Эссе и рассказы, победившие в международных и российских литературных конкурсах

После знакомства со Сростками, школой, музеями, появилось ощущение горьковатой печали от сознания, что потеря Шукшина, этакой глыбы таланта в сочетании с глубокой духовностью на самом деле куда значительнее, чем чувствуешь в обычной жизни. Свидетельства многогранности его дарований, собранные воедино, показывают, что пока здравствующий Шукшин ставил кинокартины, писал рассказы, отстаивал и доказывал свою жизненную правду, а читатели и зрители разбирались в своих восприятиях его книг и фильмов, то мужик попросту надорвался, угробило его людское равнодушие и неприятие.

Обратную дорогу домой я почти не заметила, она вся пробежала в раздумьях о Шукшине, его творчестве. Конечно, и это вне всяких сомнений, особенно мне близки его «Печки-лавочки» и «Калина красная», – истории деревенской, зековской, словом, человеческой жизни. Так сложилось, что одну треть своей жизни я прожила в алтайской деревне, а две других – на севере, в тайге, среди зон и бывших зеков, которым после окончания их сроков зачастую некуда податься, поэтому очень хорошо знакома с особенностью людских характеров как в «Печках-лавочках», так и в «Калине красной».

На первый взгляд «Печки-лавочки» и «Калина красная» – очень разные, но на самом деле это далеко не так, потому что они объединены размышлениями о жизни, о чести и человеческом достоинстве, о совести, благородстве, о взаимоотношениях людей, о деревне и городе, о свободе и воле, то есть подняты темы вечных ценностей. Они как две ступеньки одной лестницы, по которым Шукшин постепенно поднимался в своём творчестве. Я их даже не могу рассматривать по отдельности, а только в единстве или сравнении. Деревенские мужики Иван Расторгуев и Егор Прокудин также имеют много общего в своих характерах, они изначально генетически объединены любовью к родной стороне, собственными рассуждениями о жизни, могут приврать, далеко не простаки, имеют силу физическую и нравственную, порой столь глубоко ими запрятанную и хранимую, что и не сразу разглядишь.

Не могу отделаться от ощущения, что передо мной находятся сразу два Ивана Расторгуева. Первый Иван – деревенский, работящий, простой, весь как на ладони, он может выпить и прихвастнуть. А второй Иван – это философ, сложный, глубокий, думающий и понимающий, совестливый, любящий, переживающий за судьбу деревни, её настоящее и будущее. Ту же цельность и сложность характера, её не только видимую, но и запрятанную глубоко часть, имеет и Егор Прокудин. Вор-рецидивист с жёстким взглядом, не обладающий ни одним хорошим воспоминанием, поскольку даже в детстве уже знаком с настоящей нуждой, довольно часто открывается с иной стороны, и видится задушевным, думающим, сложным, со столь сильно упрятанными внутрь совестью души, сердечностью, а иногда и растерянностью перед судьбоносным решением. Его душа, как и у Ивана Расторгуева, тоже страдает, любит, мучается. Несмотря ни на что, всё же это два мужика, два крестьянина, которые могут плакать, смеяться, жить по своим принципам. Их главное различие в том, что Иван Расторгуев живёт собственной жизнью, как ему предназначено, а судьба Егора Прокудина дала искривление, как покалеченное молнией дерево в лесу, и тут уж ничего не поделаешь, приходится и дальше жить с искривлённым стволом. Я бы «Печки-лавочки» и «Калину красную» объединила под одной темой, назвала бы историями о совести человеческой души. Создавая их, Шукшин на десятилетия обогнал своё время, поэтому они актуальны и в нашу сложную пору, именно поэтому они были дискуссионными в момент создания, да даже и сейчас вызывают множество совершенно разных откликов, не порождая лишь одного – равнодушия. Творчество Шукшина нельзя рассматривать в сравнении с тем, к чему мы давно привыкли, к каким произведениям нас приучили, нельзя мерить его достижения привычными мерками современного искусства, поскольку он вырвался чрезмерно вперёд, куда нам ещё предстоит донести своё сознание.

Ивана Расторгуева и Егора Прокудина роднит и ответственное отношение к слову. Оба они не спустят обиду, оба не пропустят в свой адрес даже одного не понравившегося им слова. Оба понимают, что нечаянно оброненное слова может изменить жизнь, а то и может запросто отнять её. Оба пойдут ради высоких принципов на всё и до конца. Их также объединяет и мечта о лучшей жизни, тяга к празднику. Хотя понимают, что достигнуть праздника души совсем не просто.

Ивана Расторгуева на протяжении его киноистории все встречные и поперечные люди пытаются поучать, учить жизни. Но заметно и другое – его трудолюбие и силу кормильца, который кормит своим трудом не только семью, но и городской народ. И возникает зрительское сомнение – кто у кого должен учиться – ещё большой вопрос, и в общем-то порой становится совсем уж не смешно. Происходит столкновение действительного и должного, потому что появляется мысль, которая не отступает от Ивана, как его тень, она молча кричит, что к кормильцу народа относиться надо с большим уважением и почтением, и это одно из основных авторских пожеланий.

В алтайских деревнях жители могут лепить правду в глаза, когда их и не просят об этом, откровенны, чистосердечны. И Шукшину это качество удалось довольно ярко воплотить в «Печках-лавочках» и «Калине красной», как, впрочем, и в «Калине красной» – характеры зеков. Я встречала среди бывших зеков людей справедливых, сильных, со своеобразным кодексом чести, но видела порой и подлых, озлобившихся. И заслуга Шукшина также ещё и в том, что он один из первых обратил внимание на проблемы людей, вышедших на волю. Хотелось бы добавить к своим размышлениям для полного анализа «Калины красной», что на Алтае к предателям, к ворам-арестантам относятся совсем уж очень жёстко, может быть, это было одной из причин запоздалого возвращения Егора Прокудина на родину. Вряд ли столь сильный человек не понимал, что матери он мог принести только позор своим появлением. Его мучения, слёзы раскаяния, страдания – легко объяснимы именно с этой точки зрения. И последний штрих к анализу обеих картин. Просматривая фильмы Шукшина, замечаешь, что у него запечатлена в них своеобразная человеческая красота – автор стремится показать мозолистые руки, документально изобразить старость с её морщинами и слабостью, предпочитает снимать людей в работе, либо на отдыхе, но с песнями, коллективно, с праздничным застольем. Шукшин жил в народе, и остался в памяти тоже народным писателем, народным режиссёром и народным актёром.

Я не единственная, кто раньше отрицал, а теперь стремится постичь творческую природу Шукшина, возможно, людям сейчас нестерпимо хочется знать, а что же в сущности с нами со всеми в настоящее время происходит? Почему мир вокруг нас неизменно становится жестче и бездуховнее, почему наша жизнь наполняется завистью и злобой, почему исконные человеческие ценности стали измеряться лишь в денежном эквиваленте? Мы соскучились по чистоте и искренности, нам не хватает шукшинских откровений и раздумий, ведь он всю жизнь нес в душе прекрасный мир простого человека. «Я же люблю вас, гады!», – этими сокровенными словами отражал он от себя несправедливые нападки, когда ему было особенно тяжко и скверно. Может быть, именно потому, что нам теперь жить так худо, стали мы еще сильнее тянуться к истокам его творчества, чтобы начать жить по-другому, но как именно, мы еще не решили и достоверно пока не знаем. Но то, что хотим жить по-другому, это уж точно.

Фёдор Иванович Тютчев – мыслитель Мирозданья

Международный литературный тютчевский конкурс «Мыслящий тростник». Номинация «философское эссе». Шорт-лист. Август 2017г.

О Тютчеве написано так много, что, естественно, возникает вопрос, а можно ли ещё что-нибудь добавить в эту груду мнений? Думаю, что не только можно, но и нужно, поскольку у нас у каждого свой Тютчев. И не сомневаюсь, что к его творениям будут обращаться и через десятки и сотни лет, открывая новые грани и новые темы для исследования. Поскольку, на мой взгляд, к изучению Тютчева как мыслителя ещё по-настоящему и не приступали. Пронумеровали стихотворения подобно специальной комиссии, составляющей инвентарную опись, да прошлись весьма поверхностно, выражаясь простым языком, по ширине его публикаций. Но остались неисследованными бездонная глубина мыслей, смахивающая на природный животворящий источник, и неизмеримая вселенская высота, потому что Ф. И. Тютчев не только великий поэт, как его сплошь и рядом привыкли именовать, он – мыслитель Мироздания. Не философ, как принято утверждать, а именно мыслитель. И это разные понятия, если вдуматься. В современном понимании философом может быть и полуграмотный старичок из крохотной деревеньки, которая прилепилась к самому краю света. Лишь бы у него имелась «любовь к мудрости», якобы приходящая со старостью. Этого старичка можно очень легко себе представить: сидит в подшитых пимах на полуразвалившейся завалинке июльским вечером посреди повальной разрухи и философствует о крепости самогонки и соседской козе Катьке. Тютчев же был высокообразованным, грандиозным мыслителем, который на века обогнал своё время. Точнее, это человек вне времени и пространства. И вне общепринятых поведенческих основ. И его поэзия – высокохудожественное средство выражения мыслительной деятельности. Например, кто написал эти строки о России, поэт или мыслитель?

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Да. Исключительно мыслитель, который и сейчас современен. С мыслями великими и глубокими. Поскольку приведённое четверостишье – краткий вывод, итог огромной мыслительной деятельности, изложенной в поэтической форме. Вкупе с непостижимой концентрацией мысли – четверостишье включает в себя всего семнадцать слов, но которые вполне могут заменить толстенную книгу банальных рассуждений о судьбе России.

К сожалению, всё творчество Тютчева уже разделено на общепринятые аспекты, и выглядят как анализы на медицинском бланке: тема любви, тема природы, хаос, символика ночи. А наследие Тютчева невозможно изучить ни по темам, ни по периодизациям. Он особенный. Да. Именно особенный. Как раз по той причине, что Тютчев – мыслитель Мироздания. Чтобы было понятно моё отрицание ошибочных, но общепринятых конструкций, приведу классический пример с другим выдающимся писателем – Платоновым. Великое множество раз мне приходилось читать в уважаемых научных источниках, что Платонов писал о социализме. Это не совсем так, потому что Андрей Платонов – певец смерти. Он без малейшей брезгливости и тени страха напряженно вглядывался в процесс тления, в смерть, и она тоже притягивала к себе его внимание со страшной силой. В особенности Платонов рассматривал смерть в единении с жизнью и любовью, не подразделяя их на отдельные части. А тема социализма – канва, общий фон, не более того. Взять, к примеру, его «Котлован» – смерть, жизнь и любовь в абсолютном единстве: никому и в голову не придёт целовать в губы мёртвую женщину, вспоминая их прижизненный вкус, тем более писать об этом. Или сборник военных рассказов, где на каждой странице автор пишет о смерти, и гибнут не только люди, но умирает всё, к чему прикоснётся его перо, к примеру, степная былинка. Буквально каждая страница несёт платоновские мысли о смерти, то есть, именно то, что его по-настоящему волнует. Нечто подобное происходит и с Тютчевым. Любое его стихотворение – толчок мучительной мысли автора. Закончил обдумывать одну мысль, записал её в стихотворной форме, – перешёл к следующей. Но, в отличие от Платонова, у Тютчева – огромное разнообразие мыслей: о жизни, свободе, смерти, тревогах «мыслящего тростника», который «слабейшее из творений природы», – о его месте в Мироздании. И зачастую прекрасные живые и звуковые пейзажные зарисовки у Тютчева – это тоже проводники, фон и зацепка для развития его тревожной мысли о ропщущей душе «мыслящего тростника». Через природные образы – воплощение нескончаемой думы о слабом человеке, что выглядит своеобразной перекличкой с другим величайшим мыслителем Вселенной – Блезом Паскалем:

Невозмутимый строй во всём,

Созвучье полное в природе, —

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаём.

Откуда, как разлад возник?

И отчего же в общем хоре

Душа поёт не то, что море,

И ропщет мыслящий тростник?

Чтобы сориентироваться в творчестве Тютчева, нужно для начала уяснить, что, во-первых, он – мыслитель огромного вселенского масштаба. А, во-вторых, – Мироздание само его выбрало, наделило особыми талантами и дозволило черпать из общего источника мировой мудрости. И, в-третьих, Тютчев придал мысли живую красоту, художественность, смелый проникновенный лиризм, сжатую энергию, краткость и внутреннюю свободу.

Со школы помню, что Фёдора Ивановича Тютчева всякий раз именовали великим русским поэтом. Не спорю. Да, он великий русский поэт в том числе. И наверняка в анкетной графе на вопрос о национальности прописано – русский. Но так ли это по факту реального положения дела. Ведь и другие народы его тоже могут почитать как своего представителя, – к примеру, Тютчев общался, думал, писал письма, переводил на французском, как на родном языке. Он двадцать с лишком лет прожил в других государствах. Россию, безусловно, болезненно любил и выделял, справедливо полагая её мировым лидером. Но его мыслительная деятельность охватывала множество иных, скажем, общеевропейских проблем по роду… ну хотя бы профессиональной деятельности. И его разум занимали темы, касающиеся не только отдельной личности, определённой страны, какого-либо одного природного явления, – круг его интересов невероятно обширен – он мыслил глобальными категориями. А самого себя он называл «верным сыном» «матери-Земли». Чтобы понять мою мысль, нужно ответить на вопрос: а какая, к примеру, национальная принадлежность Юрия Гагарина? Ответ до чрезвычайности прост – тоже землянин. Искренне надеюсь, что через двести лет в учебниках истории не напишут, что Юрий Алексеевич Гагарин – великий русский космонавт. А Моцарт? В особо тяжёлые минуты слушаю Божественную музыку Моцарта. Не музыку представителя Венской музыкальной школы, не австрийскую музыку великого композитора, а Божественную музыку Моцарта. И мне думается, что Блез Паскаль. Моцарт, Гагарин и Тютчев – почётные граждане Мирозданья. Вселенная толково избрала нужных ей людей, чтобы именно через них реализовать грандиозные продвижения в другие эпохи.