своей родной деревни и школы.
Тимыч покряхтел немного, словно медведь, устроился по удобнее на подоконнике и начал неторопливый рассказ.
– Вообще-то, Языково не деревней надо называть, а селом, но как-то повелось в разговорах «а в нашей деревне», «к нам на деревню», ну и тому подобное. Сейчас-то и вовсе, не деревня, а считай, поселок городского типа. Домов больших понастроили. Магазины опять же. Ателье и то есть! Кафе, дом культуры, библиотека. Развитая инфраструктура, так это называется.
Но и раньше, деревня наша (я уж буду так называть, мне привычнее) богатая была. Дома справные, хозяйство крепкое. В Языково и бедняков-то не водилось. Сельский голова – мужик с головой был, – Тимыч посмеялся над своим каламбуром, и продолжил.
– А еще у нас в деревне жил граф. Эта школа, как раз в его доме разместилась. Сначала граф в городе жил, и в Языково лишь на лето приезжал. А потом что-то у них там в модных салонах, там, где знать вся собиралась, приключилось. То ли он кому-то что-то проспорил, и долг не хотел отдавать, то ли какая любовная трагедия, но закончилось все тем, что приехал граф и жил в Языково безвылазно. И никто к нему не ездил в гости. Кроме одного раза.
Случилось это аккурат, в конце октября, в последний день.
–В Хэллоуин? – отозвался молчавший до этого Алекс.
– Какой такой Хэллоуин? Праздник этот иностранный? Нет, у нас никогда его не то что не отмечали, но и слышать про него не слышали. Просто, случилось эта история 31 октября. А Хэллоуин, не Хэллоуин, не важно.
Приехала дама, вся в черном. Заперлись они с графом у него в кабинете, тихо сначала сидели. А потом шум да крик поднялся. И, как утверждает графский камердинер, хлопанье крыльев раздалось, словно большая стая птиц прилетела. Через некоторое время выскочил граф из кабинета, и бегом на улицу, как есть, в одной рубахе, а на улице холодно уже было, да дождь хлестал.
И прямиком до конюшни побежал. Из этой конюшни, как школу тут открыли, спортзал сделали. Сейчас они галереей соединены, а раньше это ни к чему было – до конюшни зачем коридор строить? Забежал в конюшню, и пропал.
– Как пропал? – ребята с удивлением смотрели на Тимыча, – совсем что ли исчез?
– Исчез. Не сразу его хватились. Как только выбежал, дверь кабинета на распашку оставил. Минут через пять заглянули осторожно в кабинет, а он пустой. Ну, ладно, граф убежал, а дама куда девалась? Ни живой, ни мертвой ее там не было.
В конюшню за графом тоже не сразу пошли. Как его побеспокоишь? Если не в духе, шкуру спустит. Но час прошел, его нет, два… Короче, к утру решились. Заглядывают в конюшню… А надо сказать из лошадей всего одна осталась, остальные он продал, чтобы с долгами рассчитаться. Так вот, заглядывают в конюшню, видят, лошадь его напугана, храпит, да глазами вращает. А больше никого в конюшне не оказалось.
Так и пропал граф, как сквозь землю провалился. С тех пор, никто его больше не видел.