Это. Было. Весело.
Нет. Весело – это ужинать под звездами, играть в игры с блефом, говорить до такой степени, что можно было раскрыть слишком много, сдерживаться только для того, чтобы выплеснуть все без сожаления. Веселье – это первый поцелуй под искусственным водопадом, за которым следует безумная гонка в спальню босыми мокрыми ногами.
Энджел опустила голову на руки. Бернадетт была права. Последнее, что ей было нужно, – это веселье. Ее веселая карьера в искусстве провалилась. Веселые отношения рухнули. Ради ее здравомыслия все веселье, которое она испытала прошлой ночью, должно было быть отложено в долгий ящик.
«Через несколько дней ты забудешь меня».
О, как бы ей хотелось, чтобы это было правдой!
Глава 5
Энджел исчезла. Сандро понял это еще сквозь сон.
Он вскочил, отшвырнул простыню, вскочил с кровати и отдернул плотные шторы, чтобы впустить немного света. Из спальни ему была видна пристань. Он увидел ее крошечную фигурку, бегущую босиком по причалу, туфли в руках, волосы на ветру.
Энджел, Ангел… Ангелок сбегает из рая. Плохой ангелок.
Он посмотрел, как паром исчезает вдали, и вздохнул. Это было к лучшему. Сандро был падок на красоту, и иногда она сбивала его с пути истинного. Сейчас он не мог позволить себе отвлекаться. У него было дело в Майами, неприятное дело, которое требовало хладнокровия.
И все же какой бы потрясающе красивой ни была Энджел, она не тратила его время впустую. Она доставила картину и сертификат подлинности, который не стоил той бумаги, на которой был напечатан.
Его удивило, что, несмотря на все свои проницательные наблюдения, она ничего не знала о характере своего поручения. Она не соединила точки между ним и художником Хуаном Давидом Валеро. За это Сандро любил ее еще больше.
Алессандро Давид Карденас был внуком Хуана Давида Валеро.
Судя по всему, Сандро был любимым внуком. После смерти деда Сандро унаследовал большую часть картин. Пожар уничтожил половину, и Алессандро поставил цель сохранить остальное. Он выкупил все, что смог найти на рынке, а это было не так уж много. Его дед не имел коммерческого успеха. И все же новые частички коллекции продолжали появляться.
Только когда один из друзей с гордостью представил оригинал Валеро, купленный во время рыбалки в Майами, Сандро начал подозревать, что эти новые картины – подделки.
Картина, изображающая гаванскую гавань в сумерках, имела все атрибуты работы его покойного деда – широкие мазки и приглушенную цветовую палитру, которую так красиво описала Энджел, – но в ней было что-то не то. Это было все, что он мог сказать.
У друга Сандро, кубинского адвоката из Нью-Джерси, были самые лучшие намерения. Он не хотел смущать парня, поэтому держал свои подозрения при себе. Он узнал название художественной галереи на Линкольн-Роуд, которая продала ему картину, и навел кое-какие справки.
Какую роль в этом сыграла Анджелина Луис, если эта роль вообще имела место? Никакую, решил он и закрыл дверь к любым сомнениям.
Сандро подошел к старому деревянному столу, который когда-то принадлежал его деду, открыл блокнот и нарисовал чернильной ручкой по памяти ее лицо.
Он выронил ручку, и воспоминания нахлынули на него. Он с самого начала считал ее красивой, но, как только она начала описывать работы его деда, от приглушенной цветовой палитры до эмоциональных оттенков, он обнаружил, что она завораживает.
Написанная по сценарию речь раздражала его. Он держал руки, которые смешивали эти краски, и не нуждался в нотациях. И все же он оценил то, как она продолжала представлять его деда как личность, а не просто подпись на холсте. Она искала нюансы и смысл в композиции, цветовой палитре и даже мазках кисти. Затем он напомнил себе, что то, что она так поэтично описывала, было, по всей вероятности, дешевой подделкой. Его реакция расстроила ее. Ему нравилось, что она так заботится о нем.
Она ему просто нравилась.
Несмотря на все ее благие намерения, Энджел ошибалась насчет его деда, которого она рисовала как романтическую фигуру, пораженную ностальгией – классическим недугом кубинского изгнанника. Хуан Давид, младший сын семьи Кастро, бежал с Кубы в 1970 году, оставив свою страну, семью и невесту, которую любил. Этого было достаточно, чтобы искалечить любого человека. Сандро потребовались годы, чтобы осознать более глубокую истину: его дед был совершенно подавлен. Старик чувствовал себя неудачником. Посвятив свою жизнь искусству, он никогда не зарабатывал на нем ни пенни. Вот почему Сандро был полон решимости помешать кому-либо эксплуатировать его работу после его смерти. Он будет защищать свое наследие, несмотря ни на что.
Сандро натянул шорты, схватил телефон и пошел на кухню пить кофе. Марица была там и уже налила ему чашку.
– Твоя подруга ушла.
– А! – сказал он. Так вот как ей это удалось! С помощью Марицы.
– Она очень милая девушка, очень красивая, очень вежливая.
В ее голосе прозвучал не такой уж и тонкий упрек.
– А я нехороший?
– Ты – голливудский плейбой.
Неужели она думает, что он вышвырнул из постели очень хорошенькую, очень вежливую девушку?
– Она бросила меня! Она ушла, пока я спал.
Марица сложила руки, словно в молитве.
– Я не говорю тебе, как жить дальше. Я только сказала, что она хорошая девушка.
– Кто такая милая девушка? Ты же не меня имеешь в виду. – В кухню вошла племянница Сандро, Сабина. – Что я пропустила? У дяди была девушка?
– Доброе утро, – сказал Сандро.
Марица налила Сабине кофе и незаметно вышла из кухни. У него было подозрение, что экономка не считает его племянницу «милой».
Сабина размешала сахар в кофе и повернулась к нему:
– А что это в гостиной?
– Что? – спросил Сандро.
Она убрала с лица прядь черных волос.
– Картина Валеро. Где ты ее взял?
Сабина была дочерью его сводного брата Эдди, но она все больше и больше походила на свою мать, которая трагически скончалась, когда девочке было двенадцать лет. Эдди снова женился и переехал в Тампу. Сабина не ладила со своей мачехой и всякий раз, когда бывала в Майами, оставалась на Фишер-Айленд. Она была неплохим блогером, чем и зарабатывала себе на жизнь.
Сандро поставил кружку.
– А зачем тебе это знать?
Сабина продолжила допрос:
– Зачем ты его купил? Каков твой план? Чтобы положить его вместе с остальными?
Остальные картины хранились на складе, за исключением нескольких в его лос-анджелесском доме.
– Тебя это беспокоит?
– Искусство должно быть выставлено на всеобщее обозрение, чтобы люди любили его и восхищались им, – сказала она. – Валеро не хотел бы, чтобы ты вот так хранил его работы.