Анжела улыбнулась и присела на край, недоумевая, когда же он успел все это приготовить. Самаэль на приглашение не откликнулся. Он стоял, не шевелясь, с холодной маской вместо лица.
– Ну, вот и все, – удовлетворенно сказал Дэймон, закончив с продуктами. Он сел рядом с Анжелой, закрыв ее крылом, – угощайся.
– Спасибо, – Анжела взяла сэндвич. – Значит, Самаэль это первый ангел Смерти?
– Да, – Самаэль так и не оторвался от дерева. На его лице не дрогнул ни единый мускул. – До меня Смерти не было.
– А сколько тебе лет? – Анжела догадывалась, что столько же, сколько и Дэймону.
– Я старше Аластэйра, если тебя интересует именно это. Когда были созданы люди меня просто «переквалифицировали». До этого я был одним из приближенных ангелов. И поэтому именно мне доверили такую сложную работу. Но я не оправдал доверия, и меня лишили чувств, – все это Самаэль произнес ровным голосом, в котором не было даже намека на сожаление или раскаяние.
– Тебе должно быть было очень грустно. Но, неужели, ты не чувствуешь абсолютно ничего? – Анжеле, как эмоциональной девушке, было крайне сложно это представить.
– Ничего. Ни радости, ни печали, ни сожалений, ни сомнений, – его слова прозвучали зловеще.
– На самом деле, для его работы это полезно, – встрял Дэймон, видя, что вот-вот повиснет гнетущая тишина, – но хватит об эмоциях. Лучше спроси у старины Сэмми, кого он повидал за все это время.
От того, что Дэймон назвал Самаэля «Сэмми» Анжела хихикнула. Самаэль же никак не отреагировал.
– Ну и кого же ты успел забрать? – покорно спросила Анжела, устраиваясь поудобнее, и беря в руки еще один сэндвич.
– Тебе всех по порядку? – фраза походила на шутку, хотя Самаэль оставался предельно серьезным и невозмутимым.
– Разумеется, нет, – Анжела рассмеялась. – Дэймон говорил, что теперь ты забираешь только избранных. Так было всегда? И если нет, то почему так стало?
– Так было не всегда. Сначала я просто исполнял работу. Брал всех, кого скажут. Я очень долго работал один, и в итоге перестал везде успевать. Людей стало слишком много. После того, как один мужчина прожил сто пятьдесят лет просто потому, что я не успевал его забрать, наверху решили дать мне помощников. Наше число росло вместе с количеством людей. Но чем больше людей ты забираешь, тем сильнее ты становишься.
– Сильнее? – Анжела удивилась.
Она не думала, что для такого труда нужна какая-то сила.
– Да. Когда я только спустился для новой работы, я был почти как ангел-Хранитель, разве что летал немного быстрее. Так и остальные ангелы Смерти. Создатель отбирает самых стойких своих детей, и лишая их чувств, спускает на Землю. Сначала они выполняют только легкую работу, и то с помощью вспомогательных предметов…
– Косы, что ли? – Анжела удивленно изогнула бровь.
Если бы такое сказал Дэймон – она бы решила, что это шутка, но Самаэль шутить не умел.
– Именно косы, – хихикая, влез Хэвенли. – Сначала это была просто трость. Но потом люди решили, что Смерть должна быть с косой. И в свои последние мгновения, вместо того, чтобы думать о главном и очищать душу, они задавали бессмысленные вопросы «Почему трость? А где коса?». Вскоре трость превратилась в косу и все снова пошло, как надо.
Несмотря на то, что разговор шел далеко не о смешных вещах, Анжела заулыбалась. «А где коса?» – пожалуй, она тоже задала бы этот вопрос.
– Аластэйр прав, – продолжил Самаэль все тем же холодным тоном, – сначала мы ходим с косой. Но после пары десятков душ мы набираем достаточную силу, и коса перестает быть нужной.
– И все-таки я не пойму. Каким образом вы набираете силу? – Анжела развела руками.
– От людей, которых мы забираем. Мы копим силу в крыльях, – просто сказал Самаэль.
За его спиной тут же, без всякого перехода, появились серые, трепещущие громады.
Анжела сощурилась, приглядевшись внимательнее. Крылья были дымчатые, прозрачные, и словно сотканные из тумана на концах. Они состояли из чего-то, по форме напоминающего перья.
Поднявшись с покрывала, Анжела сделала пару шагов вперед, тем не менее, стараясь не приближаться чересчур близко. То, что сначала показалось ей перьями, оказалось лицами.
Множество лиц, смазанных, но если приглядеться, то вполне различимых. Усталых, счастливых, испуганных, тревожных, печальных. Пожилых и совсем юных. Их было так много, что наслаиваясь друг на друга в головокружительном калейдоскопе, они преставали быть прозрачными.
– Не может быть! – ахнула Анжела.
Она стала вглядываться внимательнее, остановившись на одном конкретном «пере» из сотен прочих.
Будто заметив, что на него смотрят, лицо слегка увеличилось в размерах и стало чуть выпуклым, словно шар. Внутри этого шара с неимоверной скоростью проносились обрывки чьей-то жизни. Маленькая девочка… щенок с бантиком… свадьба… ребенок…
У Анжелы закружилась голова. Она оторвала взгляд и все исчезло. Снова было лишь множество лиц.
– Это все души? – спросила пораженная Анжела, вернувшись на место.
Издалека крылья казались вполне себе нормальными.
– Нет. Души попадают туда, куда им следует. Это отпечатки. Отпечатки чужих жизней. Я рассказывал тебе про то, что перед смертью человек видит всю свою жизнь, словно в кино. И это видение, сжатое в гармошку, отпечатком ложится на наши перья. Когда ангел Смерти впервые спускается на Землю его крылья чисты и белоснежны. Но с каждой забранной душой одно перо выпадает, а на его место отпечатывается чья-то жизнь. Это начинается с самых кончиков крыльев. С каждым новым отпечатком наша сила и скорость увеличиваются все больше и больше. Со временем мы перестаем нуждаться в средствах помощи, нам становиться достаточно одного касания. Чем больше опыт – тем легче и светлее смерть. Хотя иногда происходят осечки.
– Осечки? – разговор выходил мрачноватым, но любопытству Анжелы не было предела.
– Именно. Например, если ангел Смерти, не набравшись достаточно силы, берется за человека с большой тягой к жизни. Забрать его у ангела не получается, и человек впадает в кому. Дальше его судьбу решают уже наверху. Но такое случается не столь часто, – блеклый голос Самаэля шуршал, словно бумага.
– А есть ли ограничения по количеству душ?
– Ограничений нет. Когда перьев не остается, отпечатки жизней накладываются друг на друга. Со временем размер крыльев увеличивается. А вместе с этим увеличиваются скорость и сила. Сейчас меня видно в месте, где я сошел. Полагаю, что это не предел. Поэтому я и отошел от дел. Я спускаюсь в особо важных, либо в особо сложных случаях.
– А твои крылья? Они стали такими навсегда? – неуверенно спросила Анжела.
Слова про особо сложные случаи неприятно резанули ей ухо. Выходит, она тоже особо сложная. Сомнительная честь.
– Да. Ангелу, решившему стать Смертью, уже никогда не видать своих белоснежных крыльев. Ведь Смерть должна быть стремительной, словно ветер.
Анжелу удивило столь поэтичное сравнение. От Самаэля она такого не ожидала. Впрочем, несмотря на красоту слов, лицо его осталось холодным.
– И кто из тех, кого ты забрал, был самым запоминающемся?
– Я помню всех. Но если ты имеешь в виду людей, про которых ТЕБЕ было бы интересно услышать, то их не так много, – спокойно ответил Самаэль, – просто наверху свои взгляды на важность человека. И в последние несколько сотен лет я забираю либо таких, как бабушка миссис Браун, либо совсем тяжелые случаи.
– Что значит «совсем тяжелые»? – не поняла Анжела. – Или «сложные»? Разве человека так сложно лишить жизни?
– Некоторых да. Есть люди с крепким внутренним стержнем и сильной, но не всегда доброй душой. У кого-то слишком большая тяга к жизни. Кто-то натворил столько, что всеми способами пытается остаться здесь, ибо там ему будет гораздо хуже. В таких случаях зовут меня. Против меня нет ни защиты, ни оружия, доступного человеку, – просто ответил Самаэль.
– То есть я – сложный случай? – уточнила Анжела.
Дэймон, почувствовав ее напряжение, придвинулся ближе, непроизвольно закрывая ее своими крыльями.
– Не ты, а Аластэйр, – ответил Самаэль. – Ты вполне обычна.